Антонина Клименкова - Русалки — оборотни
Артур вернулся со словарем, натужно грохнул его на стол:
— Нет, ну надо же! Меня — дураком!.. Мало обозвали, так еще и выставить хотели, представляешь? Как вдруг все заорали, точно кошки ошпаренные: ой, чудище огнеглазое! Ой, чудище! И разбежались кто куда.
— Угу, — в который раз промычал Винченце.
— Да ты слышал ли? — воскликнул Артур и выхватил у того из-под носа пузырек.
Винченце только прицелился в узкое горлышко кончиком заточенного гусиного пера. Он так и оцепенел с поднятой рукой и побелевшими от ярости глазами.
— Я ее люблю, а она — вот! — сказал баронет. — И что мне теперь делать?
Винченце, выдохнув, медленно поднялся из-за стола и забрал из рук беспечного приятеля драгоценный флакон. Плотно завинтил крышечку и спрятал в карман за пазуху, у сердца.
— Ты это называешь любовью? — переспросил он, и Артур поежился от этого холодного голоса. — Ты что, правда собираешься жениться на этой ундине, кем бы она ни оказалась на самом деле? Ты хочешь прожить с ней всю жизнь, пройти весь путь рука в руке до самого гроба? Ты готов принять ее со всеми капризами, полюбить все недостатки? Вряд ли. Ты похож на ребенка, которому отказались дать понравившуюся игрушку.
Он вышел. Артур крикнул вдогонку закрывшейся двери:
— Теперь и ты меня будешь воспитывать? Вот вам шиш! Поздно, я уже взрослый! — и схватив из вазочки со стола яблоко, запустил им в крупную желтую бабочку, которая присела на голову Ньютону, чей гипсовый бюстик примостился на подоконнике среди цветочных горшков. Яблоко сочно хрустнуло о твердокаменный лоб, а бабочка, вспорхнув, вылетела в сад.
— Ну вот, теперь я конокрадка… — вздохнула про себя Глаша.
— Что? — не расслышал кузнец.
— Говорю, глухой ты совсем от своей наковальни сделался! — сказала она. — Вон, вся деревня по домам прячется от чудищ да оборотней, а ты будто и не слышал! Я видела, как ты давеча ночью в рощу ходил. Совсем не боишься? — и улыбнулась ласково, вроде как восхищенная его мужеством.
Она уже с четверть часа как могла заговаривала зубы — восхищалась, ужасалась, улыбалась. Все, лишь бы только Егор не заметил, как за спиной его коня уводят. Благо, жеребец был на редкость доверчив, точно теленок. Не заржал, не упирался, когда Феликс накинул на него уздечку, — только удивленно глаза карие распахнул и, перестав жевать, послушно пошел за ним.
— А чего мне бояться? — пробурчал Егор. — Бредни все это, сказки, чтоб сопливых младенцев пугать.
— Как же сказки? — подпустила наивности Глаша. — Вон у тети Дуси оборотни свинью загрызли. Так она их своими глазами видала — здоровые такие, мохнатые.
— У страха глаза велики, — отмахнулся кузнец, — обычные волки. Вот поймаем — сама померяешь. Хочешь, линейку дам?
— Уговорил! — засмеялась она. — Да только как же с чудищем краснорылым быть? Тоже примерещился — каждому по очереди?
— Кому, может, и примерещился, — угрюмо кивнул Егор. — Остальные от россказней перепугались — и за каждым кустом, поди, стали выглядывать. Всяко веселее, есть о чем хоть языки почесать.
— А тебе самому, Егор Кузьмич, ничего не мерещилось? — прищурилась Глаша. — Совсем-совсем?
Кузнец покраснел, засопел, отвел глаза.
— Ничего! — выдавил он. — Чай, не совсем дурак, чтоб в сказки верить…
В городе, в дверях церковной лавки, Феликс второпях едва не столкнулся с выходившим оттуда человеком.
— Простите! — извинился он, случайно толкнув плечом.
— Je te pardonne[66],— процедил мужчина сквозь зубы, смерив Феликса взглядом.
Тот удивленно обернулся, посмотрел ему вслед: мешковатый длиннополый темный плащ, тяжелые не летние сапоги, надвинутая на глаза шляпа. Еще один странный иностранец?..
— Ну и господин только что заходил! — не мог успокоиться приказчик в лавке. — Все серебро скупил махом! Я ему — да зачем вам столько крестиков? А он — крестников много, подарю, чтоб надолго запомнили! Ну бывает же!..
Покинув лавку, таинственный незнакомец пересек площадь и вошел в трактир. Сел за свободный стол — коих по дневному времени было предостаточно, — но шляпу снимать не торопился.
— Чего изволите? — подскочил к нему трактирщик.
— Эй, хозяин! Ик… Ты куда?! Я тебе еще не все рассказал! Ик… — крикнул ему вслед оставленный без внимания парень, едва видный из-за стены расставленных на столе бутылей.
— Скажи-ка мне, милейший, — произнес француз, и трактирщик напрягся, вытянул шею, стараясь правильно разобрать исковерканные акцентом, но вроде бы русские слова, — Я ищу своего друга. Он итальянец, молодой, хорошо одет. Не слыхал, не появлялся он в ваших местах? — И, покопавшись в кармане пыльного плаша, вытащил золотой медальон на цепочке и монету. Трактирщик монету взял, с интересом разглядел протянутую вещицу — более отделку каменьями, чем выписанный лаком на овале портрет, размером с крупную сливу.
— Нет, ваша милость, такого не видали-с, — вздохнул он, выпуская из рук медальон, выдернутый обратно за цепочку, — Хотя… Вы вон у того господина спросите. Он мне уж битый час на какого-то итальянца жалуется. Вдруг да ваш окажется. — И указал на бурчащего что-то неразборчивое за бутылками клиента.
Тот при ближайшем рассмотрении оказался Артуром Генриховичем фон Бреннхольцем, обиженным на жизнь и порядком захмелевшим. Новому собеседнику, подсевшему к нему за стол, баронет обрадовался чрезвычайно и будто старому приятелю немедленно принялся объяснять причину своих несчастий, изливать обиды на всех и вся. Освобожденный наконец от обязанностей слушать эти жалобы, трактирщик с облегчением их оставил и отправился по своим делам.
— Нет, ты понимаешь? — повиснув на плече незнакомца, принялся сбивчиво втолковывать Артур. — Я ее, ик, люблю! А она меня — нет!.. Все из-за него, из-за этого итальянского гада. Друг тоже называется. Она только его ждет не дождется, только его видеть хочет, понимаешь? Не меня!.. Конечно, он же красавец. Итальянец!.. Во, видишь — хорош же, подлец! Ну как ей в такого не влюбиться?! — вопрошал он горестно, тыча указательным пальцем в предложенную миниатюру. — Но я чем хуже? Нет, скажи, брат, чем я ей не приглянулся?.. Эх, не русалка она — кикимора!..
Через недолгое время, отобедав и за компанию изрядно выпив, незнакомец узнал достаточно.
В свою очередь рассказал, что он якобы старый знакомый маркиза. Но они-де поссорились, и Винченце уехал, прихватив с собой одну дорогую ему вещь. И он гнался за ним от Парижа до здешней столицы, но тому удалось снова сбежать. Вновь найти его след помогло только само небо…
— Он еще и вор! — возмутился баронет, ни капли не усомнясь в правдивости слов новообретенного приятеля. — Какого я гада в дом привел! На груди пригрел! Обманщик, вор, коварный соблазнитель!.. Я жажду мсти… гьфу, мести!
— Если вы согласны помочь мне, я помогу вам, — предложил француз.
Они не подозревали, что этот их разговор кто-то подслушает.
Приказчик в церковной лавке попался словоохотливый. Услыхав о Серафиме Степановиче, он сообщил, что в город настоятель их монастыря пожаловал — проездом в дальний скит уладить кое-какие дела. Остановился недалеко, в трактире напротив. Там сдают дешевые комнаты, а роскошь, как он сам говаривал, монахам не пристала. Феликс поблагодарил за известие.
А войдя в трактир, с порога заметил баронета, заливающего печаль. Не заметить его было сложно — громкое склонение на все лады имени Винченце не могло не привлечь его внимание. Но рядом был француз, и это насторожило Феликса. Так как он знал баронета, а тот его нет, он просто сел за соседний стол и заказал себе кружку холодного кваса. Но на всякий случай развернул широкий лист «Губернских ведомостей» полугодовой давности, оставленных на подоконнике для шлепанья мух…
— Что нос повесил? Acqua santa[67] кончилась — лавочку закрыли? — спросил Винченце.
Он поджидал Феликса у дороги, любуясь на закат, разлившийся малиново-сиреневыми полосами над золотистым простором поля, плюясь косточками от вишни, коей набил полную фуражку. Феликс спешился, дальше к мостику через речку они пошли шагом, втроем — он, итальянец и невеселый с непривычки рыжий конь. Винченце угостил вишней — первый взял горсть, второй покусился погрызть фуражку.
— Что так долго? — проворчал Винченце. — Пешком дойти быстрее. Ну привез свое миро?
— Привез, — кивнул Феликс.
— Литр, два? — продолжал допытываться итальянец.
— Столько хватит? — Феликс показал небольшую склянку.
— Негусто, — сказал Винченце, поглядев издалека, даже не притронувшись к ней. — Ну если постараться не проливать, должно хватить. Хотя подействует ли, не знаю… Кстати, по лесу теперь, друг мой, передвигайся осторожно. Я везде расставил ловушки — капканы, сети, волчьи ямы…
![Константин Снайгала - Морковка Семнадцатая [с иллюстрациями]](/uploads/posts/books/210324/210324.jpg)
