Александр Житинский - Хеопс и Нефертити
Но главное – по деньгам отчитались.
Я пошел к Карлу и доложил обстановку. Сказал, что слон получается чересчур модерновым. Карл прочитал список органов и задумался.
– Может быть, осилим слоновью семью? – вдруг загорелся он.
– На семью необходима хотя бы одна голова, – сказал я.
– Да-да, – сказал Карл. – Это вы точно подметили… Ничего! План мы выполнили, финансирование нам не закрыли. Навалимся все вместе на узкие места. Народ у нас молодой и горячий. Да, вот что я хотел спросить. Ходят слухи, что мы слона делаем, Тихон Леонидович. Откуда бы им взяться? Не утекает ли информация?
– Этого не может быть, – твердо сказал я.
– Ну-ну… – сказал Карл.
И надо же – в тот же вечер в гастрономе, когда я покупал зеленый горошек у своей соседки Лидии, она меня спросила:
– Ты это не для слона?
– Какого слона? – спросил я, холодея.
– Ну, какого вы мастерите.
Это она через весы меня спрашивает. А в очереди народ.
– Откуда ты знаешь? – прошипел я.
– Да все знают, – пожала плечами она.
И очередь охотно подтвердила: все знают – и даже больше меня. Знают, что слон необходим для нужд сельского хозяйства области. Он один заменяет трактор, автокран, картофелеуборочный комбайн, паровой каток и председателя колхоза.
Налицо была не только утечка информации, но и ее переработка.
Окончательно добила меня мама. Она сказала:
– Сын, мне не нравится ваша затея со слоном. Она может повлиять на отношения с африканскими странами.
– Почему? – спросил я.
– Вы нарушаете приоритет. У вас есть лицензия?
– Черт с ней, с лицензией! Кто сказал тебе про слона?
– Иван Петрович.
– А он откуда знает?
– Сын, сколько женщин у тебя в отделе? – спросила мама.
– Три…
– Этого вполне достаточно, – заявила мама. – Поверь мне.
«Значит, я полный болван», – подумал я. Целый месяц я координировал на десяти этажах нашего КБ, выкручивался и изворачивался, называл уши, глаза и ноги «изделиями», врал, что мне ничего не известно, а все уже знали. Все знали и смеялись надо мною. Особенно, вероятно, наши – Андрюша и Мыльников. Они до сих пор не верили в мою полную непричастность к собственному повышению.
Оставалось сделать вид, что ничего не случилось. И мы все в КБ продолжали делать такой вид, в то время как город вовсю говорил о слоне.
Мы знали – что мы делаем, но мы также знали, что знать нам этого не полагается.
Аветик Вартанович
Близилось начало сборки Нефертити, а я все не мог проникнуться величием идеи. Да что там величием! Я не понимал саму идею. Обывательские слухи относительно сельскохозяйственной направленности нашего слона были досужим вымыслом. У нас ведь чуть что – сельское хозяйство вспоминают. Я не принимал слухи всерьез.
Вдобавок меня мучило какое-то подспудное беспокойство. Какие-то моральные угрызения. Я не понимал их причины, но мысль о том, что мы бесцеремонно вторгаемся в область живого, угнетала меня. С одной стороны, я был приучен к всемогуществу человеческого гения, а с другой – интуитивно ощущал тайну жизни.
Какая там тайна! Мозг на интегральных схемах, питание организма происходит посредством преобразования химической энергии в электрическую, сердце-насос охлаждает слона. Да-да, в сосудах Нефертити должна была течь обыкновенная дистиллированная вода. Глаз был на фотоэлементах.
Ну, допустим, мы выполним задание министерства и сделаем слона, внешне не отличимого от настоящего. А дальше?..
После долгих раздумий философского характера я решил пойти к Папазяну. Я разыскал его домашний адрес, купил две бутылки армянского вина и субботним вечером отправился в гости.
Мне повезло. Папазян был дома.
Аветик Вартанович несколько постарел и обрюзг. С первого взгляда было ясно, что в его семейной жизни изменений не произошло. Он узнал меня сразу и без лишних слов пригласил в комнату.
Холостяцкое жилище Папазяна было увешано фотографиями зверей. Папазян уселся на тахту и оказался на фоне стены. Его большая голова потерялась среди зверей.
– Вот какой Тиша стал, совсем большой, – ласково бормотал Папазян, поглядывая на меня.
– Аветик Вартанович, у меня к вам серьезный разговор, – сразу начал я, доставая из портфеля вино. Аветик шумно вздохнул и отправился на кухню. Он принес кусок сыра и два стакана.
Я налил вино в стаканы, мы тепло чокнулись и выпили.
– Слушаю тебя, дорогой, – сказал Папазян.
– Я сейчас работаю в КБ у Монзиевского, – начал я. – Вы что-нибудь знаете о нашей организации?
Папазян испустил короткий стон. Его лицо стало скорбным.
Он почмокал губами, покачал головой и сказал:
– Лучше бы я не знал. Докатился Тиша, да? Так любил зверей, ай-яй-яй! Живого слона решил смастерить, какой молодец!
– Ага, значит, вы уже знаете? – сказал я с облегчением. Мне удалось избежать разглашения.
– Я знаю? – возмутился вдруг Папазян. – Куда бы вы без Папазяна? Но я Карлуше сразу сказал: «Ничего у тебя, дорогой, не выйдет. У Господа Бога вышло, да и то один раз…»
– Карлуша – это… – осторожно начал я, догадываясь.
– Ну Карл ваш, Карлуша, я же говорю…
– Аветик Вартанович, я же ничего не знаю! Ей-богу! Зачем, что, почему? Не понимаю… – заныл я.
Папазян отхлебнул вино и прикрыл глаза, прислушиваясь, как оно совершает легкий путь в организм.
– Карлуша… – медленно начал он, не открывая глаз, – хочет… Он хочет…
Тут раздался звонок в дверь. Папазян пошел открывать.
«Карл пришел», – почему-то мелькнуло у меня в голове.
И действительно это был Непредсказуемый, которого, таким образом, мне удалось предсказать впервые.
Он вошел в комнату по-свойски. Видимо, не раз здесь бывал. Из-под мышки у Карла торчала бутылка армянского коньяка «три звездочки», а в руках был пакет с яблоками. Мы с Карлом сделали вид, что встреча нас не удивила. Оказалось, что Монзиевский и Папазян – старые друзья, еще с войны.
Непредсказуемый уселся за стол и открыл коньяк.
– Понимаешь, Карлуша, это мой бывший ученик, – словно извиняясь, сказал Папазян.
– Я знаю, – сказал Карл. – Именно поэтому я сделал его начальником отдела. Так чего же хочет бывший ученик?
Я, как часто со мной бывает, потерял способность связно говорить и начал мямлить, как выражается моя мама.
– Да я… Со слоном, значит… Мне непонятно…
– Что именно? – спросил Карл.
– Вот-вот! – оживился Папазян. – Объясни, Карлуша, своему сотруднику. Я думал, у вас все знают, да?
– Что ты говоришь, Аветик? – с мягким укором сказал Карл. – Давайте выпьем за нашу Нефертити, которая будет лучшей и умнейшей слонихой в мире.
– Чучело, – буркнул Папазян.
– Ошибаешься, Аветик.
– Электронное чучело, – упрямо повторил Папазян.
– Ну, мы посмотрим. Ладно?.. За Нефертити!
Мы выпили за Нефертити, и Карл, встав из-за стола, принялся расхаживать по комнате, весело поглядывая на фотографии зверей. Затем он потер ладони одна о другую и начал говорить.
– Чем человек отличается от животного? – сказал Карл и посмотрел на носорога. – Разумом? Способностью трудиться? Способностью изготовлять орудия труда?.. Нет, нет и нет! Прежде всего – языком. Наличием второй сигнальной системы. Это раз… Передовая наука, – сказал он гордо, так что сразу стало понятно, кто ее олицетворяет, – передовая наука давно пришла к выводу о принципиальной неразличимости естественного и искусственного интеллекта. Это значит, что мы можем построить машину, не отличимую по интеллектуальным параметрам от человека или животного.
Карл сделал жест рукой, объединяющий зверей на стенах и нас с Папазяном.
– Следовательно, – продолжал он, снова наливая коньяк и возобновляя прогулку по комнате со стаканом в руке, – следовательно, пришла пора распространить вторую сигнальную систему на все живое. Мы не можем научить зверей и птиц говорить. Такие попытки были и закончились неудачей. Но мы можем создать искусственный организм, снабдить его человеческим языком и использовать в качестве переводчика между нами и животным миром. Говорящие птицы, рыбы, говорящие собаки и слоны – насколько они расширят наши возможности и объединят все живое на основе человеческого языка!
Карл сделал паузу, обвел нас взглядом и отхлебнул коньяк.
– Пятая колонна, – сказал Папазян. – Шпионы в животном мире.
– Я тебе удивляюсь, Аветик, – сказал Карл.
– Обман получается, – твердил Папазян.
– Поразительная узость мышления! – вскричал Карл. – Тебе не нравится торжество разума? Зачем ты цепляешься за идеалистические штучки? Разум настолько могуч, что может познать себя до конца и воспроизвести искусственно.
– Дорогой, ты понимаешь себя до конца?
– Что касается логики мышления – да! – заявил Карл. – Эмоции и желания мне не всегда понятны, но я стараюсь управлять ими. Или пренебрегаю.
Папазян с сомнением почмокал губами.
– Вам-то, надеюсь, это понятно, Тихон Леонидович? – спросил Карл.
