Оберон Ману - Апокалипсис every day (СИ)
— Меня вся Неметчина знает! — гордо ответил санитар Вася и обратился напрямую к немцу, повысив силу голоса вдвое, как обычно, (почему-то!) привыкли делать русские люди, общаясь с иностранцами. Видимо, априори воспринимая всех их как глухих. Скажешь такому на ухо погромче, он, поди, и поймёт…
— Хорошие, говорю, нервишки у тебя, немчура! Никак, в гестапо трудишься?
Из темноты на эту шутку ответило забористое двухголосое ржание.
Из всего произнесённого, обращённого прямо и непосредственно к нему, Фридрих понял только одно слово — «гестапо». Неизвестно, какие мысли и куда поскакали по извилинам его мозга при этом неожиданном повороте дел, но рот Фридриха самопроизвольно открылся и произнёс безо всякого участия хозяина:
— Nicht гестапо! Ich bin…
На этих словах внезапно пришло понимание, что эти русские по-немецки не понимают, и надо немедленно сказать что-то по-русски. Но из всех слов, которые ему удалось запомнить, пролистав немецко-русский туристический разговорник, вспомнилось только слово «спасибо», и ещё, почему-то, «водка». Получилось:
— Nicht гестапо! Ich bin… спасибо, водка!
— Эт-т чё это он? — недоумённо спросил себе за спину Вася.
— Да мы ему, когда жмуров закинули, соточку капнули. Даром, что немец, не погнушался! Поди, спасибо говорит.
— Можа, ещё хочет? — задумчиво пророкотал голос водителя.
— Знаю я, кто ещё хочет! — категорически ответил Вася. — Ладно, заноси мясо, так уж и быть, побалую вас, прохвостов, вскрою заветную заначку. Немец, всё-таки…
И махнул рукой, приглашая немца к себе, в морг.
13
Ряд длинных, обитых жестью столов, практически пустовал. Только на самом дальнем, у стены с дверью во внутренние помещения, стоял, как бюст самому себе, лицом к стене, торс перерезанного пополам то ли трамваем, то ли поездом мужчины. Его ноги, голые, в отличие от одетого в грязную красную рубашку торса, лежали друг на друге поодаль, на другом конце того же стола.
Осмотрев затащенные вручную (чтобы не возиться с носилками) и положенные каждый на отдельный стол (Россия — щедрая душа!) трупы, ночной повелитель морга, по-хозяйски приподнимая губы, осмотрел рты у всех троих усопших.
— Ага, — удовлетворённо сказал Вася. — Что, пассатижей не было?
— Да хер ли нам с его зубов прибыли? Наливай, чего уж там!
И оба труженика труповоза широко улыбнулись. В предвкушении.
Человек в бывшем белом халате хмыкнул и скрылся за дверью.
Пока он отсутствовал, Фридрих с любопытством, невесть откуда возникшим в его душе, осмотрел помещение морга.
Пол из чёрных и белых плиток кафеля, клетчатый, как флаг тамплиеров.
Стены, теперь потрескавшиеся, когда-то были покрашены белой эмалью.
Потолок осмотру не поддавался: свисавшие на проводах длинные белые корытца с заливающими всё пространство трупным синим светом лампами, иронично названными «лампами дневного света», спрятали потолок в густой непроницаемой тени. Казалось, что шевеление мрака наверху происходило от того, что там, головами вниз, висели сотни и сотни летучих мышей-вампиров…
Двери распахнулись (Фридрих вздрогнул) и ночной Вася торжественно вкатил в мертвецкую передвижную каталку для перевозки трупов. Жестяная, удобная для мытья поверхность была застелена бесплатно рассовываемой по почтовым ящикам газетой рекламных объявлений. Поверх бумаги имели место быть: литровая стеклянная банка с прозрачной жидкостью, нарезанный ломтиками чёрный хлеб, отдельной горкой колечки лука, отдельно, на подносе для инструментов патологоанатома, горка кильки слабо солёной. А также четыре разнокалиберные ёмкости: стакан гранёный, чашка чайная красная в белый горошек с ручкой, чашка синяя в белый горошек с отбитой ручкой и мензурка медицинская.
Тишину обиталища усопших нарушил резкий, громкий и странный звук. Это оба русских, одновременно, не сговариваясь, хлопнули в ладоши и теперь медленно потирали их друг о друга, в то время как по лицам их расплывались широкие счастливые улыбки.
— Сервис, бля, — скромно заметил Вася. — Как в лучших домах Лондóна и Парижа.
И быстренько разлил прозрачную жидкость из банки по индивидуальным ёмкостям. Немцу — в привычный уже ему гранёный стакан. Себе — в мензурку, в чашки — всем остальным. Русские взяли свои ёмкости в руки и лица их приобрели странно торжественное выражение.
Увидев, что все смотрят на него, Фридрих поступил по их примеру: поднял стакан на уровень подбородка… В нос ударил запах спиртного… Совсем уже дрогнув рукой, чтобы вернуть стакан на место и попытаться объяснить, что ему совсем не хочется, Фридрих вдруг стал свидетелем странного явления: воздух над передвижным ложем мёртвых внезапно сгустился, и ирландец из самолёта, появившийся перед Фридрихом по пояс, как разрезанный труп в углу, покачал перед собой пальцем, и, указав на банку, повторил своё распоряжение:
— Хочешь выжить в России — пей водку!
После чего немедленно растворился обратно. Но слова его, особенно прозвучавшие в этой обстановке, показались Фридриху знаком свыше. Поэтому, когда человек в бывшем белом халате качнул головой, произнёс знакомое слово «Прозит!» и русские тут же одновременно опрокинули в рот содержимое своих сосудов, немец, не мудрствуя лукаво, дисциплинированно последовал их примеру.
В этот раз, однако, ему налили не водку. И он застыл с открытым ртом и широко распахнутыми глазами, медленно затуманивавшимися от слёз недоумения.
— Что, забористое шильце?
Хохотнувший заводящимся дизелем водитель взял двумя пальцами кильку, выглядевшую в его лапах как девушка в руках Кинг-Конга, поднял голову, раскрыл рот и бережно опустил в него рыбку.
— Какое шило! — обиделся Вася. — Благородная медицина! И разбавлено с понятием — в самый раз для иностранца!
Фридрих старался не выделяться. Как все, он брал пальцами кильку и хлеб. Как все, вытирал пальцы и рот аккуратно нарванными кусочками газеты, исполняющими в этом мрачном застолье роль загробных салфеток. Вот только пить наравне со всеми эту убойную смесь он не мог. Впрочем, хозяева и не настаивали. Сами они заливали в себя огненную воду, точнее — разбавленный спирт, полными ёмкостями, без заметных следов какого-либо воздействия на своё поведение. Лица всех троих были по-прежнему серьёзными и сосредоточенными. Словно они не то делали какую-то работу, не то исполняли некий таинственный ритуал…
14
Когда выпивка и закуска ночного фуршета в морге подошли к концу, хозяин Вася, в последний раз вытерев рот и руки куском газеты, обратился к немцу:
— Ну, и чё нам с тобой дальше-то делать, мил человек?
Фридрих, осторожно опираясь руками на борт каталки покойников, понял, что речь идёт о его дальнейшей судьбе. Поэтому он совершил деяние, уже один раз изменившее сегодня его судьбу к лучшему. А именно: достал и раскрыл свой паспорт, и, повинуясь какому-то неведомому наитию, взял в другую руку адрес гостиницы «Центральная», в которой его ждал заранее забронированный номер.
— Делов-то! — воскликнул Вася. — Подкинешь гостя до Централки.
Водитель крякнул, почесал в затылке, но потом махнул рукой и, удовлетворённым взором окинув неожиданного спутника с ног до головы, указал головой на дверь:
— Ну чё, гражданин товарищ барин, помчались, что ли?
Фридрих кивнул, повесил на плечо сумку, взял в руки кейс и направился к выходу. И только подойдя вплотную к двери, отделявшей царство мёртвых от мира живых, обратил внимание на то, что с внутренней стороны двери на уровне глаз имелась странная надпись, более всего напоминавшая адрес в Интернете: WWW.SATANA.WORLD. Впрочем, в данный момент это его не заинтересовало.
Поездка до гостиницы заняла не так уж много времени, особенно принимая во внимание то, что водитель посадил немца рядом с собой, на переднее сиденье, после чего сказал, не заботясь о том, понимают его или нет:
— Ежели гаишники тормознут, покажешь паспорт и адрес. Не ссы, прорвёмся!
И они прорвались, точнее, их никто не останавливал.
Распрощавшись с попутчиками, Фридрих наконец-то вошёл в холл гостиницы «Центральная». Но тут его ожидал неприятный сюрприз. Забронированный на его имя номер был уже сдан другому постояльцу. И по букве закона совершенно справедливо: время на часах показывало далеко за полночь.
Выражение лица ночного дежурного гостиницы было столь же неприветливым и каменным, сколь лицо ночного Васи из морга — доброжелательно-насмешливым. Пользуясь тем, что в кровь его, заодно с чудовищным напитком, проникла немалая толика азиатского коварства, а также тем, что сотрудник гостиницы понимал немецкий язык, Фридрих потребовал жетоны для международных переговоров. Мотивируя своё желание тем, что ему нужно предупредить своих коллег ни в коем случае не связываться с гостиницей «Центральная» и всех остальных деловых людей страны о том же предупредить.
