Светлана Багдерина - Первый подвиг Елены Прекрасной, или Библиотечный обком действует
Из коридора потянул сквозняк, тревожно отдающий дымком и легким ароматом анисовой настойки. А вслед за запахами, тяжело и неспешно ступая, в библиотеку вошел истопник Граненыч. Его неподвижные глаза глядели прямо перед собой. На плече висела щетка на цепочке для прочистки вьюшек, в руках безвольно болталась большая тяжелая сумка – наверное, с какими-нибудь инструментами.
– Что ему здесь надо? – тревожно прошептала царица.
– Не знаю, – обеспокоенный Дионисий соскочил с табуреточки, на цыпочках подошел к самой двери и остановился на дерюжке в прихожей. – Может, ему приказали тут что-нибудь сделать? Взять? Почистить? Печи ведь здесь нет!..
Скованными деревянными движениями, в несколько приемов, Митроха развернулся к двери и медленно прикрыл ее. Он осторожно и постепенно, как плохо смазанный механизм, повернул голову направо, налево, убедился, что кроме него здесь никого нет, и…
На первый взгляд, ничего не изменилось, но незаметно произошло чудо.
Глаза его из мертвых превратились в осоловелые, а неестественные движения дерева, которое учат ходить, стали разболтанными, раскоординированными движениями человека, который выпил на одну рюмку анисовой настойки больше, чем следовало.
Или чарку.
А может, бокал.
Хотя, не исключено, что и стакан.
Не удерживаясь более от естественного в его положении пошатывания, Граненыч шумно вздохнул, как будто только что избегнул страшной опасности и торопливо, зигзагами, как водный мотоцикл под обстрелом, направился к дальним стеллажам.
Елену от его вздоха замутило.
– Что с тобой, царица? – быстро обернулся Дионисий. – Тебе нехорошо?
– Ф-фу… – попятилась та в направлении своей комнатки, размахивая ладонью под сморщившимся непроизвольно носом. – Напился-то!.. Напился!.. Вот, правду говорят – горбатого могила исправит! Сейчас, при новом-то хозяине, что угодно, видно, можно делать. Никто слова не скажет на его пьянство на рабочем месте. Какая досада, что я не успела приказать его рассчитать вчера!.. Меня сейчас стошнит!..
И тонкая фанерная дверь поспешно захлопнулась за Еленой.
– Царица, царица, тебе чего-нибудь нужно? – заботливо кинулся вслед за ней Дионисий, но услышал из-за двери лишь нечто невнятное, похожее на «помойное ведро».
Но, наверное, ему просто послышалось.
Когда библиотечный снова вернулся к порогу, чтобы понаблюдать за вторгнувшимся в его владения незваным гостем, тот уже стоял у входной двери и прятал в сумку книгу. Навалив сверху нее нечто позвякивающее и побрякивающее, он выпрямился, покачнувшись, собрался с духом,[5] осторожно отворил дверь и высунул голову в коридор.
Каковы бы ни были результаты осмотра местности, они, по-видимому, истопника устроили, потому что он размашисто, со второй попытки, подхватил сумку за обвисшую длинную ручку и с гибким пьяным проворством выскользнул наружу. Дверь за ним тихо закрылась.
Когда Дионисий приоткрыл дверь и осторожно заглянул в комнатку, отведенную им царице, та сидела на низкой кровати, бледная, с измученным видом и страдальческим взглядом, и зажимала рот рукой.
– Всё в порядке, он ушел, – сообщил библиотечный.
– Наконец-то, – с облегчением вздохнув, произнесла Елена. – Что ему тут было надо?
– Он взял книгу.
– Книгу? – забыв про тошноту, нахмурилась царица. – Какую книгу?
– Я могу узнать – я помню их все наперечет. Сейчас я схожу и взгляну…
– Но зачем заколдованному книга? Ему приказали?
– Заколдованному? – не понял библиотечный. – Но он не был похож на заколдованного. На пьяного – да. На заколдованного – нет. Я готов поставить на это все свои владения!
– Но разве ты десять минут назад не говорил мне, что Чернослов заколдовал всех моих слуг? – недоуменно уточнила Елена.
– Всех? – захлопал длинными пушистыми ресницами Дионисий. – Да, говорил… Пока я не увидел его, я был уверен, что всех! Когда я обходил дворец, я не встретил ни одного человека, не считая его солдат, в здравом уме и твердой памяти! Но теперь, когда ты обратила на этот факт мое внимание, Елена, я и сам начал различать в этом некую аномалию. Это как-то странно… Таинственно, я бы даже сказал… Но у меня есть идея. Я могу пройти к Граненычу в его комнатку в пристрое у дровяника и посмотреть, правда ли это, или мне всего лишь померещилось.
– Погоди, – прервала его мысли вслух царица, положив ему на плечо свою смуглую гибкую руку. – Извини, что я тебя прерываю, но, кажется, я тоже обнаружила кое-что странное и таинственное.
– Что?
– Если я не ошибаюсь, ты десять минут назад говорил, что не можешь покинуть своей библиотеки, что ты привязан к ней, как коза к колышку…
– Как собака к будке, – поправил Дионисий.
– Да, и как собака тоже, – быстро согласилась она. – Но ты же только что мне в мрачнейших красках описывал, какие беды принесло нашествие колдуна и его войска Лукоморску! Как ты это все мог знать, если…
– Ах, это… – библиотечный понял и вопрос, и недоверие еще до того, как они сорвались с губ царицы. – Я не вводил тебя в заблуждение – я действительно не могу покинуть стены моей библиотеки. Для меня это весь мир. Дальше – царство домовых, а они народ незатейливый, кондовый, и меня… не то что недолюбливают… Скорее, не понимают. И в своих владениях не приветствуют. Но если из моего царства ушла книга, то я могу последовать за ней, куда угодно. Но не покидая дворца. Всему есть свои пределы. А за долгие годы, как бы это не сердило, не раздражало и не доводило меня неоднократно до нервного срыва – кому здесь есть дело до маленького, незаметного Дионисия! – из библиотеки было взято и оставлено навеки валяться где попало немало книг.
– Да, я видела их, – слегка недоуменно подтвердила Елена, – но я бы не сказала, что они именно валялись. Они аккуратно стояли на полках и в шкафах, и…
– Если они не у меня, они ВАЛЯЮТСЯ, – не терпящим возражений тоном отрезал библиотечный. – Книга должна находиться там, где ей предназначено находиться природой – в библиотеке. Конечно, я допускаю, что ее иногда забирают, чтобы читать, от этого никуда не деться, но если она не возвращается через две недели… Скорее всего, она не вернется больше никогда. Я вывел этот закон из собственного печального опыта.
– Извини, что снова перебиваю, – с тенью полунамека-полуупрека проговорила царица, – но, кажется, мы говорили о Граненыче. Разве тебя не беспокоит, что ИСТОПНИК взял КНИГУ?
– Кхм… Да… Прости меня, Елена, великодушно – я был неправ как сто левых ботинков… Мне стыдно… я разгорячился… Больная тема, царица Елена, больная тема для каждого библиотечного… Но, возвращаясь к Граненычу, – я не вижу причин для беспокойства. Он, пока никто не видит, постоянно берет книги. И всегда их возвращает через две недели. Поэтому…
– Он берет книги и возвращает?!.. Но зачем тогда он их?!..
Завсегдатаи библиотеки, безусловно, знали, что истопник Митроха потаскивает книги из обширнейшей царской коллекции сочинений стратегов и тактиков всех времен и народов, которую никто и никогда даже не пролистывал и вряд ли соберется. Но никто и под страхом долгой и мучительной смерти не догадался бы, что он с ними делает.
А он их читал.
Читал долгими зимними вечерами и короткими летними ночами, читал, аккуратно поплевывая на палец и бережно переворачивая страницы, читал, делая пометки на листах пергамента, специально купленного для этого на свое невеликое жалованье, и проговаривая вслух наиболее понравившиеся мысли. Читал, рисуя на пыльной столешнице схемы и планы, перечеркивал их, сдувая пыль с места на место, пока снова не ложилась она идеально ровным слоем, и тогда перерисовывал эти загадочные диаграммы вновь, уже по-другому, по-своему, удовлетворенно кивая и прихлебывая из заветной чекушки…
Неизвестно, как отнеслись бы к этому сами полководцы и флотоводцы – авторы этих трудов, узнай они, что их единственный читатель и почитатель в Лукоморске зарабатывает на жизнь топкой печей и не просыхает большую часть этой самой жизни, но факт оставался фактом.
Под носом у генералов царя Симеона, а потом и Василия, пропадал величайший гений военного дела современности.
* * *…Набранная из жителей близлежащей слободы артель землекопов, покачивая головами и прицокивая языками, как будто даже несколько кругов по размеченной территории не могли заставить их поверить собственным глазам, окружила капрала Надыся.
– Такую большую яму? И такой глубины? И за два дня? – изумленно вытаращивая глаза с началом каждой фразы, как бы подчеркивая невероятность того, что только что услышал и теперь должен повторить, проговорил назначенный самовыдвижением артельщик, шорник в свободное от копки ям время, наваливаясь на выданный ему шанцевый инструмент лопату.
– Да, а что? – непонимающе уставился на них капрал.
– Да ты что, боярин, это ж работы на неделю!..
