Евгений Лукин - Портрет кудесника в юности
— Я м-могу ещё слазать… посмотреть… — в избытке чувств предложил он, пряча нажитое лёгким, хотя и праведным трудом. — Вдруг не то!
— Или не то… — процедил Глеб, — или наколол он меня, что клад на аршин в землю уйдёт…
О сладостное осознание превосходства! Аркадий приосанился.
— Ну а чего бы вы ожидали? — мягко, но свысока пристыдил он. — Какой-то, простите, колдун…
— Ничего себе «какой-то»! — оскорбился Глеб. — К нему вон роботов на консультацию носят… Во фишка будет, если и с головами наколол! — с кривоватой усмешкой заключил он. — И не проверишь ведь… Нычка-то уже вынута!
При упоминании о головах Аркадия метнуло в противоположную крайность: мигом вспомнилась вся глубина унижения, пережитого на дне котлованчика, — и горло перехватило от злости.
— А если бы я не вернулся? — скрипуче спросил он.
— А куда бы ты из ямы делся? — не понял Глеб.
И Аркадий сорвался вновь.
— Только не пытайтесь меня убедить, будто сами не верите, что Дурман-бугор заклят! — в тихом бешенстве заговорил он. — На тридцать три головы! Молодецких, самолучших… Мне об этом Андрон сказал!
— Всяко бывает… — уклончиво отозвался Глеб, явно прикидывая, развинтить цилиндр самому или пусть колдун развинчивает. — Может и заклят… Это, знаешь, как с тремя законами роботехники…
— Да не можете вы в это не верить!.. — плачуще выкрикнул Аркадий. — Что ж вы меня, на всякий случай туда посылали?
— Ну а вдруг!
Залуженцев обомлел. С таким цинизмом ему ещё сталкиваться не приходилось ни разу.
— И вы… — пролепетал он. — Вы вот так, спокойно… могли…
Глеб с недоумением взглянул на невменяемого подельника — и сообразил наконец, о чём идёт речь.
— Слышь, ты! — изумлённо оборвал он. — Самолучший! Ты когда последний раз в зеркало смотрелся? Клады-то не от лохов, а от крутых заклинают! Тоже мне, молодец выискался…
И пока Аркадий Залуженцев моргал, столбенея от новой обиды, Глеб Портнягин решительно развинтил цилиндр. Внутри оказалась вторая половинка листа, на которой печатными буквами было выведено одно-единственное слово: «Годен».
— Вот же падла старая! — с искренним восхищением выдохнул Глеб.
Снова сунул записку в цилиндр и, свинтив, непочтительно кинул его в просторный, как монгольфьер, рюкзак.
Астральная история
Ментал, астрал и… забыл.
Борис ЗавгороднийУтро последней субботы каждого месяца старый колдун Ефрем Нехорошев встречал в неизменно дурном настроении, а с обеда, по обыкновению, уходил в запой. Колдуны вообще не любят работать за спасибо, и не потому что жадные. Просто заклинания даром не действуют — хоть копеечку, а заплати. Однако с властями тоже не поспоришь: согласно закону о благотворительности, четыре часа в пользу неимущих велено отдавать безвозмездно.
— Много их там? — недружелюбно осведомился Ефрем, усаживаясь на выкаченную в середину комнаты замшелую плаху. Можно было, конечно, обойтись и простой табуреткой, но плаха производила на ходоков очень сильное впечатление. По легенде, на ней четвертовали когда-то известного баклужинского звездомола и суеплёта Рафлю, стрелявшего из пищали по чудотворному образу. — Ну-ка, глянь поди…
Тот, к кому обращались, рослый плечистый юноша с лицом, дышавшим суровой уголовной красотой, приоткрыл дверь и выглянул в прихожую.
— Как всегда, — сухо известил он. — Битком.
Звали юношу Глеб Портнягин. Месяц назад старый чародей приметил его на проспекте, где тот продавал астральные мечи, точнее — рукоятки от них, поскольку само-то лезвие хрен увидишь и хрен ощупаешь. Вместо сертификата юный прощелыга нагло предъявил справку о досрочном освобождении, но, узнав, что перед ним сам Ефрем Нехорошев, оробел, исполнился уважения, а через пару дней пришёл проситься в ученики.
— Битком — это плохо… — вздохнул колдун. — Ну ладно, запускай по одному.
Первый ходок нисколько не походил на неимущего.
— Мне тут типа акции хотели впарить… — начал было он.
— Читать умеешь? — холодно прервал его Ефрем.
— Не по-нял…
— Ну, выйди прочти, что на двери написано…
Тот заморгал, но подчинился.
— «Деловых, политических и мелкобытовых вопросов не задавать…» — с запинкой доложил он, вернувшись. — А какие ж тогда задавать?
— О высоком о чём-нибудь… о вечном…
При мысли о вечном посетителя прошибла такая оторопь, что надбровья наехали на глаза, а нижняя губа отвисла самым кретиническим образом. Казалось, лицо его проваливается в глубь веков: неандерталец — питекантроп — австралопитек… Нечеловеческим усилием он заставил себя встряхнуться, вновь обретя более или менее современные черты.
— А-а… типа подумать можно?
— Это запросто… Только за дверью. Следующий!
Следующий, пожалуй, был и впрямь неимущ: дикорастущая борода, сандалии на босу немыту ногу, жёваные брючата, неглаженая рубаха навыпуск. Жена ушла, с работы выгнали, пенсии не предвидится. Малый джентльменский набор.
— Будет ли разгадана тайна этрусской письменности? — с трепетом осведомился он.
— Нет.
Поражённый категоричностью ответа ходок вздернул всклокоченную бороду и недоверчиво воззрился на кудесника.
— Не было у них письменности, — вынужден был пояснить тот. — Стыдились они этого, стеснялись… Народы-то вокруг грамотные, культурные! Ну вот и писали твои этруски белиберду всякую греческими буквами: дескать, тоже, мол, не лыком шиты… Ещё вопросы есть?.. Давай следующего, Глеб…
И пока рослый ученик чародея, придерживая за плечи, выпроваживал ошарашенного любителя криптоистории, сам чародей с тоской покосился в угол, где под связками сохнущих дурманных трав таился початый ящик водки.
— Я насчёт Тунгусского метеорита… — испуганно предупредил розоволикий лысеющий блондинчик.
— Понято, — кивнул Ефрем. — Значит, так… В латиноамериканской пустыне Наска выложены из камней рисунки… причём такие огромные, что смотреть нужно с самолета… или, скажем, с орбиты…
— Простите, а при чём тут…
— Ты не перебивай, ты слушай… Рисунки эти на самом деле мишени. Тунгусский метеорит — промах. Сейчас перезаряжают… Следующий!
Тут в прихожей случилась некая суматоха, давка, толкотня — и дверь распахнулась, явив в проеме того самого посетителя, которому типа хотели акции впарить. Надумал, значит…
— В чём смысл жизни? — выпалил он с порога.
— Чьей?
— Моей!
— Отсутствует. Следующий…
* * *В установленные законом четыре часа, конечно же, не уложились. Заветных вопросов у населения за месяц накопилось с избытком.
— Всё, что ли? — обессиленно спросил Ефрем. — Глянь, никого больше не осталось?
В распахнутую настежь форточку дышал горячим ртом баклужинский июль. Лопасти напольного вентилятора секли воздух с сабельным свистом. Мотор у вентилятора сгорел года два назад, шнур был вырван под корень, так что теперь устройство приводилось в действие зациклившимся барабашкой. Или, как ещё принято говорить, вечным двигателем первого рода.
Услышав, что ходоки закончились, старый колдун кряхтя поднялся с плахи и пересел на стоящий у стола табурет.
— Да ладно тебе! — сказал он с досадой Глебу, тут же повалившему исторический древесный обрубок с целью откатить его на место. — Водки лучше налей…
Сделав вид, что не расслышал, юноша доставил плаху в дальний угол, где снова воздвиг её на попа.
— Оглох? — Кудесник повысил голос.
— Может, не надо, а, Ефрем? — отважился ученик.
Старый колдун Ефрем Нехорошев нахохлился, засопел.
— «Не надо…» — ворчливо передразнил он. — А как иначе-то? Думаешь, легко всё ведать? Вот погоди, узнаешь с моё — тоже запьёшь…
Бормоча что-то камерное, юноша в сердцах смел пучки нечай-травы на пол и переставил початый ящик к ногам учителя. Колдун извлёк бутылку, подбросил на ладошке, звучно её, родимую, чмокнул и со стуком поставил перед собой.
— Кто-то меня сегодня обещал в астрал взять… — тихонько напомнил Глеб.
— Оно тебе интересно? — со скукой осведомился чародей.
— А то!
— Это поначалу, — утешил колдун, протягивая руку к зелью. — Надоест еще…
Необходимо было что-то предпринять. Если свинтит первую пробку — потом уже не остановишь.
— Ефрем, — помявшись, решился Глеб. — А ведь тебя никто за язык не тянул…
Готовая сомкнуться на горлышке пятерня застыла и медленно опустилась на стол. Кудесник изумлённо обернулся к своему досрочно освобождённому ученичку, но, встретив непреклонный, исполненный правоты взгляд, расстроился и обмяк.
— Ну не падла ли ты после этого?.. — вопросил он плаксиво.
— Нет, — жёстко отвечал ему Глеб Портнягин. — Не падла. Взялся учить — учи.
