Татьяна Коростышевская - Леди Сирин Энского уезда
— Вставай уже, недоразумение, — прокричала Жанка с кухни. — Мне через двадцать минут на работу выходить.
— Сейчас! — Я вскочила и покорно отправилась на голос.
Вина за вчерашнее безобразие мучила меня до сих пор.
Подруга бросила на тарелку кусок подгоревшей яичницы и присела напротив.
— Вот объясни мне, Кузнецова, чем ты вообще думала?
— Мне очень стыдно, — покаялась я с набитым ртом. — Особенно перед твоим Эдуардом.
— Ты мне всю личную жизнь разрушила!
— Виновата.
— Ты…
— Исправлюсь.
— Да я…
— Отслужу.
Жанка зашипела. Я, припомнив, как гоняла по гостиничному номеру ни в чем не повинного физрука, почувствовала слабость.
— Ты мне позвонить не могла?
— Я звонила, ты не брала трубку.
— Правильно, потому что я телефон отключила, чтобы нам не мешал никто.
— Я думала, ты в опасности.
— Да это Эдик, задохлик, в опасности был, а не я.
Жанка прикусила губу и замолчала. Я отхлебнула кофе и вопросительно заглянула ей в лицо.
— Ты же не из-за меня из отеля ушла? Правда? Что там у вас случилось?
— Пока он в ванной был, я заглянула в его паспорт.
— Арбузова, ты рылась в карманах у постороннего человека?
— Ну, еще пара минут, и мы были бы не такими уж посторонними… — Жанка громко, с чувством, разревелась. — Короче, Дашка, он женат.
Па-бам! Узы Гименея, пожалуй, единственное, что могло остановить мою подругу на пути к счастью. Я достала упаковку салфеток. Когда кто-нибудь начинает себя жалеть, недостаток носовых платков ощущается особенно остро.
— Он мне сразу не понравился, — разыграла я утешительную карту. — И ноги у него кривые.
— Да? — всхлипнула Жанка. — И что еще ты успела рассмотреть?
— Да практически все, — пожала я плечами. — Он же от меня полотенцем отмахивался, ну тем, в которое завернулся, выходя из душа. Так что тайн у Эдварда для меня теперь нет. К сожалению.
Арбузова с чувством высморкалась и поднялась из-за стола.
— Твоей вины это все равно не умаляет.
— Не спорю.
— Я на работу. А ты на вечер культурную программу распланируй, горе заливать буду.
— У меня дела, — проблеяла я. — В полночь в «Ирии». Я еще попросила Сережу со мной сходить.
— Встреча одноклассников отменяется. Ты, в конце концов, кому жизнь поломала, мне или Сереже? Отведешь меня в клуб, пообщаешься с маньяком… Кстати, мне говорили, там такие коктейли делают — закачаешься! И родителям моим позвонить не забудь, скажешь, я опять у тебя ночевать останусь.
Ну и что я могла на это возразить?
Закрыв дверь за надеждой отечественной педагогики, я убрала со стола, помыла посуду, немножко помечтала, глядя в окно.
В психологии существует такой термин: прокрастинация — откладывание какого-либо дела «на потом», приводящее впоследствии к тяжелым психологическим эффектам. В этом занятии я достигла невиданных высот. Но дальше тянуть просто не могла. Ведь в чем отличие прокрастинации от лени? В случае лени объект не хочет чем-то заниматься и беспокойства по этому поводу не испытывает, он отдыхает, восстанавливая свою энергию. Прокрастинируя, думая о том, что вот-вот наступит идеальное время для исполнения планов, объект энергию теряет.
Я решила побыть для разнообразия лентяйкой — сделать быстро, чтобы потом со спокойной душой отдохнуть, и сделать хорошо, чтобы не пришлось переделывать. Прекрасный лентяйский девиз, между прочим, получился.
Поэтому я глубоко вздохнула и достала из сумки ту самую вещь, к которой мне не хотелось прикасаться, — чужой мобильный телефон. Экран едва заметно светился. «Включи меня!» — проступили нечеткие буквы. Я нажала на кнопку, подушечку указательного пальца кольнуло. Я охнула и отдернула руку. Капелька крови упала на аппарат. «Дашка — дура». Новая надпись была ярче и заканчивалась смайликом.
— Сам такой, — обиженно сказала я и полезла в шкаф в поисках отвертки.
Экран мстительно погас. Ну ничего — вот найду свой ящик с инструментами, посмотрим, кто из нас дура.
В шкафу был дикий бардак. Ничего полезного на глаза не попадалось, поэтому я разобрала весь хлам, отсортировала вещи, которые пора было выбросить, вытерла пыль с мебели, полила цветы, сменила постельное белье, пропылесосила диван. Пронзительный звонок стационарного телефона оторвал меня от полировки столового серебра, коробку с которым я обнаружила за картонной папкой с квитанциями полувековой давности.
— Ты там квартиру прибери, — приказала Жанка, перекрикивая фоновый гвалт большой перемены. — Парикмахерша в пять придет, я договорилась.
— Зачем?
— Затем, — доходчиво объяснила подруга. — У меня сейчас еще один урок, потом я по магазинам пробегусь и сразу к тебе. Кстати, твое черное платье еще живо? Ну то, с пайетками.
— Да, — обреченно пискнула я, догадываясь, что от внеплановой чистки перышек, как и от последующей оплаты этих удовольствий, мне не отвертеться.
Склеивать разбитую личную жизнь Жанины Арбузовой было делом не только энергозатратным, но и недешевым.
— Я его сегодня надену.
— Да оно на тебя короткое!
— Значит, будет мини. — Подруга была непреклонна.
— А как же я?
— Ну ты сравнила, Кузнецова! У меня — поиск объекта для высоких романтических отношений, а у тебя всего-навсего — встреча с гипотетическим психопатом. И кто из нас сегодня должен лучше выглядеть? Или ты надеешься, что тебя для криминальной хроники снимут? Так ты все равно на фотографиях плохо получаешься.
Я зарычала. Почему в мою маньячную историю никто не верит? Ни Жанка, ни Сережа со Стасиком, ни менеджер отеля — Лиза, которая вчера похлопывала меня по плечу и настойчиво совала визитку известного энского психиатра Куролесова? Ну сглупила я один раз, набросилась с монтировкой на несостоявшегося героя-любовника. С кем не бывает? Что ж, мне теперь до пенсии никто верить не будет? Тем более Эдик держался молодцом и почти сразу меня простил. Как только плакать перестал и оделся, так сразу.
— Ай! — истошно заорала Жанка мне в ухо. — Черт! Да что же это такое?
— Что случилось? — испугалась я.
— Ноготь сломала. Придется еще маникюршу вызывать.
— Хорошо, — осознала я масштаб трагедии. — Дома поговорим.
— Отбой, — попрощалась подруга.
Я осторожно опустила трубку на аппарат.
Черт! Черт! Черт! Я не хотела брать на дело Жанку. Если честно, моим самым горячим желанием на сегодня было забаррикадироваться в квартире и никуда не выходить. Никогда, ни с кем. Кстати, вопрос по существу: с какой радости мне вообще куда-то идти? Угроз испугалась? Так еще вчера понятно было, что подруге моей в этой ситуации ничего не грозило. Просто некто, владеющий искусством влезать в базу нашего мобильного оператора, шутки надо мной шутил. И разбираться в личности этого самого «кого-то» мне не обязательно. Мало ли на свете безобидных психов? А если конкретики захочется, так гораздо проще прижать в теплом уголке слишком информированного Самсона Ивашова. Представив себе картину допроса вертлявого третьеклассника, я фыркнула. Потом мне захотелось чаю, потом пожевать, потом ванну с душистой ежевичной пеной, потом я завалилась на диван с пультом от телевизора и бездумно переключала каналы, пока не уснула. Вечером, анализируя свое странное равнодушие, я не могла объяснить его ничем. Разбудил меня зуммер домофона — мастерица Леночка явилась минута в минуту.
— Светка не сможет, — увесистый парикмахерский саквояжик плюхнулся у двери, — у нее малый заболел. Я сама вам маникюр поправлю, если надо.
Жанка, нагруженная пакетами, появилась на пороге, когда со мной мы уже закончили и попивали на кухне кофе, делясь свежими сплетнями. Лена училась со мной в школе, она была на пару лет старше, так что круг знакомых у нас был более-менее общий. Да к тому же в нашем городе каждый второй знает каждого третьего через каждого четвертого, такое вот провинциальное единство.
— Хороша, — вынесла вердикт Арбузова, оценив аккуратную укладку моего обычного каре. — Волосы оттеняла?
— У Дашки на голове чудеса творятся. — Лена прикурила тонкую ментоловую сигаретку. — Сантиметра на два от корней уже совсем темный цвет. Такими темпами через годик будет у нас брюнетка Кузнецова. Станете как сестрички.
Жанка фыркнула и тряхнула наращенной шевелюрой.
— Кареглазая брюнетка — это вульгарно.
— Вульгарно, Жанина Геннадиевна, под вороново крыло при натуральном русом перекрашиваться. Потом приходится на себя тонны штукатурки накладывать, чтоб хоть как-то тон кожи выровнять. И глаза до ушей рисовать тоже вульгарно.
Арбузова камень в свой огород приняла. И понеслось. «А ты! А сама! Да это как же себя не любить надо, чтобы… Мне тебя жаль! Себя пожалей, анорексичка!» Я не слушала. Пока до драки не дошло, можно расслабиться. По одной спорной теории, которую я вычитала в толстом глянцевом журнале, ссора для женщин — жизненно необходимая трансакция, без которой полная социальная адаптация невозможна. Набор слов, короче…
![Александра Гейл - Дневник любовницы мафии [СИ]](/uploads/posts/books/4209/4209.jpg)
