Кучеренко Александрович - Серая эльфийка (Эльфийка Серого)
Народ не возражал, и мы направились отведать первый приготовленный мною борщ. Специально для Серого нашла рецепт. Тайком прочла его мысли и узнала, что ему очень хочется это блюдо. Особенно после невкусно приготовленных светловолосой эльфийкой макаронных изделий. Точнее одного нечто, некогда бывшим оными, а потом слипшегося в неделимое целое. Для нас даже осталась секретом первоначальная форма составляющих ("рожки", "ракушки" или "спиральки"), до того как они превратились в единую массу (Цветаниэль знала ответ, но не признавалась).
— Ну, как? — не терпелось мне узнать мнение любимого о своей стряпне.
Человек проглотил несколько ложек и замер.
— Если учитывать то, что ты готовила это блюдо впервые… — наконец заговорил Вотар, потом сделал паузу и начал подбирать слова.
"Значит, не понравилось. Где же напутала? Зажарка, свекла, картофель…" — начала я в памяти перебирать ингредиенты и порядок их обработки.
— …то я поражаюсь тому, насколько восхитителен вкус! Признаюсь, приятно удивлён! Даже самый лучший борщ бабушки, которая, между прочим, имеет украинские корни, не может сравниться с этим шедевром кулинарного мастерства. Умница, Теоночка! Никогда не устану повторять, что ты — моё длинноногое ушастое чудо, курносая прелесть и вообще — только ради одного этого кушанья можно не раздумывая, на тебе жениться!
От неожиданности я открыла рот. Может, не хочет обидеть? На всякий случай подсмотрела, что у него в голове: нет, не врёт! Говорит искренне, от всего сердца. Я не выдержала и разревелась.
— Ну что ты, дурёха, плачешь? — кинулся успокаивать меня Серый, прижав мою небритую физиономию к своему изящному тёмноэльфийскому плечику. Со стороны, наверное, комично смотрелся здоровый мужик, рыдающий в объятиях пусть и не такой маленькой как Цветаниэль, но всё же миниатюрной девушки.
— И, правда — вкусно! — добавил очередной ручеёк слёз к моей разыгравшейся истерике гном.
— И я так хочу научиться готовить! — добила меня светлая.
— Постоянно поражаюсь женской логике, — слегка улыбаясь, недоумевал Вотар. — Ругаешь их — плачут, хвалишь — тоже.
После этого он подхватил меня на руки и бережно отнёс в спальню. Как мы при этом выглядели, мне уже было всё равно.
В комнате просидели, пока я не перестала реветь, и остались только редкие всхлипывания.
— Вот и молодец, успокоилась, — улыбнулся Сергей, ласково поглаживая меня по щеке. — Ну, тогда я на кухню, а ты приводи себя в порядок и тоже присоединяйся.
Суженый мой попытался встать, но я схватила его за руку.
— Нет, Серый, не уходи.
Человек всё понял и сел рядышком.
— Поцелуй меня, — попросила я.
Вотар сначала немного опешил, но потом произнёс:
— С удовольствием.
Когда уста наши слились, приятная лёгкая дрожь пробежала по телу и закружилась голова. Дальше, не соображая что творим, мы набросились друг на друга, словно вырвавшиеся из магических пут Драконы…
…То, что произошло — описать сложно. Но это было прекрасно!
***
Липа Найдёнова. Надо же — оркам понадобились всего сутки, чтобы найти давних обидчиков отца. Видно у Ытарга действительно высокий статус и большие связи в степях. Стоило ему вчера кинуть клич — уж не знаю, как шаманы без мобильной связи так быстро распространяют информацию, — как сегодня во второй половине дня к Заозёрью подошла процессия уже из сотни воинов племени брагхков, ведущая тринадцать пленных. Зелёные также прикатили несколько телег (очевидно для мяса), в которых, испуганно озираясь и прижимаясь друг к другу, сидели освобождённые от рабства люди.
Отец приказал открыть настежь ворота и всех впустить.
— Приветствую тебя, Великий Вождь, — радостно крикнул он Ытаргху.
— Мы выполнили обещание, староста Фатун. К нашей общей радости, это не отняло много времени и в моём племени даже обошлось без жертв. Когда Степь узнала о вожде, вкусившем кровь и печень Чёрного Дракона, к войску брагхков захотели присоединиться ещё триста воинов. Причём некоторые и из их падшего племени, — кивнул орк на пленников. — Но несмываемый позор рабовладельцев, давящий на плечи, не позволил принять их в племя. Единственное, чем брагхки смогли помочь — освободили от тяжелой ноши тупых голов, понявших безысходность ситуации и задумавших немедленно перерезать этих несчастных.
После этих слов Ытаргх указал на кучку грязных и тощих людей.
— Ты сделал великое дело!, — ответил ему отец. — Положил начало новому государству и доказал всем, что не потерпишь в нём преступников.
— Как и обещал, передаю негодяев в твое распоряжение, староста. И прошу приютить их бывших рабов.
— Мы с радостью примем в свою деревню новых жителей, — кивнул отец и обратился к спасённым людям: — Однако не буду никого неволить и к чему-либо обязывать. Если кто-нибудь из вас захочет уйти в родные села и города — готов помочь с одеждой, провизией и деньгами на дорогу.
— Спасибо, мил человек, — донёсся с одной из телег голос старца. — Пусть снизойдёт на тебя и род твой благословление, за те дела, что творишь.
— Благодарим тебя, батюшка, — сказала и заплакала какая-то женщина.
Заозёрцы тут же окружили новеньких. Каждый чем мог, помогал: кто повёл бедняг в дом, чтобы накормить и предоставить кров; кто перевязывал раны; кто предлагал одежду.
— А с этими что делать? — спросил Ытаргх.
Пленные орки стояли, понурив головы.
— Очевидно, самых ретивых из их племени дожирают шакалы? — поинтересовался Фатун.
Орк оскалился, пытаясь изобразить улыбку, и кивнул:
— Рок Бога Рагнара обрушился на недостойных детей его. Кроме того шамана, что на цепи и мешком на голове — его судьба в твоих руках, человек. Он — единственный из старого поколения, у которого рисунок на харе совпал с тем, что рисовал ты. Остальные, по причине своей молодости, не могли три десятилетия назад напасть на вашу деревню.
— Тогда отпусти их, пусть расскажут Степи о новом вожде, имеющем "силу Дракона" и об участи, которая будет ожидать каждого, разоряющего чужие семьи.
— В твоих словах много мудрости, староста Фатун. Так мы и поступим. Только перед этим отрубим им правые кисти, чтобы не смогли снова взяться за оружие. Шамана тоже освободить?
— Нет! — голос отца сделался неузнаваемым от жестокости, когда он сдёрнул с головы врага мешок.
Орк посмотрел на Фатуна и видимо тоже его узнал. Расхохотался безумным каркающим смехом. Затем, тряся в руках маленькую раскрашенную статуэтку, изображающую некоего божка, затараторил какое-то заклинание.
— Я же обещал, что найду тебя, гад! — зарычал староста и впился шаману в горло.
Орк вытаращил глаза, захрипел, начал вырываться. Но, несмотря на то, что человек был гораздо ниже и слабее его, разжать пальцы разъярённого мужа и отца колдуну не удалось. Фатун с яростью давил, пока не хрустнули шейные позвонки орка, а тело не обмякло в его руках.
— Это тебе за Тлану и Олику, — процедил сквозь зубы отец, упал на колени, прижал к груди маленького божка и заплакал.
Люди и орки молча наблюдали за этой сценой. Я подбежала к несчастному старику и, поглаживая его спину, начала утешать:
— Папа, папочка, милый, успокойся, — шептала я ему. И тут вблизи увидела источник его горя и ужаснулась: в руках Фатун держал вовсе не статуэтку, а обезвоженную мумифицированную человеческую девочку. Кем же нужно быть, чтобы сотворить такое, да ещё с ребёнком?
— Олика! Олика! Моя Олика! — обнял меня и ещё пуще зарыдал староста.
Заозёрцы отнесли эти слова на мой счёт и так ничего и не поняли. Потому что не видели у "чёрной куколки" за ухом родимого пятнышка в виде мотылька.
***
Вотар. К Светке подключился, когда сестрёнка усердно орудовала внутри огромного помещения заполненного стеллажами с книгами. Полки с бумажными носителями информации возвышались до потолка и уходили вглубь зала, насколько мог различить глаз. Через равные промежутки расстояния в центральном проходе стояли небольшие стремянки — очевидно, чтобы с помощью них добираться до верхних книг — и читальные столики, с ярко горящими над ними желтыми шарами. Отсутствие креплений и проводов позволяло делать вывод о магическом происхождении данных осветительных приборов. Похожими "лампочками", только чуть меньшими, щедро увесили весь периметр потолка, не имеющей окон библиотеки.
На один из столиков Светка притащила очередную стопку книг, потеснив уже разложенные на нём тома. Вынув из середины плод труда неизвестного писателя, старательно украшенный коричневой обложкой и золотым теснением, девушка пробежала взглядом по содержанию, открыла в нужном месте и начала жадно вчитываться.
Это уже четвёртая раскрытая книга. Никогда не замечал в сестре особой тяги к литературе. Содержимое страниц, к сожалению, оставалось тайной: картинки отсутствовали, а написанный красивым каллиграфическим почерком текст доносил до меня информации не больше, чем "Филькина грамота" (нет, скорее даже "Эльфийкина"). Потому что, если речь "ушастых" я понимал, находясь внутри Светки, то письменность всё же оставалась загадкой.
