Альберт Иванов - Летучий голландец, или Причуды водолаза Ураганова
На мой осторожный вопрос насчет возможных мазуриков Матти беззаботно ответил:
— Девять лет здесь живу, нигде вокруг ничего не пропадало. Даже пиво из кладовой!
Он, как и другие, был оптимистом. Через неделю у него угнали моторную лодку, да и пиво заодно выпили. К этому мы еще вернемся.
Ну, что сказать про «поместье» Матти? Его неогороженный, как у всех, лесистый участок, примерно гектара полтора, начинался метрах в двухстах от шоссе. Большой шестикомнатный дом со всеми удобствами, второй этаж — под скатами крыши; в отдельном строении, как бы разделенном на секции, — кладовая, дровяник, гараж; а на втором этаже, так же прямо под крышей, — летние комнаты дочери и сына. Там, на мой взгляд, можно жить и зимой, но тогда пришлось бы круглосуточно включать электрокамины. Что еще? Погреб со входом, похожий на дот. И, конечно же, гордость любого финна — бревенчатая сауна на самом берегу озера. К кому бы мы ни приходили в гости, первым делом ведут показать сауну. Они самые разные, расположены и в подвалах, и на этажах, по соседству с ванной комнатой, и такие, как у Матти. Тут само озеро обязывало.
Да! На участке был еще один деревянный домик — собачья конура, в тон «господскому» дому темно-красного цвета с белой отделкой. Над входом надпись из прибитых деревянных же букв: «Ressu». Собаку звали — Рессу. Это был умный, серьезный, но добрый желтый пес лет шести-семи, чуть меньше среднего размера, с заломленными на концах гладкими ушками и с закрученным половинкой буквы «о» хвостом. Его резиденция располагалась в самом центре владений около высокого флагштока — обязательной принадлежности каждого отдельного финского дома, — на котором каждый хозяин по праздникам, государственным ли, религиозным, или семейным, торжественно поднимает национальный флаг.
Что?.. Поподробней о саунах, раз мы сейчас в бане?.. Пожалуйста! Только лишь в городах, в многоэтажках — электрические сауны, а в сельской местности — металлический бак-печка дровяного отопления, наполненный сверху раскаленными камнями, куда, сняв крышку, плещут деревянным половником воду. И, конечно, полок. Вся сауна изнутри обшита, понятно, деревом. В общем-то, напоминает нашу русскую каменку. И хлещутся тоже березовыми вениками, и, распарившись докрасна, с душераздирающим криком кидаются в холодное родниковое озеро. А потом, обернувшись большими полотенцами, как и мы, дуют в прохладном предбаннике пиво. На троих свободно уходит ящик. В парилку делают по четыре-пять ходок, причем никаких шапочек не надевают, но лысых, пожалуй, меньше, чем у нас.
Так… Сруб еще у него на участке стоит, лапландский, из вековых серых бревен, — куплен про запас. Пригодится. Подручный материал на случай ремонта дома. Небольшой огород имеется — под картошку и всякую зелень, без химии. И крохотный парничок под пленкой. Все остальное — высокие ели, березняк, кустарник, валуны, трава — словом, дикий лес. А у озера — дощатый причал, укрепленный на пустых заякоренных бочках. Рядом, носами на берегу, стоят две лодки: пластиковая бабаечная — ну, весельная — и деревянная разлапистая моторка с подвесным «Меркурием» в семь лошадей.
Вроде бы ничего не пропустил… Все это играет важную роль в моей истории.
Эх, мне бы такую жизнь на родной природе! Да кишка тонка…
Быт у нас был нормальный. Матти выделил нам комнату сына — не ту, летнюю, а в большом доме. Готовили в гостиной-кухне высотой во все два этажа, до конька крыши, на электроплите — напротив огромной беленой деревенской печи. Собственно, там вдоль широченного бокового окна и вытянулся кухонный комбайн: плита, электрические мойка и сушилка посуды, и просто мойка из нержавейки. Если не считать кофе, масла и сыра на завтрак, то у нас каждый день был рыбным. Ставили сети, — у них любителям разрешается хоть с километр длиной! — отмечая верхний шнур пустыми пластиковыми канистрами на веревках. Вернее, лишь разом поставили две сети — одну с мелкой и другую с крупной ячеей, метров по сто каждую, — а затем вечерами только ездили проверять на моторке. Вынимали налимов, сигов, щук, очень редко семгу-одиночку, а главным образом рыбешку, которая у финнов называется — «муйкку», вкусную, с маленькой, как манка, красной икрой.
Эту муйкку мы брали с глубины метров пятнадцати — двадцати, мелкая сеть приносила нам килограммов шесть-семь. А икры, которую потом слабо солили, получалось с полкило. Рыбу мы коптили в большом котле во дворе, созывали по телефону гостей. Из всех рыб пес Рессу признавал только муйкку, он ел ее даже сырой.
На спиннинг нам попадались «ахвены» — окуни, но щука почему-то ни разу не врубилась.
А «сарки» — плотва брала настолько жадно, что за час можно было надергать на червя добрую сотню. Приличная, с ладонь. Но финны плотву за рыбу не признают.
— Только для Чаплина, — морщился Матти, упоминая пропущенного мною в рассказе еще одного небезызвестного жителя своего поместья — черно-белого котяру по кличке Чаплин из-за черного квадратика шерсти под самым носом. И мы меняли место ловли.
По ночам, прихватив с собой фару, аккумулятор и остроотточенную острогу-шестизубку, мы отправлялись на лодке лучить щук. По-фински этот, когда-то не называвшийся и у нас браконьерством, вид ночной охоты на рыбу с острогой называется — «туласта». У финнов, я смотрю, наверное, запрещается разве что только глушить рыбу динамитом. Они справедливо полагают, что отдельные люди природе урона не нанесут. Зато любые предприятия за выброс неочищенных стоков штрафуют нещадно, а то и закрывают вовсе.
Как вы понимаете, нам с Матти, страстным рыболовам, скучать было некогда, зато моей жене, москвичке Ире, надоедала эта робинзонова житуха. Тогда мы отмывались, отскребывались от рыбьей чешуи и ехали в ближайший городок, а то и в сам Куопио — шлялись по магазинам или ходили даже в театр. Ярких впечатлений ей хватало дня на два, и она опять тосковала по шумной городской жизни, когда мы по вечерам устраивались в высоченной гостиной перед видео и потягивали коктейли с итальянским вермутом «Кампари» и соком, бренча ледяными кубиками в высоких бокалах, а Рессу дремал у наших ног, изредка почесываясь и гоняясь зубами за блохами.
А! Как я завернул! Это красота, болваны, а не красивость. Уж на что я — простой водолаз, и то понимаю.
— Рессу, тассу! — говорили мы.
Пес нехотя вставал и подавал лапу. Безошибочно — правую.
Я же сказал, умный пес. По утрам он нас будил. С разбегу распахнув дверь, подбегал к кровати и лаял — как бы зовя пить кофе, аромат которого уже разносился по всему дому. Матти — ранняя пташка.
Только раз Ира заинтересовалась рыбалкой, когда я примитивной ореховой удочкой — другой не было, одни спиннинги, — выудил на вульгарного червяка полуторакилограммового благородного лосося — семгу! А лесочка-то была — 0,16.
— Не может быть! Ну, не может!.. — повторяла она, вмиг научившись снимать хозяйской видеокамерой и запечатлевая меня с редкостным трофеем. Рыба так и переливалась, пестря темными крапинками!
— Это первый лосось в нашей жизни, — с достоинством объясняла она потом подругам в Москве, показывая ту кассету по видеоплэйеру — другому финскому «трофею». — Пойман на обыкновенную палку.
Даже Матти был поражен. Ни разу в жизни он не поймал лосося обычной удочкой, тем более здесь, у дома, зато лавливал куда больших спиннингом на мушку: исключительно на заветной быстрой реке Тана, разделяющей Финляндию с Норвегией.
— Вероятно, на червяка клюнула сарки, а ее и схватил лосось! — предполагал он.
Теперь, представляя своим знакомым, он называл меня не иначе как: «Фишинг кинг» — Рыболовный король. Нет, правда, он мной гордился еще больше, чем моя жена.
Мы, наконец, подходим к той краже моторки, о которой я уже упоминал. Кажется, в тот день мы ездили покупать видеоплэйер, не везти же финские марки назад. Купили, вернулись, моторной лодки нет. Матти сразу озаботился — это все равно что ковбоя оставить без лошади — и на всякий случай прошелся по комнатам: остальное было на месте. А разиня Рессу под ногами путается, хвостом мотает. Хорош сторож! Хотя какой он сторож, просто друг.
Загадочная история. На столе в гостиной — две пустые бутылки из-под пива и два стакана. Не наших рук и глоток дело, не беспамятные. Матти сообщил в полицию, затем мы взяли соседскую моторку и поехали нашу искать. Да разве найдешь на озере… Я же говорил, какое оно здоровенное. Больше всего Матти опасался, что, может, какие-то мальчишки взяли ее погонять, потом затопили где-то от греха подальше. Как говорится, концы в воду.
Вернулись мы затемно. Прикончили с горя бутылку «Сибирской», которую еще я привез. Тут взыграла во мне кровь, ударил себя кулаком в грудь.
— Я тебе моторку найду, — говорю, — вот увидишь! Такая у меня уверенность была.
— Трепач, — усмехнулась моя Ира, тоже расстроенная. И Матти ударил себя в грудь кулаком.
