Александр Экштейн - Лунные бабочки
Вместе с президентом США вошли директор ЦРУ, госсекретарь и конгрессмен Контанио Джидо.
— Клэр, — помахал рукой президент, — я рад вас видеть. Надеюсь, Юпитер, как и Земля, будет у ваших ног.
Клэр Гатсинг поднялась с кресла и стоя поприветствовала главу государства. Она была слишком суеверна и умна, чтобы комментировать слова президента о месте Юпитера у чьих бы то ни было ног.
Джон Карри подошел к операторам за пультом большого экрана — ожидался телемост с Российским космическим центром имени Хруничева. День сегодня был официально-торжественным. Россия и Соединенные Штаты приняли решение о совместной работе по освоению космического пространства, о создании единого Центра управления полетами, смешанного экипажа для совместного полета на Юпитер и оснащении межпланетного «Хазара» наработками российской науки. Конечно же, это соглашение, как и многие другие в отношениях между Россией и США за последние восемьдесят лет, было секретным и поэтому очень надежным. Обо всех аспектах соглашения знали только элитарные граждане обоих государств, все остальные довольствовались сообщениями прессы, а пресса знала только то, что ей дозволялось знать.
— А почему я не вижу сенатора Соукса? — обратился президент к Джону Карри. — Он уже на Юпитере?
— Я, — растерялся Джон Карри, — думаю, что он занят подготовкой к встрече с вами в промышленном блоке…
Директор ЦРУ, стоящий за спиной президента, наклонился и стал что-то тихо говорить ему на ухо.
— Да? — удивился президент, поворачивая лицо к директору ЦРУ и ошарашивая его вопросом: — А вы не врете?
— Нет, — ничуть не смутился тот и уточнил: — Я все проверил — это правда.
Глава тринадцатая
Правда и ложь — это разновидности расчлененной на части истины, а расчлененная истина уже не является истиной. Правда заключается в том, что ее, впрочем, как и лжи, не существует…
Генерал-полковник Дождь, ознакомившись с последними сообщениями из квадрата «Н» — Нахапетова, почесал затылок и по связи «Миус» соединился с директором ФСБ.
— Твой Стефан Искра, разыскиваемый нами капитан Савоев и хорошо известный нашей внешней разведке сенатор Арчибальд Соукс буквально вышли из пустоты на улицы нахапетовской аномалии и вошли в дом местных руководителей Волчанских, которых и мы и вы знаем как опасных для жизни суперсолдат класса «солнечные убийцы». Я сейчас звоню министру обороны и прошу отдать приказ о захвате и задержании всех участников этой сходки.
— Дождь, — с упреком произнес Волхв, — тебя укусил энцефалитный клещ? Для их захвата и задержания, даже если мой Стефан Искра примет вашу гэрэушную сторону, придется направить весь спецназ армии, и закончится это тем, что ООН обвинит нас в браконьерской охоте на степных зайцев с применением ковровых бомбардировок тактическим ядерным оружием. Кстати, а сейчас, в данный момент, что происходит?
— Подожди секундочку. — Дождь вышел по связи «Миус» на полковника Грюнвальда. — Ганс Викингович, что тебе околоземная агентура о Нахапетове сообщает?
— Забудьте, генерал, о Нахапетове, — голосом потрясенного до глубины души флегматика посоветовал Грюнвальд начальнику. — В данном квадрате никакого населенного пункта нет, лишь море накатывает волнами на пустынный берег и степной ковыль клонится под ветром в подступающей к плавням степи.
— Слышал? — спросил Дождь у директора ФСБ, не выходящего из линии спецсвязи «Миус». — Тихо все в Нахапетове то есть… Эй! Полковник! — спохватился глава ГРУ. — Что значит — ковыль и волны, тебя НЛО по голове ударил? Где Нахапетово, я тебя спрашиваю?
— Нету. — Дождь прямо-таки «увидел», как Грюнвальд развел руками. — Ни села, ничего, кроме ковыля, нету.
— Подожди секундочку, Николай Олегович, — донесся до растерянного генерал-полковника голос Волхва, который вывел на «Миус» свою приемную и спросил у секретарши: — Анна Сергеевна, что случилось с объектом Нахапетово?
— Сейчас посмотрю, Михаил Григорьевич, — отозвалась секретарша и через секунду сообщила: — Оно куда-то исчезло.
— Радецкий, — распахнулась дверь камеры, — с вещами на выход, вас ожидает Москва.
Чтобы сообщить об этом Радецкому, явился, хотя это и не принято, лично начальник оперативной службы СИЗО майор Пшеничный.
— У нас нет такого, начальник, — крикнул освоившийся в неволе подполковник Абрамкин. — Ты, в натуре, не знаешь, кто у тебя в тюрьме сидит, а еще опер, тоже мне.
— Подследственный Абрамкин Сидор Аврамович, — вежливо отреагировал майор Пшеничный, — заткните свой хлебальник и тоже с вещами на выход, вас ожидает карцер. Виталий Халимович, — он вновь обратился к расшифрованному Радецкому, — не задерживайтесь. За вами приехали следователи из Москвы, вас будут этапировать туда на самолете. Надеюсь, у него не откажут двигатели по дороге…
Подполковник Радецкий под именем Виталик Гастролер своим поведением довел администрацию таганрогского СИЗО до нервных приступов: выбивал двери в карцере, куда его то и дело водворяли за нарушение режима содержания, дрался, и вполне успешно, с контролерами, у многих были побиты лица. Передачи ему и Абрамкину приносила Алла Юрьевна Вострецова, поэтому лишить его передач было нельзя. Алла Юрьевна имела выход на вышестоящее руководство. В общем, достал всех Гастролер.
— Никуда я не полечу. — Радецкий лежал на нижних нарах у окна, закинув руки за голову, и даже не шевельнулся при виде майора Пшеничного. — Так и скажи московским следователям, что без последственного Абрамкина в Москву не полечу.
— Ну, — зловеще пообещал майор, перед тем как захлопнуть дверь, — я так им и передам.
— Козел, — процедил сквозь зубы в сторону закрывшейся двери подполковник Абрамкин и, взяв в руки шахматную доску, предложил Радецкому: — Партийку на дорожку, кореш?
— Не хочу, — равнодушно отказался Радецкий. — Ты тоже собирайся, в Москву со мной полетишь, а там выкручивайся как знаешь, Кремль рядом будет. Эй, мамки! — крикнул Радецкий пригорюнившимся Рогонянам. — Кто-нибудь радио включите.
Роберт, вскочив, повернул колесико пластмассовой коробки, и в камере зазвучал голос ведущей «Новостей» радио «Россия»: «…полет на Юпитер. А теперь послушайте сводку погоды».
— Выключи, — махнул рукой Роберту Радецкий, с интересом глядя на вновь распахнувшуюся дверь.
— Радецкий, — на этот раз пришел старший смены контролеров, прапорщик Шевчук, — и Абрамкин, с вещами на выход, в Москву полетите в наручниках. — Он хмыкнул и, пренебрежительно глянув на грустных сутенеров, обратился к ним: — И вы хватайте свои гнидники — и на свободу, нечего воздух в тюрьме портить.
Глава четырнадцатая
Даже шум волн, накатывающихся на берег, стал другим. Впрочем, как и сам берег, как и бескрайнее пространство степи, наполненное сочным и высоким разнотравьем…
По команде командира группы разведчики «Рыси» демаскировались и собрались на шоссейной дороге, ведущей в Нахапетово из Ростова. Самого села не было. Шоссе, будто наткнувшись на стеклянную стену, обрывалось на вершине взгорка, за которым раньше открывался вид на Нахапетово, сейчас на его месте был небольшой, в размер села, оазис невиданной для этого времени природы. Вскоре на дороге, со стороны Ростова, показался рейсовый автобус, и с той же стороны, но только над автобусом стал виден вертолет. Через две минуты он приземлился на обочине, дверца отодвинулась, и разведчики увидели начальника тренировочного лагеря, в котором базировалась группа. Он махал рукой, показывая, чтобы разведчики быстро загружались, и бойцы, пригибаясь под воздушными струями от вращающегося винта, устремились на посадку как раз в тот момент, когда автобус, въехав на вершину пологого взгорка и нервно затормозив, замер. Командир группы на ходу оглянулся, он шел позади всех, и усмехнулся, впервые в жизни увидев, что даже от автобуса может исходить недоумение. Командир задвинул за собой дверь, вертолет, вздрогнув, оторвался от земли, набрал высоту и умчался в сторону Ростова, оставив растерянный автобус и высыпавших из него пассажиров, бывших жителей бывшего Нахапетова, стоять на пригорке и смотреть, как на месте их бывшего села то и дело выскакивает волчица с детенышами и, натолкнувшись на незнакомые запахи и скудость простора, вновь скрывается в зарослях.
Нахапетово среди нового ландшафта было похоже на пластиковую бутылку из-под пепси-колы в руках у Тараса Бульбы во время встречи с сыновьями, то есть абсолютно неестественно. Теперь море окружало село с двух сторон, плавни куда-то исчезли, а степь ни в чем не уступала простором морю. Бригадир Жаров, собиравшийся проверить, как идет заготовка камышовых матов для теплиц, вдруг почувствовал в себе гораздо большую ответственность перед семьей, селом и миром, чем минуту назад. Ему это стало понятным сразу же после того, как он увидел изменившийся облик степи, вплотную подступившей к изгороди его огорода. Вид степи мгновенно выдернул из его подсознания память тысячи поколений землепашцев, стоящих за древним родом Жаровых, и возродил остроту инстинктивного знания. Неизвестно почему, но бригадир Жаров знал, что степь стала дикой и опасной и оттуда уже никогда не вынырнет «Волга» или джип с начальством из Ростова, ибо в самом воздухе и шуме моря было что-то такое, что отрицало напрочь подлое могущество больших городов.
