Гай Юлий Орловский - Ричард Длинные Руки - принц
Граф смиренно преклонил перед нею колено:
— Ваше Величество…
По ее лицу промелькнула довольная улыбка, но зеленущие глаза потемнели и стали строгими. Выпрямившись, она произнесла с холодным достоинством:
— Вы не были первым, граф, кто перешел на сторону Голдвина, потому я вас прощаю. Соберите всех своих людей, мы скоро двинемся на столицу.
Граф поднялся, поклонился и поспешил к двери. Один из двух оставшихся с Ротильдой рыцарей со скрежетом поднял погнутое забрало.
— Сэр Ричард…
Я всмотрелся, охнул:
— Виконт Мальтергард? Как вы здесь оказались?
— Это крепость Лаутгардов, — напомнил он, — Лорд Гену — отец Аргентьеллы и мой тесть.
— Понятно, — прервал я, — передавайте мое высокое благорасположение отважной Аргентьелле. Сэр Дерибас…
Норберт жестом подозвал двух удальцов из своего отряда, они встали по обе стороны Ротильды, а я сказал ей злым шепотом:
— Что ты творишь? Понятно же, к чему все приведет! Тебя спасло только то, что мой конь успел опередить мою армию на пару недель.
Она охнула, зеленые глаза стали темнее зеленого бархата, что на костюме ее герольдмейстера.
— Так они еще далеко?
— Только не кричи громко, — предупредил я.
— А эти, что с тобой…
— Мои личные телохранители, — объяснил я. — У них кони Роршанга, что могут мчаться сутки быстрее всех коней на свете. Но остальная конница — увы.
— Ой…
— Ладно, — сказал я, — иди займись своими людьми. Я пока установлю контроль над крепостью. Не стоит, чтобы те, кто ворвался сюда, почему-то решили, что они и есть победители.
Мой голос, похоже, прозвучал настолько непререкаемо, что она послушно кивнула и тут же исчезла, или я, возможно, в самом деле сказал что-то немыслимо умное и правильное, хотя вообще-то хотел просто от нее отделаться.
Норберт, убедившись, что лишних нет, прошипел мне на ухо яростно:
— Что вы делаете? Нас здесь горстка!
— Какая горстка, — возразил я, — сотня!
— Всего!
— Зато какая! — сказал я с подъемом. — Всем нужно будет раздать по большому прянику. Эта сотня спасла, можно сказать, Мезину!.. Или погубила, но это неважно.
Он хмыкнул, посмотрел с интересом, но ничего не сказал, ибо помыслы гениев редко понятны простым людям, я всегда был в этом уверен, а теперь все чаще убеждаюсь. Дело за малым — стать гением, а не только казаться.
— Ваше высочество, — сказал он церемонно, — действуйте. Надеюсь, наша сотня выстоит против пятитысячной армии Голдвина, где только конных рыцарей где-то около двухсот и около тысячи тяжелой панцирной конницы.
— Лехко, — ответил я. — Пойдемте…
Боковая дверь в коридоре распахнулась, оттуда вывалился старик в ночной рубашке, забрызганной кровью. Он хрипел, хватался за стену, но, завидев меня, с трудом поднял на головой меч.
— За честь, — просипел он едва слышно, — Лаутгардов…
Я уклонился от удара, меч просвистел, как весло, звякнул о каменный пол, а старик едва не упал. Я придержал его, в горле у него сипит и клокочет, я чувствовал, как ладони мои чуть похолодели, и в самом деле он открыл налитые кровью глаза с полопавшимися прожилками в набрякших веках.
— Кто ты… вторгнувшийся…
— Я пришел на помощь, — сказал я поспешно. — Аргентьелла — ваша дочь?
Его лицо, и без того страшное и сморщенное, перекосилось, словно надкусил на больной зуб.
— Да… мой позор…
— Почему? — изумился я. — Ее жених виконт Мальтергард, сын Фреалафа и внук самого Торфта, того самого!.. Он не так богат, однако это один из самых древних родов Мезины, об этом знают даже в Сен-Мари, это такое королевство за Большим Хребтом!
Он смотрел на меня с недоверием.
— Что? Этот щенок?
— Сам Ричард Завоеватель, — сказал я, — благословил его на женитьбу с вашей дочерью.
— Ричард Завоеватель? — переспросил он. — Сэр, мне прискорбно такое говорить, но вы нагло врете. Чтобы этого наглого и недостойного щенка благословил сам доблестнейший Ричард, о котором столько разговоров…
В комнату заскочил один из разведчиков Норберта, крикнул с облегчением:
— Ваше высочество!.. Дворец полностью освобожден, а войска в крепости сдаются.
Старик спросил непонимающе:
— Кому? Кто освободил?
— Сэр Ричард, — ответил разведчик, — вы с ним разговариваете…
Он умчался, я подмигнул старику и сказал благожелательно:
— Ваша крепость свободна, королева Ротильда вам весьма благодарна. Как и я. Чем бы вы ни болели, но… победители выздоравливают быстро!
На другой день прибыли на измученных конях оставшиеся девятьсот конников сэра Норберта. Я опасался, что мезинцы поймут, что их дурачат, снова возьмутся за оружие, отозвал в сторону Ротильду и сказал шепотом, что ей нужно укрыть лицо и, сделав вид, что она служанка, пробраться из крепости в расположение основного отряда сэра Дерибаса.
Она спросила в недоумении:
— Зачем?
— Здесь нас всего сто человек, — пояснил я, не считая нужным говорить ей о прибывшем пополнении. — А у графа Табарда пять тысяч!.. Как только поймет, что его дурачат…
Она вскрикнула тихонько:
— До сих пор не верю, что вы осмелились!
— Успокойтесь, — сказал я быстро. — Во-первых, если сумеете пробраться из крепости в лес, то среди тех конников вы в безопасности. Они не будут ввязываться в сражение, а просто увезут вас в безопасное место…
— Мое место — Мезина!
— Ну-ну, — сказал я примирительно, — я разве спорю? Скоро и Мезина будет безопасное, но не сегодня. Кроме того, как я уже говорил вам, сюда из Ламбертинии двигается огромная армия. Но сколько ей понадобится на этот марш?.. Неделя, две?.. Все это время будете в огромной опасности. Потому и настаиваю…
Она сказала резко:
— Нет! Это моя Мезина! Я не оставлю ее. Уж если даже граф Табард присягнул…
Я промолчал, что он присягнул мне, а не ей, сказал хмуро:
— Как присягнул, так может и отсягнуть. Моральное право у него на такое деяние есть. Его обманули.
— Он так не сделает! — прошипела она.
— Значит, он благородный рыцарь, — ответил я. — Это хорошо. А то я уже опасался, что он умный. Если не отсягнет, тогда у нас есть шанс дождаться армию герцога Шварцкопфа. Нужно только позатягивать время до подхода…
— Зачем?
Я ответил вопросом на вопрос:
— А что, двинемся прямо на Беллимину? С войском одного-единственного графа и сотней сэра Дерибаса?
Она сказала дерзко:
— А почему и нет? Докажи, что тебе все удается!
— Мне ничего не удается, — возразил я. — Все, что у меня получается, благодаря уму и расчету, а не удаче. И не надо меня на слабо, рыжая!..
После нее явился Норберт и напомнил, что в случае чего его легкая конница даже в полном составе не выдержит удара и меньшего по численного отряда тяжеловооруженных рыцарей.
— Сэр Дерибас, — сказал я мрачно, — вы ищете поводы, чтобы нам задержаться в этой крепости. С такими силами наступать бессмысленно.
— Пусть лучше граф Табард считает нас неповоротливыми?
— Пусть, — согласился я. — Это лучше, чем нас разобьют в первых же боях. Наша тысяча и пять тысяч армии Табарда, конечно, сила, но Голдвин может поставить и двадцать тысяч…
Он вздыхал, но ответить не успел, примчался один из его сотников, бравый и подтянутый, поклонился Норберту, но повернулся ко мне.
— Ваше высочество, — воскликнул он с подъемом, — я подниму на главной башне ваше знамя?
— Давай, — разрешил я.
Норберт буркнул:
— Стоит ли их злить? Все-таки это их королевство, а не ваше.
Я отмахнулся.
— Не бери в голову.
— Не нападут?
— Не такие уж и дураки, — сказал я. — Хотя, конечно, дураки, кто из нас не дурак, но ясно же, что я не претендую на Мезину, а просто-напросто беру эту крепость под свою защиту, так как здесь мои дорогие друзья: Аргентьелла Лаутгардская, единственная наследница огромного состояния, а в каком состоянии ее отец, вы видели, ему принадлежат земли в Ротгелье, Фармотье, Адальенте и даже в Лепьерсе, но я не знаю, что это и где, просто делюсь информацией и заодно скромно бахвалюсь своей памятью. А еще в Беллимине у него несколько домов в самом центре!
— Надеюсь, — проговорил он тихонько, — пустит там погреться.
— И тут же в крепости его зять, виконт Мальтергард, сын Фреалафа и внук Торфта. Его древний род, что имеет корни в Гиксии и даже Горланде, так что мы выбрали для защиты тех, кто может отблагодарить…
Он вздохнул, покрутил головой, во взгляде появилась укоризна.
— Ваше высочество, ну что вы так? Только я начал считать вас благородным рыцарем, вставшим на защиту бедной женщины, хотя и не хотите признавать свой великодушный порыв, как вы сразу про деньги…
— А это я себя одергиваю, — пояснил я. — Благородный человек, да еще рыцарь, разом все разрушит и завалит! А страна сперва утонет в крови, а остатки утопнут в нищете, чего я допустить никак не могу из свойственного мне практического честолюбия: как драть налоги с нищих…
