Антон Твердов - Приятно познакомиться
Писк несущихся на него тварей стал громче, будто крысы услышали его и, обрадованные страхом жертвы, побежали быстрее.
Никита снова вскочил, снова упал, снова вскочил. Уже плохо владея своим телом, он оставил безуспешные попытки подняться на ноги, перевернулся на живот и пополз в темноту, куда угодно, только подальше от крыс.
Писк, плеск и шорох тысяч маленьких лапок все приближался. Никита только сейчас понял, что никуда ему от них не уйти. Он уже был не в состоянии реально оценивать создавшуюся ситуацию, сознание помутилось и погасло. Функционировало теперь только его подсознание и возобладавшие над всякими трезвыми мыслями инстинкты, густо наполненные темными страхами, оставшимися Никите в наследство от далеких предков.
Возможно, в другой обстановке Никита не стал бы так нервничать из-за какой-то стаи грызунов, но сейчас в полной темноте и растерянности, барахтающийся в грязной воняющей луже, он испытывал только одно чувство — животный страх. И совсем по-звериному завыл, когда мысль о том, что крысы неминуемо настигнут его всего через несколько минут или даже секунд, возникла в его одурманенной ужасом голове.
Никита каждую секунду ожидал нападения, но крысы накинулись на него все равно неожиданно. О том, чтобы сопротивляться, не могло быть и речи. Никита просто закрыл голову руками и нырнул в мерзкую лужу, стараясь как можно глубже втиснуть себя в ил и больше всего на свете жалея о том, что он не иголка, которую можно вогнать в почву как можно глубже.
Маленькие мерзкие лапки, вооруженные совсем уж крохотными коготками, застучали по спине и ногам Никиты. Он всхлипнул и с такой силой вдавил лицо в ил, что едва не сломал нос.
За несколько этих страшных мгновений все несколько страшных дней промелькнули перед глазами Никиты — все потрясения, которые он в последнее время переживал, казались ему теперь настолько мелкими и незначительными, что уже переставали быть потрясениями как таковыми. Провалы в памяти, пьяные происшествия, пьяные же драки, милицейские протоколы, грабеж, погоня, снова грабеж и прочие неприятности совершенно потерялись в том темном омуте ужаса, в котором неудержимо тонул сейчас Никита. Он бы теперь с громадным удовольствием оказался бы даже в милицейской камере, где одна стена целиком состоит из стальной решетки, за что камера называется в народе «обезьянником». Да где угодно, лишь бы не было этой отвратительной, тошнотворной грязи и крыс, крыс, крыс,
Закончилось все внезапно. Никита вдруг ощутил, что остался совсем один в кромешной темноте, и только сейчас вспомнил, что не дышал все время, когда на его теле копошились крысы. Вспомнил и рывком поднял голову, Со всхлипом втянул в себя промозглый воздух и вытер испачканное в грязи и иле лицо.
Поднялся и сел на корточки. Выпрямиться полностью у него пока не хватало сил. Руки и ноги тряслись ужасно, будто через тело Никиты кто-то неумолимый и жестокий пропустил порядочный заряд тока. Всхлипывая и подвывая, Никита наскоро ощупал себя, удивляясь тому, что не ощущает боли от укусов. И только полностью исследовав собственное тело, он убедился в том, что невредим. Крысы вовсе не нападали на него. Они, взбудораженные чем-то, пробежали мимо него. Точнее, по нему.
— Дикость какая-то, — пробормотал Никита, пытаясь унять дрожь в руках, — сижу в грязной луже, истоптанный крысами. Откуда они, кстати говоря, взялись? Санитарно-эпидемиологической службы на них нет.
Он с трудом поднялся на ноги. Попытался было отряхнуть одежду, но тут же криво усмехнулся собственной наивности и махнул рукой. Куртка и штаны испачканы были страшно. Белая футболка, располагавшаяся под курткой, превратилась в бурую половую тряпку, к тому же прорванную на груди в нескольких местах.
«Хорошо хоть куртка и штаны не рваные, — подумал Никита, радуясь тому, что страх понемногу отпускал его и он уже мог думать о чем-то обыденном, — синтетика. С синтетики все хорошо счищается — тряпочкой протер, и все. Или средством для чистки каким-нибудь. А вот майка…» Не додумав эту мысль, он вдруг замер. Показалось?
Никита напряженно прислушался, но звук, взволновавший его несколько секунд назад, больше не повторился. Тем не менее, несмотря на окружающую его темноту, Никита был уверен, что рядом с ним кто-то есть.
— Кто тут? — позвал Никита в темноту. Никакого ответа.
Никита попытался сглотнуть, но ничего у него не получилось. Одеревеневший язык только царапнул мгновенно пересохшее небо.
— Кто тут? — повторил Никита дрожащим голосом.
Снова никто ему не ответил, но теперь Никита ощутил присутствие явственнее, гораздо явственнее, будто кто-то невидимый стоял на расстоянии всего нескольких шагов. Никита даже мог определить, в какой именно стороне от него стоял этот кто-то.
И Никита попятился назад.
А потом матовый свет стал медленно заливать подземелье, и Никита увидел обшарпанные стены, толстый слой слизи под ногами, и самого себя, жалкого и с ног до головы облепленного грязью. Он поднял глаза — в двух метрах от него безмолвно стоял человек.
— Бурят, — ахнул Никита и бледно улыбнулся.
Хоть и мерзок был ему подручный Тампакса, но все-таки лучше увидеть его, чем какого-нибудь ужасного крысоподобного упыря, которого, честно говоря, опасался увидеть Никита.
— Как вы здесь оказались, Бурят? — заискивающе улыбаясь и называя Бурята почему-то на «вы», спросил Никита. — Я, понимаете, шел к вам, чтобы, так сказать… чтобы, так сказать… сказать, что вы… что вы… очень опрометчиво поступили, оставив лаз в стене. Я-то… Мне-то незачем убегать, а вот мои предполагаемые последователи. Ну, которых вы тоже в этот подвал… Ну, я полез. Вышел. И вот почему-то заблудился, а потом упал. Антисанитария тут у вас…
И немедленно, испугавшись, что Бурят, чего доброго, обидится на такие слова, исчезнет и он снова останется в полном одиночестве в этом ужасном мраке, Никита добавил:
— Хотя, конечно, колоритно, колоритно и оригинально. Убедительные методы борьбы с неугодными… утопить в грязи, хе-хе-хе.
Заметив, что несет полную чушь, Никита опять прервался.
На несколько минут под низким подвальным потолком повисла пауза, в течение которой Никита смущенно кашлял, переминался с ноги на ногу и бросал в сторону Бурята подобострастные взгляды.
А тот был недвижим.
— Бурят! — позвал Никита, забеспокоившись. Бурят молчал, и это было жутко.
Никита почувствовал укол страха. Неожиданная встреча в подвале, которую Никита поначалу воспринял как спасение, оборачивалась теперь какой-то непонятной стороной. Никита попятился, и матовый свет, окружавший странно ведущего себя Бурята, стал гаснуть. Испугавшись темноты, Никита шагнул обратно.
— Бурят! — снова позвал он. Бурят молчал.
— Что же вы, — прошептал Никита, бледнея под успевшей уже закостенеть маской из грязи, — что же вы молчите-то?
Бурят открыл рот и страшно скосил глаза, а матовое свечение погасло. Никита немедленно погрузился в кромешный мрак, а потом вдруг ощутил, как пол уходит у него из-под ног, а в ушах рождается, набирает силу совершенно сатанинский свист.
Он попятился от Бурята, не понимая, что происходит, а тот вдруг раскинул руки, присел на корточки и стал раздуваться, совсем как воздушный шар под мощным напором воздуха.
А потом рвануло.
Никита грохнулся на землю, закрываясь руками, чтобы не видеть, но все-таки видел, как, раздувшись до невероятных размеров, тело Бурята, теперь туго обтянутое спортивной одеждой, затрещало и лопнуло. Бурят развалился на две равные половины, а из длинного разреза посередине туловища хлынул поток черных тварей.
Вдавив лицо в грязь, Никита уже ничего не видел и не слышал, только чувствовал, как по его спине, топоча когтистыми лапками, пронеслись тысячи крыс.
— Это он, — проговорил странно знакомый, безжизненный и даже какой-то металлический голос.
— Это он, — подтвердил другой голос — совершенно неотличимый от первого.
Никита осторожно открыл глаза и поднял голову.
Непонятное матовое свечение теперь заливало подвальный проход так основательно, что видно было все прекрасно, по крайней мере на расстоянии десяти шагов от Никиты, который вдруг с удивлением понял, что источником свечения служит он сам.
— Мама, — беззвучно проговорил Никита.
Перед ним, попирая останки несчастного Бурята, стояли двое невысоких мужчин неприметной внешности и неопределенного возраста. Одеты мужчины были в черные костюмы, безукоризненно чистые, что смотрелось на фоне минималистических декораций подвала довольно диковато.
«ФСБ, — стукнуло в голове у Никиты. — Все-таки настигли меня. Ладно, теперь все равно. Куда угодно пусть меня уволокут отсюда — хоть в тюрьму, хотя на каторгу. Лишь бы подальше от этого страшного места. И этих страшных крыс».
— Вставай, — проговорил один из черных, глядя на Никиту в упор глазами бесцветными, будто вылитыми из стекла, невидящими.
