Елена Жаринова - Лучший из миров
— Мы не врем, Биби нам больше не принадлежит, — упавшим голосом повторила Арина.
Атмаджа покачал головой, изображая на лице фальшивое сожаление. Потом махнул рукой.
— Арслан!
Горилла Арслан сделал движение в нашу сторону. Но Юче его опередил. С отчаянным лицом он рванулся к нам, заслонил нас собой и закричал что-то по-турецки. Его голос срывался, но почему-то, когда он пускал петуха, мне было не смешно, а больно. Атмаджа курил, прикрыв глаза. Он казался невозмутимым, но время от времени у него вздрагивали скулы.
Когда Юче, тяжело дыша замолчал, Атмаджа резко отбросил мундштук.
— Значит, и ты утверждаешь, что волшебница продана старому пройдохе Ашик-Гёзу? — уточнил он. По-русски — значит, разговор предназначался нам.
— Да. Так вышло, и с этим ничего нельзя поделать. Смирись с этим, дядя Атмаджа. Ты найдешь другие волшебные вещи…
— Ай-ай-ай, — покачал головой Атмаджа. — Да вы, смотрю, научили моего племянника дурному. Слышал, Юксел, как разговаривает со старшими твой сын? Смирись, дядя Атмаджа… Он забыл, что яйца курицу не учат! Ну да ладно, с ним мы разберемся потом. А из-за вас, куколки, получается, я понес громадный убыток. Не знаю, удастся ли мне компенсировать хоть десятую часть… — он, прищурившись, смерил нас взглядом, — но мне будет приятно знать, что вы поплатились за свою наглость. На этом наши пути, куколки, расходятся. Вы мне больше не нужны. Арслан и ребята отвезут вас в… — он назвал какое-то место, может быть, город, но я не поняла, — а там вами сумеют распорядиться. Так вам точно нечего мне сказать?
Он с надеждой подался вперед. Мы с Ариной мрачно покачали головой. Юче снова крикнул что-то по-турецки, но Атмаджа отмахнулся от его крика, как от мухи.
— Арслан! — снова велел он.
— Я им не дамся, — прошептала Арина. — Они не смогут вот так потихоньку увезти меня из отеля.
Но я понимала, что смогут. Что мы можем? Кусаться, царапаться? Нам просто дадут по голове и бесчувственных погрузят в машину. Неэстетично, зато дешево, надежно и практично. Спасти нас может только чудо, но Ашик-Гёз был прав, свой лимит чудес мы уже исчерпали…
И тут неожиданно рядом с сыном, против Атмаджи, встал Юксел.
Мы уже видели братьев рядом. Хотя внешне Юксел был выше и представительнее брата, но невысокий, щуплый Атмаджа обладал особой силой — злой, но могущественной. Его умный взгляд подчинял. Юксел на его фоне терялся, ёжился, отступал в тень.
Однако сейчас отец Юче говорил с Атмаджой на равных. Они почти не повышали голос, а мы напрасно напрягали уши. Ни слова не разобрать было в этой турецкой абракадабре, а ведь от нее зависела наша судьба!
Арина безжалостно щипнула Юче за локоть.
— Что они говорят? Да не молчи ты, черт тебя побери!
Юче выдернул руку.
— Погоди… Я не верю своим ушам! Отец угрожает дяде. Говорит, что в прокуратуре у одного верного человека в столе лежит его заявление. В котором подробно расписана вся деятельность кёштебеков, их явки, их тайники и скупщики. Один звонок — и это заявление ляжет на стол главного прокурора. И если Атмаджа вас сейчас же не отпустит… и меня тоже… он позвонит. Да он с ума сошел!
— Так у них же все схвачено!
— Это в местной полиции все схвачено. А прокуратура такое заявление проигнорировать не сможет.
— Ну! А дядя?
— А дядя… Дядя говорит, что он-то сумеет выкрутиться. А вот ты, дескать, первый и окажешься за решеткой — до конца своих дней. А отец говорит, что это мы еще посмотрим. Дескать, в любом случае, когда мой бинес рухнет, тебе негде будет отмывать свои деньги. О, для дяди это удар ниже пояса… А еще отец говорит… Он больше не боится. И не хочет, чтобы боялся я. Он увидел, что я все-таки вырос честным человеком, и ему стало стыдно…
Последнюю фразу Юче прошептал еле слышно. Ем было неловко — он вроде как хвастался. Но он правильно поступил, мне надо было это услышать…
Атмаджа смотрел на брата снизу вверх, чуть нагнув голову, словно хищная птица. Он сверлил его взглядом, словно сканировал мозг на предмет тайных мыслей. Потом тонкие губы разошлись в улыбке, и он что-то сказал.
— Что? Что? — теребила Арина Юче.
— Говорит, что отец блефует, — хмуро ответил тот.
Юксел пожал плечами и, словно пистолет, выхватил мобильный телефон. Он демонстративно, так, чтобы Атмаджа видел, набрал какой-то номер. Главарь кёштебеков молчал. На его губах застыла все та же противная улыбка. Но когда Юксел что-то сказал в трубку…
— Сыпастик! — заорал Атмаджа. — Куш бейинли инек!
— Ченыны капа, — спокойно сказал Юксел, чуть отодвигая трубку от лица. И что-то еще.
— Дядя назвал отца идиотом и безмозглым ослом, — взволнованно переводил Юче. — А отец его послал. Велел заткнуться. Что теперь будет…
На лице Атмаджи, искаженном злостью, отразилась внутренняя борьба. Ясное дело, он прикидывал выручку с продажи нас в сексуальное рабство и возможные потери, если прокурор ознакомится с заявлением Юксела. Впрочем, длилась она недолго. Он еще что-то резко сказал Юкселу. Тот спокойно бросил в трубку пару слов и закончил разговор. А затем Атмаджа сделал знак своим людям, и те вслед за ним вышли. Остались мы с Ариной и Юче с отцом.
— Ну вот! — торжествующе провозгласила Арина. — А дедушка Гёз говорил, что чудес с нами больше не случится! Господин Юксел, — сказала она по-английски, — вы очень смелый, вы нас спасли, вы просто замечательный человек! И сын у вас тоже замечательный, — добавила она в порыве великодушия. Впрочем, кто бы спорил…
— Бежим на ресепшен, — вернул нас к действительности Юче. Мы опрометью бросились на улицу. Наслаждаться воздухом свободы было некогда.
— Сколько времени? — на бегу спросила я.
— Начало седьмого, — отозвался Юче.
Автобус должен был приехать за отъезжающими в полшестого… Но может быть, он опоздал?
Однако фойе было совершенно пустым. Юче уточнил на ресепшен — да, автобус уехал по расписанию, полчаса назад.
— Караул. Приплыли, — хрипло констатировала Арина.
— Но самолет-то еще не улетел! — воскликнула я. — Юче! Ты еще можешь нас спасти.
Он посмотрел на меня с такой безумной надеждой, как будто это его судьба решалась сейчас. Судорожно кивнул. Крикнул что-то поспешно входящему в фойе отцу. Тот торопливо закивал, начал кому-то звонить…
— Отец даст машину… — сообщил Юче, нервно улыбаясь и потирая ладони. — Я вас отвезу. Самолет еще не улетел. Мы их догоним.
Все всё делали страшно медленно — так мне казалось. На самом деле, не прошло и десяти минут, как мы запрыгнули в старенький "", и Юче рванул с места. На этот раз мы с Ариной не сговариваясь заняли места сзади.
Юче был бледен и сосредоточен. И он гнал так… Так у него не получалось даже, когда он был Терминатором и Супергероем.
Арина вдруг оживилась.
— Слушайте, внимание! Сейчас будет тоннель… Когда нас везли из аэропорта в отель, нам гид говорила…
— Кто? — вздрогнула я.
— Гид! — повторила Арина и нервно расхохоталась. — Ну да. Я теперь при слове "гид" буду представлять себе только Марту. Как говорится, вперед! Так вот, сопровождающая говорила, что в этом тоннеле надо хлопать в ладоши. Так мы разбудим наших ангелов-хранителей, и все у нас будет хорошо.
— Когда нас везли, она что-то про грехи говорила, — буркнула я.
— Да нет. Отпущение грехов — это другой тоннель. А в этом — ангелы. Вот он, вот он! Приготовились…
У Юче хватило ума не отпускать руль — при такой скорости никакие ангелы бы нас не спасли. А я всегда стесняюсь этих глупых курортных игр… Короче, захлопала одна Арина, но так оглушительно, что будь я ангелом, непременно бы проснулась.
Потом темнота тоннеля сменилась рыжими придорожными огнями — за стеклом машины они смазывались в полосы. И вот, наконец, как огромная летающая тарелка, ослепил нас светом аэропорт.
Шумная толпа соотечественников звенела на металлоискателе. Все уже приняли "с отбытием" и теперь с трудом ориентировались в карманах собственной одежды, выгребая оттуда горстями телефоны, зажигалки и мелочь. Бабы, матерясь, вытаскивали ремни из джинсов. Все бурно и витиевато комментировали шмон. Мне хотелось схватить автомат и расстрелять этих придурков. Они не понимают, что каждым своим тупым движением крадут у нас драгоценные минуты!
Пришла наша очередь. Мы с Юче прошли быстро, Арина запищала.
— Это пирсинг, — сквозь зубы процедила она, пока девушка дотошно ее досматривала.
Наконец мы прорвались внутрь и заметались от табло к табло. Парочка из давешней толпы тоже слонялась по залу.
— Я же говорила, семь часов — это вечер, — кричала толстая, загорелая дочерна баба.
— Масик, вечер — это девятнадцать часов. Семь — это утро, — бубнил трубным басом огромный мужик.
— Ха! Как будто турки умеют считать до девятнадцати!
