Сергей Федотов - Все, что шевелится
– Какие чудесные колдун и ведьмочка! – восхитился Лес.
– Не смей ругать моих детей! – выкрикнула Эйлик.
– И не думаю, – сказал юноша. – Я же сказал – чудесные. Кто их обучает?
– Я и обучаю, – призналась женщина. – Рассказываю о камнях, травах. Правда, я сама знаю так мало…
– С ними нужно заниматься, показывать, как затворять кровь, заговаривать зубы, вызывать дождь в засуху.
– Да кто же их этому научит? Уж не ты ли?
– Могу и я, если других знатоков в Юртауне не сыщется.
– Но мы-то живём в Жемусе.
– Так перебирайтесь в столицу. Все семьи кузнецов туда возвращаются, почему бы и тебе с детьми не переехать, раз твои братья собрались?
– Думаешь, это просто?
– Не вижу никаких сложностей. Собирайся вместе с роднёй. Детям нужен наставник, иначе они пропадут. Так и будут всю жизнь за банниками да домовыми подглядывать, зверей пугать, а ничему полезному не обучатся.
– Правильно, хан, – поддержал его Хор. – Я Эйлик то же самое с самого вашего приезда твержу, а она – ни в какую. Сидит тут, словно к месту приросла.
– Я не приросла, но боюсь Юртауна. Там, говорят, столько людей и каждый обидеть норовит…
– А старший брат у тебя на что? Неужели я не стану защитой любимой сестрёнке? Да и любой другой из братьев.
– Я подумаю, – сказала женщина. – Вот кабы ты, хан, и меня свойствам трав обучил.
– А почему нет? Станешь учиться вместе с детьми…
Дней через десять, когда были получены первые отливки, караван из запряжённых в сани лошадей со скарбом, женщинами и детьми, всадниками и стадом коров двинулся в столицу. По дороге назад Лес пропустил вереницу конных и санных вперёд, а сам заехал в маленькую долинку, в которой очнулся, лёг на снег и попытался настроиться на возвращение в своё прежнее тело. Ничего не вышло. Он поднялся, отряхнулся, плюнул в сердцах и запрыгнул в седло. Мысленно приказал Огоньку догонять караван, а сам стал размышлять, как жить дальше.
Юртаун оказался никаким не городом, состоял из юрт, но поставлены они были по линеечке, как в военном лагере, а в центре имелась площадь для собраний. Жилища стояли на равных расстояниях друг от друга, пространство между ними занимали огороды. Ханская юрта стояла около площади, её Нов определил по боевому вымпелу, порядком выцветшему. У входа его встречали мать и жена Гессера. Золотая красавица Другмо бросилась ему на шею, лепеча, как она соскучилась по мужской ласке, мать похвалила за возвращение кузнецов.
Юрта быстро наполнилась людьми, которые пришли по делу и без дела, одни спрашивали совета, другие сами настойчиво рекомендовали поступать так, а не иначе. Юноша, который никого из них не знал, с ответами и обещаниями осторожничал. Уйти от разоблачения помогали вещун-способности. Разошлись земляки только глубокой ночью. Тут-то всё и началось!
Едва за последним гостем закрылась войлочная дверь, как Другмо росомахой кинулась на мужа, повалила на ложе и принялась яростно срывать с него одежды. Лес не успел и охнуть, как оказался голым, а дикая наездница скакала на нём почище любого мастера джигитовки. При этом она ритмично выкрикивала складные глупости, словно ютские воодушевители обучили её боевым слоганам:
– Замер Янский жезл у входа
В Киноварные ворота,
В страсти Алая пещера
Оросилася весьма.
И Нефритовые фибры
Трепетали отчего-то,
А ложбинка Золотая,
Кажется, сошла с ума.
Но Самшитовая роща
Битвы жаждала бесстрашно,
Затаился в ожиданье
Августейший павильон.
И готовы были рухнуть
Стены Драгоценной башни.
Янский жезл пошёл в атаку
Грозно и со всех сторон!
Едва Другмо упомянула атаку, как жезл юноши словно взорвался, сладостная и мучительная истома разлилась по позвоночнику, в глазах заплясали ослепительно голубые и багровые вспышки, а под черепом заклокотали, выкипая, мысли. Ничего подобного испытывать с Кали ему не доводилось. Кажется, он впал в забытьё, а вот супруга не успокоилась. Ухватила его Янский жезл и пустила в ход «кораллы и драгоценности» – губы и зубы. Урча и мяукая, она мигом восстановила его увядшую мужественность и потребовала продолжения способом «семь драконов, летящих над озером по своей нужде». Такого способа Лес, разумеется, не знал, но Другмо и не спрашивала, как именно и в какой последовательности пускать в ход драконов. Она сама определяла очерёдность, разливала озеро и избывала нужду. За драконами последовал «императорский паланкин, проходящий девяносто девять ворот». Золотая красавица с энтузиазмом отпирала и запирала ворота, тщательно их считая, чтобы не сбиться. Всё равно юноше показалось, что было тех ворот значительно больше сотни.
Захлопнув последние, супруга не успокоилась, а протиснула паланкин ещё и через маленькую калитку. Через «сады, зацветающие дважды», где сама зацвела не меньше пяти раз, она вовлекла Нова в любовную игру «созрели вишни в саду у дядюшки Вани»[20], заставляя его ртом срывать алые вишни с её груди. Затем через «рубиновые чертоги» они проследовали к пруду, где «селезни охотились на уточек», а когда селезни уронили головы, побеждённые неутомимостью уточек, Другмо свила им гнёздышки в «тростнике, поющем под ветром с востока». Когда и ветер с востока оказался бессильным оживить любовную страсть, она обильно смазала Янтарную пушку на колёсах и принялась заряжать её с пылом новобранца. В конце концов ствол пушки погнулся, потеряв способность извергать ядра. Тогда женщина попыталась завести «часы с хрустальным боем и опаловыми бубенчиками», но хрусталь не звенел, и даже не хрустел, а бубенчики опали, как срезанные позавчера бутоны.
– Ты меня больше не любишь! – зарыдала от такой неудачи Другмо, а Лес не смог ей возразить ни словом, ни жестом.
Наутро он был ни жив ни мёртв, но всё же заставил себя подняться, босиком и в льняных кальсонах вышел на улицу умываться. Жена, причитая, что любимый супруг «совсем с ума сошёл», всё-таки вышла вместе с ним и поливала водой из кувшина, объясняя, мол, «никакого мыла я не видала и даже не знаю, с чем его едят». Посмотреть на невиданное зрелище сбежались все соседи.
На завтрак Другмо подала чай на травах, а матушка Булган принесла горячие лепёшки и миску мёда с сотами. Сидели скрестив ноги втроём за низким столиком. Поза показалась юноше очень неудобной, и он решил сделать настоящий, высокий стол, чтобы сидеть как положено на скамейке или табурете. Но быстро сообразил, что такой мебели не место в юрте, и задумался: а не срубить ли избу-пятистенку? Сложить каменную печь, то-то тепло станет. От очага, выложенного из камней в середине жилища, пользы было немного: костёр и костёр, да ещё и дыра наверху для выхода дыма. За ночь жаровни остывали, и по утрам температура в юрте лишь чуть-чуть отличалась от наружной. Почему же в посёлке Жемус построили настоящие жилища, сложили их из камня, а тут обходятся юртами, словно собрались не сегодня-завтра отправляться в дальний поход? Сам себе эту загадку Нов объяснил тем, что для кузницы войлочные стены не годятся, могут вспыхнуть от огня. А тем более в плавильне. На самом-то деле дома в Жемусе строили из камней потому, что никакого другого строительного материала у семейств Божинтоя и Хожира под рукой не оказалось. Вот и собрали из камня, благо в горах его имелось в избытке.
После еды Лес оседлал верного Огонька и поехал осматривать столицу. Из юрт выходили жители и приветливо здоровались с ханом.
– А где поселились братья-кузнецы? – спросил юноша.
Ему охотно показали направление, нашлось и немало желающих лично проводить, чтобы «не сбиться с дороги». К жилищам хористов Нов подъехал в сопровождении густой толпы. Все гомонили наперебой, и если бы он стал прислушиваться к каждому совету, то наверняка бы заплутал и не приехал вообще никуда.
На месте оказалось, что в Юртауне имеется хотя бы одно каменное строение – кузница. Пока остальные члены большого семейства распаковывали вещи, размещали скот, перевозили дрова от юрт рудознатцев (Ещё в Жемусе договорились с Дадагой, что поменяются: те заберут топливо, заготовленное кузнецами), Хор уже возился в кузнеце, очень уж не терпелось поработать с металлом, полученным по новой технологии. Делать здесь чародею пока что было нечего. Поэтому спросил, не зная чем заняться:
– А как устроилась ваша сестра Эйлик?
– Совсем дикарка, – махнул рукой с зажатой в ней молотом кузнец. – Забилась в угол юрты и сидит там, сверкая зубами и глазами, как волчица какая. И людей-то ей вокруг слишком много, и воздух у нас тут несвежий. А дети канючат, что нет ни домового, ни банника. Играть им, выходит, не с кем. Наши-то ребятки разбежались по друзьям и подружкам. Но я и с сестринскими живо разобрался: выгнал на улицу, а там таких огольцов – пруд пруди. А ты и впрямь станешь обучать травам и знахарству?
– А почему нет? Разве опытные лекари не нужны?
