Алексей Лютый - На крестины в Палестины
– И чего же ты его не арестовал? – поинтересовался Ваня.
– Затмение нашло, – вздохнул Боэмунд. – Видите, как один ваш вид на людей действует? И я забыл о том, что передо мной враг, да и сарацины, думаю, с перепуга мне о своей численности доложили. Раньше они даже парламентеров впускать отказывались!
– Сеня, тогда, может быть, поговоришь с сарацинами? – спросил Ваня. – Глядишь, они нам и сдадутся. А нет, так мне недолго и пару стенок развалить.
Мой хозяин совету омоновца внял и попытался убедить неразумных хазар, то бишь турок, прекратить сопротивление и немедленно сдаться властям. Я-то уже знал, что из этой затеи получится, а наивный Сеня все еще верил в лучшее. Его ожидания не оправдались, и вместо немедленной сдачи сарацины демонстративно повернулись к нему спиной, а кто-то со стены еще и добавил, что со взяткодавцами они общаться не собираются.
Тогда ведение переговоров взял в свои мощные лапы Ваня Жомов. Однако и его попытки не увенчались успехом. К моему удивлению, омоновец довольно долго был хладнокровным, а когда наконец разозлился и собрался свалить стену цитадели тем же способом, каким мы обрушили в реку скалу, когда помогали Гераклу чистить конюшни, нам с Сеней пришлось Жомова удерживать. Все– таки это у омоновца башни нет, а у цитадели они имеются. И с этих башен на голову Жомова может не только кипящая смола политься, а и что-нибудь похуже. Например, вино. Ваня ведь такой бессмысленной растраты ценного добра не переживет и может получить себе острую сердечную недостаточность. А тогда – прощай ОМОН!..
– Вот видите, какие они? – поинтересовался Боэмунд, когда нам удалось немного успокоить Жомова. – Не только язычники и еретики, но еще и быдлястые варвары…
– Какие? – оторопел мой Сеня.
– Оба-на, классную я фразу придумал! – перстоносец опять хотел себя хлопнуть ладонью по лбу, но в этот раз сначала внимательно осмотрел свою лапу, проверяя, нет ли на ней железной перчатки, и только затем исполнил задуманное. – Писец, ко мне. Пиши: «Любезная моя Катерина Матвеевна…»
Я понял, что это надолго. Коротко тявкнув, я попытался объяснить Сене свою точку зрения, но хозяин на меня внимания не обратил. Он задумчиво смотрел на цитадель, делая в уме какие-то расчеты. А поскольку Рабинович при этом теребил кончик носа, я понял, что его вновь посетила какая-то гениальная идея. Теперь оставалось только одно – сидеть и ждать, пока умная мысль в голове Рабиновича уложится поудобнее, сформируется поконкретнее и будет готова к подаче окружающим. Жомову симптомы усиленной умственной деятельности моего хозяина тоже были знакомы, и Ваня, приготовившись к долгому ожиданию, собрался чистить пистолет. Правда, единственное, что он успел сделать, так это вытащить оружие из кобуры и вынуть из него затвор.
– Так, все ясно, – заявил Рабинович, осматриваясь по сторонам. – Если эти гады не хотят выходить, мы сделаем так, чтобы они не смогли выбраться из цитадели, даже если очень этого захотят.
– Это как? – удивился омоновец. – Перебьем всех, что ли?
– Проще, Жомов, проще, – усмехнулся Сеня. – Мы их запрем. – Он пнул Боэмунда, продолжавшего диктовать писарю текст послания своей супруге. – Очнись, норманнская морда. Собирай своих бойцов. Дело есть!
Боэмунда растолкать было очень сложно, но моему хозяину сделать это все-таки удалось. Сеня тут же изложил антиохийскому коменданту свою идею, и перстоносец просто запрыгал от радости, хотя, с моей точки зрения, велосипед Рабинович не изобрел. Он просто предложил построить вокруг центральной цитадели, занятой непокорными сельджуками, еще одну стену. Эта стена и должна была отделить город от центральной его части и запереть турок внутри их убежища.
Боэмунд отдал распоряжение, и работа тут же закипела. Перстоносец привлек к строительству каждого отдельно взятого предводителя крестоносного войска, выделив им различные участки стены. Собственно говоря, строило воинство Христово не стену, а скорее баррикады между домами, но получилось все равно эффективно. Ландскнехты старались изо всех сил, прельщенные тем, что после строительства им наконец дадут хоть что-то пожрать, и через пару часов все проходы от цитадели внутрь города были перекрыты трехметровой высоты завалами. Со стороны окраин на них еще хоть как-то можно было забраться, а вот сарацинам преодолеть баррикады и не потерять три четверти личного состава ни за что бы не удалось. Даже если бы крестоносцы выставили для охраны заграждений втрое меньше солдат, чем было в распоряжении Ибн ал-Асира. Сельджуки приуныли, а их предводитель заорал Боэмунду и прочим рыцарям, писавшим акт приемки сооружения:
– Ну и хрен с вами! На все воля Аллаха, а я с ним сегодня разговаривал, и он велел нам потерпеть. Все равно скоро город будет в руках Кылыч-Арслана и ваши баррикады окажутся бесполезны.
– Угу, – согласился с ним Сеня. – А еще я могу тебе сказать, что когда человек разговаривает с богом, это называется молитва. А когда наоборот – шизофрения!
– Ты давай не матерись, а то я таких слов не знаю, – крикнул в ответ со стены сарацин. – Я, между прочим, школу милиции не заканчивал.
– А тебя бы туда и не взяли, – парировал мой хозяин.
Я уже собрался вмешаться в их дискуссию и вразумить Рабиновича, объяснив, на какого именно обитателя детского сада он сейчас похож, но мне помешал Жомов. Он сказал Рабиновичу то же самое, что собирался говорить и я, только в более парламентских выражениях. Сене пришлось согласиться с доводами друга. Тем более что первая проблема была решена. Запершихся в цитадели сарацин можно было больше не опасаться, и теперь нам предстояло решить другой вопрос: что делать с войском Кылыч-Арслана, обложившим Антиохию со всех сторон?
Как вы уже заметили, я всегда был очень сообразительным псом, не умирая при этом от излишней скромности. Однако в этот раз и мне было непонятно, что мы можем сделать с многотысячной армией сарацин, многократно превосходящей рыцарские войска. Горыныча, конечно, на них можно напустить, но турки – народ горячий. Может быть, сначала и побоятся немного трехглавого летающего монстра, вперемежку с нравоучениями изрыгающего из своих пастей огонь, но скорее всего очень быстро освоятся и попытаются сбить невиданное доселе чудище. Мы бы, наверное, в общей сутолоке, устроенной Ахтармерзом, и смогли бы удрать, но в таком случае потеряли бы нашу летающую керосинку. А этого и по техническим причинам допускать нельзя было, да и просто жалко Гварнарытуса.
Поэтому придумывать нужно было что-то другое. Более эффективное и безопасное. А как это сделать, я не знал. Похоже, не знал и Сеня. Немного потоптавшись около баррикад, он махнул рукой и позвал нас на городские стены. Боэмунд пошел с нами.
Чтобы увидеть воинство Кылыч-Арслана, мне пришлось передними лапами опереться на парапет между зубцами стены. Зрелище было впечатляющим. Не знаю, как на других участках, но прямо напротив нас стояли такие войска, что, вздумай Боэмунд им устроить поверку, как это сделал с турками в цитадели, ответа пришлось бы ждать до завтрашнего утра. Честное слово, мы были в ловушке, как кот на мусорном бачке посреди стаи разъяренных бультерьеров. И сбежать не получается, и оставаться на месте нельзя – бачок того и гляди уронят. Вот такая вот ситуация!..
– Ваня, как ты думаешь, есть какой-нибудь шанс вырваться отсюда? – с какой-то безнадежностью в голосе спросил у Жомова мой хозяин.
– Дай мне взвод автоматчиков и вертолет для прикрытия, – попросил омоновец, но Сеня его перебил:
– Ага, а еще тактические ракеты, танковую бригаду, ядерный чемоданчик президента и шутовской колпак, – съязвил Рабинович. – Губозакатывателя тебе, Жомов, не хватает. И мозгов. Я серьезно с тобой разговариваю, а ты меня байками кормишь. Еще раз спрашиваю, что делать– то будем?
– Выпить бы не помешало, – пожал плечами омоновец. – А то башка на сухую варить отказывается.
– Кому чего, а Жомову пол-литра, – Сеня развел руками и посмотрел на Боэмунда. – В общем, так, рыцарь, мы обедать, а ты собери пока всех военачальников в кучу. Будем совет держать. Какой-нибудь выход да найдется.
Что ж, отрадно слышать, что разума Рабинович еще не лишился. Время перевалило уже за полдень, и у меня, если честно, в животе такой же бунт начинался, как в Эльфабаде – какая-то одна сволочная кишка начала жаловаться на пустоту и все остальные органы взбаламутила. Они мне тут же такую акцию протеста устроили, что, честное слово, будь я немного похуже воспитан, у кого-нибудь из крестоносцев кусок окорочка бы отгрыз. И хрен с тем, что я человечину не люблю. Есть-то что-то надо!
Не прощаясь, мы расстались с Боэмундом и направились в караван-сарай, а там нас ждал сюрприз. Первым, кого мы увидели, когда переступили через порог, был Попов, ходящий хвостом за Фатимой и выклянчивающий хоть один, хоть самый маленький кусочек мяса!.. Ну не оборзел? Ладно, мы припасами, выделенными нам утром, со строителями баррикад поделились, а этот проглот когда успел свою долю сожрать? Опять через каждые десять шагов присаживался и исключительно от скуки припасы через себя пропускал?
