Кир Булычев - Похищение чародея
— А ты сам, хозяин, разве не из Лигона? — крикнул кто-то, и в толпе захихикали.
Но я не сдавался.
— Вот вас выселят из Танги, а обратно не пустят.
— Если так, то зачем им фабрику разбирать? — спросил идиот-управляющий.
— Вы его не слушайте, — сказал, обернувшись к остальным, человек с разводным ключом. — Мы его не знаем. А то завтра тряхнет — и нет фабрики. И все мы без работы.
— Я ваш хозяин, это моя собственность. Я призываю вас разойтись. Тех, кто не подчинится, увольняю.
Толпа растерянно молчала. Чаша весов колебалась. Но опять вмешался мой основной оппонент:
— Им лучше, чтобы все погибло, только бы не досталось правительству. А нам что на хозяина работать, что на правительство. Правительство даже будет больше платить. Это я вам точно говорю.
Толпа зашумела одобрительно, и я понял, что мое дело проиграно. Мне было ясно, что за этим скрывается жестокая и коварная рука майора Тильви.
— Господин хозяин, — шептал мне на ухо управляющий, — лучше уйдите отсюда. Люди злые, они могут вас обидеть. Они боятся остаться без работы. Уйдите.
— Нет, — произнес я твердо. — Я забочусь об интересах рабочих. Их обманывают. В этот момент их семьи гонят в горы, а они, наивные, разбирают машины, чтобы военным было легче увезти их в Лигон.
— Гони его! — крикнул кто-то. Но более осторожные прислушивались к моим словам. Другой голос возразил:
— Надо проверить. Какой смысл хозяину свою фабрику губить? Может, он знает что-то.
К сожалению, решение, к которому пришли эти люди, оказалось совершенно неприемлемым для меня. Какая-то горячая голова предложила послать одного из них в комендатуру, узнать, как там дела, заглянуть по домам. А меня, пока суть да дело, запереть на складе.
Я сопротивлялся как тигр. Но эти темные озлобленные люди, столь далекие от понятий законности и порядка, сволокли меня к темному складу, и я услышал, как звякнул засов. Лишь зарешеченное окошко связывало меня с миром. И меня охватил ужас. Я почувствовал себя погребенным заживо. Меня не успокоил даже шепот управляющего, который вскоре подошел к окошку и сказал:
— Я вас, как только станет потемнее, выпущу.
Он не понимал, что мне не к кому бежать, некого молить о помощи. Снаружи слышались голоса, крики, и я на всякий случай удалился в дальний угол склада и спрятался там, ибо опасался, что, вернувшись, посланец принесет приказ перевести меня в тюрьму. Я слышал, как он вернулся и как возбужденно переговаривались рабочие. Потом они вновь принялись за разрушение фабрики, забыв обо мне. Лишь через час до меня случайно донеслись слова:
— А что с хозяином делать?
И ответ:
— Пускай сидит, отдыхает.
И взрыв хамского хохота.
Когда управляющий, не нарушив своего слова, открыл засов и выпустил меня, было уже за полночь… Последние рабочие, завершая уничтожение фабрики, возились у разобранного цеха, закрывая станки дерюгой. Управляющий вывел меня задами на пустырь и прошептал:
— Простите, хозяин, что так вышло… Простите, хозяин…
Майор Тильви КумтатонВечером я побывал в доме у русских и говорил с советником Вспольным. Военный фельдшер так обработал его йодом и зеленкой, что он стал похож на воина племени Урао, вышедшего на тропу войны.
Господин Вспольный был мною разочарован. Его близорукие светлые глаза в желтых ресницах сердито блестели на красном, обожженном горным солнцем, небритом лице. Профессор Котрикадзе не участвовал в разговоре. Он сидел за столом и просматривал ленты, привезенные Вспольным с Линили. Ли не было. Он остался на озере.
Господин Вспольный, наверно, думал, что, узнав о роли князя Урао и поведении капитана Боро, я тут же прикажу объявить мобилизацию и отправлюсь восстанавливать справедливость. Он ошибся, и это его огорчило.
К сожалению, я ничего не мог поделать, хотя знал больше Вспольного.
Участники неудачной экспедиции на Линили уже разошлись по домам и, полагаю, сейчас помогали своим семьям готовиться к отъезду. Все мои солдаты были заняты — или здесь, или в Моши. Им следует выспаться перед завтрашним днем. Я бы тоже с радостью прилег на час, но в комендатуре меня ждали.
Да и как объяснить русскому, что я только час назад и то случайно обнаружил у себя в кармане последнюю записку Васунчока, в которой он сообщал мне о предательстве Боро! Если бы я прочел ее вовремя, Лами была бы в безопасности, а груз опиума — в наших руках. Как объяснить Вспольному, что Боро не явился ко мне с докладом об экспедиции на озеро, что его нет дома, что его нет в городе? Что же его спугнуло?
Не могу я бежать сейчас в дом князя Урао. Он готов к моему визиту. Я не могу устраивать осаду и штурм резиденции председателя совета горных правителей и поднимать на восстание горные племена за несколько часов до землетрясения… Я вежливо поблагодарил господина Вспольного за рассказ о событиях в горах.
Вспольный покраснел. Профессор Котрикадзе чуть улыбнулся, не поднимая головы от бумаг. Даже в трагедии бывают смешные детали. Вспольный подтянул слишком длинные брюки, пожертвованные ему профессором, и покинул комнату.
Я спросил профессора:
— Ничего нового?
— Прогноз остается в силе. Но постарайтесь все закончить к четырем часам.
— Постараемся, — сказал я. — Спокойной ночи.
Несмотря на поздний час, губернаторский дворец гудел, как городской базар. Носились по коридорам клерки и военные телеграфисты, в коридорах сидели и стояли неизвестные мне люди, кто-то ругался с запыленным лейтенантом из транспортных войск. У дверей моего кабинета кто-то прислонил прибитый к фанере плакат «Долой милитаристское правительство!». Под плакатом стоял мужчина с разводным ключом в руке. Вид у него был мрачный, и моя рука непроизвольно потянулась к кобуре.
Но мрачный человек был делегатом со спичечной фабрики. Оказывается, туда заявился паршивец Матур и пытался сорвать эвакуацию. При этом лгал несусветно о наших целях и намерениях. Люди заперли Матура на складе, но все-таки решили послать кого-нибудь ко мне, развеять сомнения — не будем ли мы переселять в опустевшие дома людей из Лигона? Я поклялся, что этот план родился в жадной голове Матура. Но почему? Это же его фабрика — так помогай, спасай ее.
В кабинете у меня сидели два князя с верховьев Лонги и настоятель местного монастыря. Ждали своей очереди корреспондент «Лигон дейли» и еще человек пять. За час отпустив их, я попросил ординарца принести мне чашку кофе и таблетку аспирина. Глаза слипались. Но ведь осталось меньше суток…
Кофе был теплым, из термоса, да и на чем его сейчас разогреешь? Я пил его медленно, стараясь убедить себя, что уже не хочу спать.
Я думал не о землетрясении, я думал о Лами и Васунчоке.
Будь я европейцем, то есть Цивилизованным человеком (хотя это ложь: лигонская цивилизация старше европейской на тысячелетие), я бы выбрал самое главное и без колебаний занялся бы спасением города. В конце концов, в пещере лежит не первая и не последняя партия опиума, и, если получше подготовиться, мы их обязательно поймаем. Да и с Лами, вернее всего, ничего дурного не случится — думаю, что князю она нужна как заложница. Со смертью капитана шантаж теряет смысл, и девушка скоро вернется обратно. Но я дал слово капитану, что выполню его просьбу. Его просьба задержать груз оказалась предсмертной. Духи предков никогда не простят мне, если я это слово нарушу. И не будет мне успокоения ни в этом, ни в последующих рождениях. А если я оставлю без зашиты дочь капитана, то семь кругов ада откроются для меня и семь кругов неба навсегда останутся для меня закрыты. Я говорю не как майор армии и бывший студент университета — называйте это национальной психологией, чем угодно, но клянусь: окажись на моем месте сам бригадир Шосве, он сказал бы то же, что и я. А раз так…
Вошел скучный клерк из отдела имуществ, который составлял для меня списки собственников недвижимости. Я взглянул на часы. Первый час ночи.
— Что привело вас ко мне? — спросил я, вновь услышав голоса и шум моторов за окном, мычание волов, лай собак, плач детей.
— Я думал, господин майор, — сказал он, — над вопросом, который вы мне задали днем.
— Вопросом?
— Да. Вы соблаговолили спросить: кому и зачем нужно, чтобы срок землетрясения остался в тайне? Может быть, вы и не связывали эти свои слова со сведениями, которые я для вас подбирал, но я осмелился тоже думать об этом, господин майор.
— Ну и что?
Это был старый клерк, высохший от сидения над бумагами в окружном управлении, бумажная крыса, на которую никто никогда не обращал внимания. Он трепетал от служебного страха передо мной, но еще более от крамольности пришедшей ему в голову мысли.
— Садитесь, — сказал я ему.
— Я проставил возле каждого из порядковых номеров сумму, на которую застрахована эта собственность. И оказалось, что, как правило, она превышает сумму, уплаченную новыми хозяевами.
