Николай Елин - Самозванец
– Нет, наш! Честное слово, наш!
– Это не меняет дела. За границей тоже наши аппараты продают. Могли вам оттуда прислать!
– Я вспомнил! – воскликнул Балдаев, с аппетитом обгладывая оброненную Макаронским селёдку. – Вспомнил! У меня соседка лимоны на окне выращивает! Надо у неё семена для Флорова попросить. Пусть он тоже разводит!
– А что? – сказал начальник отдела. – Лимоны – это мысль! Вполне интеллигентно, к тому же без ненужной подоплёки. Как вы считаете, товарищ Кондрактов?
– Ну что ж, – отозвался тот, – неплохо. Очень неплохо.
– Это мы поручим Балдаеву, – заметил Яков Сергеевич. Итак, хобби имеется. Что ещё?
– А как у вас, товарищ Флоров, в смысле начитанности! – поинтересовался Кондрактов. – Какую последнюю вещь вы читали?
– М-м… Открытое письмо Анкетовой, – припомнил Юрий Никитич.
– Для товарища Ковшова это не подойдёт. Возьмите у нас в библиотеке томик Гегеля…
– Гоголя, – поправил Балдаев.
– Я знаю, что говорю, – нахмурился начальник. – Гоголя товарищ Ковшов сам читал. Может спросить что-нибудь. Так что, возьмите лучше Гегеля. Будете всегда носить под мышкой. И к товарищу Ковшову с Гегелем пойдёте. Вы будете выглядеть гармонически развитой личностью.
– Для гармонической развитости ещё спортом надо заниматься, – вмешался Ноликов. – Например, бассейн посещать…
– Вы соображаете, что говорите? – одёрнул его Балдаев. – А если эта вещь утонет? А потом её кто-нибудь со дна поднимет и злоупотреблять начнёт! Нет, тогда уж лучше Флорову в баню ходить. В бане он весь на виду.
– Баня – это не спорт, – пояснил подчинённому Макаронский. – Я предлагаю теннис. Культурная игра, и площадка огорожена. Не убежишь. Возражений нет!.. Значит, записываем Флорова в секцию. Да… и ещё вот что, товарищи. С сегодняшнего дня нам придётся относиться к Флорову с подчеркнутым уважением, чтобы продемонстрировать посторонним, что он пользуется в нашем отделе непререкаемым авторитетом. Вы меня понимаете?
– Разрешите мне, – поднялась из-за стола бледная, как майонез, Анкетова, которая всё это время молча сидела в углу стола и делала какие-то записи на салфетках. – Я тут подготовила проект закрытого письма товарищу Флорову и хочу его зачитать… – И, сложив салфетки стопкой, она начала звонким от волнения голосом: – «Того, что произошло с вами, Юрий Никитич, я ожидала уже давно. Такой человек, как вы, дисциплинированный, выдержанный, эрудированный, пользующийся огромным влиянием среди товарищей по отделу, рано или поздно должен был…»
– Совершенно верно, товарищ Анкетова, – перебил её Макаронский. – Можете не продолжать, я вижу, что вы правильно меня поняли.
– Только я бы предложил сделать это письмо открытым, посоветовал Кондрактов. – Так будет больше шансов на то, что его прочитает товарищ Ковшов.
– Согласен, – утвердил Макаронский. – Это будет ещё один положительный штрих. Я думаю, что теперь товарищ Ковшов останется доволен нашим сотрудником. Учится без отрыва от производства, Гегеля читает, имеет хобби, увлекается спортом, к тому же прекрасный работник. Вырисовывается яркий образ нашего современника. Такому человеку не стыдно и самую значительную вещь проглотить! Так поднимем же за него бокалы, товарищи! Поднимем бокалы за факсимиле товарища Ковшова, которое нас всех сблизило!
Он осушил рюмку, закусил ветчиной и, покосившись на Юрия Никитича, добавил:
– Но снимать контроль за Флоровым считаю преждевременным. Сейчас от нас, как никогда, требуется бдительность! Утроим внимание, товарищи!
Глава VII
ПОБЕГ
Гости ушли поздно. Юрий Никитич закрыл за ними дверь, повернул ключ на два оборота, навесил цепочку и, озираясь, медленно направился в кухню. По пути он заглянул в ванную, проверил, не застрял ли кто-нибудь из гостей в туалете, затем отворил дверцу стенного шкафа и раздвинул висевшие там пальто. В шкафу тоже никого не было. Тогда Флоров влез на табуретку и достал с антресолей клетчатый чемодан. Он прошёл с ним в комнату, сдвинув посуду, положил чемодан на стол и погасил свет, чтобы с улицы нельзя было ничего разглядеть. Затем подошел к письменному столу, выдвинул все ящики и начал лихорадочно рыться в них, выбрасывая на пол всё ненужное. Наконец он нашел то, что искал, и принялся аккуратно переносить в чемодан и укладывать ровными рядами. Когда чемодан наполнился до отказа, Флоров закрыл крышку и осторожно прижал её коленом.
В этот момент за дверью что-то звякнуло. Юрий Никитич сделался белым, как новенький унитаз. Он застыл, стоя на одном колене, в такой испуганно-благоговейной позе, будто собрался просить руки дочери товарища Макаронского. Звук не повторился.
Тогда Флоров перевёл дух, надавил коленом посильнее, запер чемодан и повесил ключ на шею. Затем он не спеша разделся, вымыл ноги, надел тапочки, спортивный костюм и полез под кровать. Оттуда он вылез, держа в руках увесистый тюк, туго перетянутый верёвками. Юрий Никитич положил тюк возле окна, поставил рядом чемодан и при тусклом свете луны в последний раз оглядел комнату. На столе, плотно уложенные в банку, словно ампулы с наркотиками, недобро поблёскивали кильки. В углу, будто пачка фальшивых документов, зловеще белела стопка салфеток. Рядом, как финский нож, угрожающе отливал сталью разрезанный вдоль огурец.
Флоров поёжился и невольно сделал шаг назад. И вдруг он почувствовал, что в спину ему уперлось дуло пистолета. У Юрия Никитича подкосились ноги, и он рухнул на пол. Вслед за ним свалилась лежавшая на подоконнике бутылка, которую он принял за ствол огнестрельного оружия.
– Тьфу, порождение алкоголизма! – зло обругал бутылку Флоров, поднимаясь с пола и отряхивая костюм. – Чтоб в тебе пусто было!
Он ещё раз прислушался. Кругом было тихо. Тогда Юрий Никитич открыл окно и осторожно выглянул на улицу.
– Никого! – прошептал он. – Они меня у двери караулят. Интересно, кто сегодня на вахте? Только бы не Балдаев! Он быстро бегает, догонит, чёрт длинноногий!
Флоров достал из шкафа заранее припасённую бельевую верёвку, привязал к её концу тюк и чемодан и стал медленно спускать их через окно. Когда они наконец коснулись земли, Юрий Никитич закрепил в комнате противоположный конец верёвки и спустился по ней во двор сам. Здесь он отвязал свой багаж и, крадучись, направился с ним на улицу.
– Стой! Кто идёт?! – услышал он вдруг знакомый голос Балдаева.
Флоров инстинктивно прижал к себе чемодан с узлом и что есть мочи бросился бежать.
– Эй, куда? Подождите меня! – надрывался Балдаев, мчась следом. – Остановитесь, помогу вещи нести!
Юрий Никитич понёсся ещё быстрее. Он свернул в проходной двор, потом ещё в один, но преследователь не отставал. В этот момент Флоров заметил стоящий на остановке трамвай. Он вскочил в переднюю дверь, оторвал билет, пробежал по вагону и выпрыгнул сзади. Балдаев же выпрыгнуть не успел. Дверь захлопнулась, и трамвай поехал. Тогда Балдаев рванул стоп-кран и, не дожидаясь остановки, выскочил в окно. Силы Юрия Никитича начали иссякать. Но тут впереди мелькнула красная буква «М».
– Скорей в метро! – пробормотал Флоров. – Это мой последний шанс!
Он ухватил тюк зубами и освободившейся рукой начал шарить по карманам. Наконец нащупал пятачок, вбежал в метро и вихрем понёсся по эскалатору. Балдаев хотел проскочить вслед за ним без пятачка, но ворота пропускного аппарата безжалостно захлопнулись перед самым его носом. Балдаев суетливо стал рыться в пиджаке, достал кошелёк и со злостью плюнул в него. В кошельке у него лежали только юбилейные и гнутые монеты, на которые разменный автомат и смотреть не хотел.
Пока Балдаев стучал в окошко кассы, пытаясь разбудить задремавшую кассиршу, пока она, позёвывая, разменивала ему деньги на пятачки, пока он дрожащей рукой совал пятак в щель монетоприемника и никак не мог туда попасть – внизу, на платформе, раздалась звонкая команда: «Готов!» – и поезд, в последнем вагоне которого восседал на тюке Флоров, мягко тронулся с места.
Через полчаса Юрий Никитич уже подходил к высокому серому зданию с маленькими окнами. Сдерживая кряхтенье, чтобы не услышал охранник, Флоров тяжело перелез через забор, перетащил вещи и, бесшумно ступая, приблизился к одному из окон первого этажа. Поставив узел и чемодан на землю, он осторожно надавил плечом на раму. Окно открылось. Юрий Никитич подхватил багаж и юркнул с ним внутрь. Зажёг спичку, осмотрелся. Он находился в просторной комнате, уставленной письменными столами. Слева виднелась обитая дерматином дверь. Юрий Никитич подошел ближе и при неровном свете спички прочёл: «Начальник поздравительного отдела т. Макаронский Я. С. Приём по вторникам и четвергам».
– Всё правильно! Сюда попал! – вздохнул с облегчением Флоров.
Он отыскал в темноте свой стол, положил на него чемодан и принялся извлекать из него множество вещей, на каждой из которых стояло инвентарное клеймо поздравительного отдела. Все эти казённые вещи он присвоил за неполные три года работы в учреждении. Юрий Никитич разложил принесённое добро по столам и ещё раз пересчитал его:
