Роберт Говард - Пока клубился дым
– Стараешься опорочить меня в глазах кроу, да? – спросил он. – Ничего, я еще с удовольствием посмеюсь, когда мои друзья сиуксы будут зажаривать тебя, насадив на вертел! Подожди, осталось уже недолго! Скоро, скоро Полосатый Гром обратится со словами Хозяина Жизни к вождям из колдовского вигвама!
– Хорошо смеется тот, кто смеется последним! – с холодным достоинством ответствовал я, злорадствуя в душе, поскольку метод, каким я намеревался одержать победу над сэром Уилмотом, почти примирил меня с очень досадной временной невозможностью перерезать ему глотку.
Я пошел прочь, сопровождаемый его громким, грубым и ужасно противным хохотом. Только подожди, твердил я себе, только подожди еще немного! Ведь мой изощренный ум обязательно одержит в конце концов победу, иначе просто не может быть!
Я прошел мимо того места, где перед небольшой типи, сшитой из шкур белых бизонов, уже разложили по кругу кипы бизоньих шкур – места для вождей. До тех пор пока не начнется Большой Совет, никто из индейцев не смел сюда приближаться, потому как это место считалось вакан, – так говорят сиуксы, подразумевая сильное колдовство. Вдруг, к своему изумлению, я заметил, как из ближайшей к кругу типи с ужасно перекошенной физиономией выскочил Шингис. Старик метнулся к кожаному ведру, сделанному из желудка бизона, и одним духом проглотил не меньше галлона, после чего отшвырнул опустевшее ведро и принялся что-то горячо толковать самому себе, яростно потрясая кулаками в воздухе.
– Я вижу, мой краснокожий брат чем-то уязвлен в самое сердце? – вежливо поинтересовался я.
– Твою мать! – сообщил мне старый Шингис. – В этой деревне завелся человек, чье сердце чернее ночи! Но пусть он побережется! Пусть он не забывает, что Шингис – друг самого Унктехи!
Выпалив такую туманную угрозу, старик устремился прочь с видом человека, которому предстоит какое-то важное дело. А я зашел в вигвам Толстого Медведя. Тот, странно раскорячившись на шкурах, рассматривал себя в зеркало, стыренное им три лета тому назад со склада Пушной компании.
– Чем это ты таким занят? – поинтересовался я, усаживаясь и запуская руку в котелок с мясом.
– Пытаюсь представить себе, как я буду выглядеть, когда меня оскальпируют, – ответил он. – Последний раз говорю тебе: тот бочонок…
– Ты опять пытаешься поднять этот вопрос, жмот проклятый?! – в гневе вскочив на ноги, взревел я; но тут в вигвам заглянул воин и сказал, что все уже собрались на Совет.
– Нет, ты видишь? – обиженно прошептал мне на ухо Толстый Медведь. – Я не хозяин в собственной деревне, когда здесь появляются Пестрый Дятел и Клейменый Конь! Тогда они начинают отдавать приказы! И кому?! Мне!
Мы с Толстым Медведем пошли к Кругу Большого Совета, а им пришлось устроить его на улице, поскольку в деревне не нашлось такого вигвама, который смог бы вместить всех собравшихся. На одной стороне чинно расселись арикары, на другой – кроу, на третьей – сиуксы. Я сел рядом с Толстым Медведем, а сэр Уилмот со своими соксами и французиками оказался как раз напротив нас. Колдун сэра Уилмота сидел, скрестив ноги; на его плечах была тяжелая накидка их волчьих шкур, хотя, несмотря на поздний час, на улице стояла такая жара, что, кажется, можно было поджарить яичницу прямо на камнях. Но настоящий кейока всегда делает именно так. Вот если бы вдруг повалил снег, шаман-сокс, скорее всего, сидел бы сейчас в чем мать родила!
Женщины с детишками позалезали на верхушки вигвамов, чтобы лучше видеть Круг Большого Совета, а я шепотом переспросил у Толстого Медведя, где бочонок, а он ответил, что под шкурами прямо позади меня, после чего начал раскачиваться взад-вперед, тихонько напевая себе под нос предсмертную песню.
Тогда я стал шарить рукой у себя за спиной, но прежде, чем мне удалось нащупать бочонок, сэр Уилмот поднялся на ноги и начал так:
– Я пришел сюда не для того, чтобы понапрасну тревожить слух моих краснокожих братьев пустыми речами! Зудеть, подобно москитам, в ушах людей – удел Длинных Ножей! Скоро Хозяин Жизни сам произнесет свое веское слово устами Полосатого Грома. Что же касается меня, то я принес на Совет не пустые слова – о нет! – но подарок для великих вождей, который усладит их сердца!
И называйте меня всегда команчем, если с этими словами, сэр Уилмот не наклонился и не вытащил из-за кипы шкур бочонок Толстого Медведя! Я почувствовал, как земля уходит у меня из-под ног, а Толстый Медведь застонал так, словно его изо всей силы пнули в брюхо. Я краем глаза заметил, как Андре издевательски подмигивает мне издали, и мгновенно понял, что подлец подслушал наш разговор и стащил бочонок из-под моей кипы шкур после того, как Толстый Медведь поставил его туда для меня. По блеску, сразу же появившемуся в глазах воинов, я понял, что Красные Мундиры уже одержали победу, тогда как я потерпел ужасное, сокрушительное поражение!
Я был так страшно расстроен, что не мог уже думать ни о чем другом, кроме как добраться до красномундирников и соксов и перерезать ножом столько ихних поганых глоток, сколько успею прежде, чем они прикончат меня! И уж в любом случае, пап, я был твердо намерен в первую очередь перерезать глотку сэру Уилмоту, и не было во всем мире такой силы, которая смогла бы помешать мне выпустить наружу его кишки прежде, чем я умру! Ведь мы, Элкинсы, в своем последнем приступе смертельной ярости куда как опаснее любой загнанной в угол пантеры! Ты только вспомни, пап, моего любимого двоюродного дедушку, Исайю Берфилда. Ведь когда индейцы-крики наконец одолели его, то после того сражения у них просто не осталось в живых достаточно воинов, чтобы снять со старика скальп, а ведь дедуле к тому времени уже стукнуло целых восемьдесят семь лет!
Я потянулся было за своим ножом, но тут сэр Уилмот вдруг и говорит:
– Скоро, совсем скоро волшебное молоко Красных Мундиров заставит сердца доблестных воинов петь от счастья! Но сперва мы должны услышать слова того, кого сиуксы называют Уаканотокой, а другие племена называют другими именами, но кто является Хозяином Жизни для всех нас! Сейчас он будет говорить с нами устами Полосатого Грома!
Ну ладно. Пускай говорит!
Я решил, что дождусь, пока все уставятся на вигвам шамана-колдуна, а уж потом рванусь к горлу сэра Уилмота. Полосатый Гром зашел в вигвам и закрыл за собой полог, а соксы разожгли перед входом костер, начали скакать у этого костра как безумные и вопить:
О Хозяин Жизни! Войди в вигвам из белых шкур! Скорей туда войди!
И овладей там разумом того, кто ждет тебя внутри!
И тогда, его устами, ты с нами говори!
Понятия не имею, что там швыряли проклятые соксы в свой проклятый костер, но из него вдруг повалили такие клубы дыма, что тот вигвам из белых шкур стало совсем невозможно разглядеть, а эти чумные соксы продолжали скакать и вопить в этом дыму, что твои черти в огненной преисподней. А затем из вигвама вдруг раздался страшный крик и послышалась возня, какая бывает, когда идет хорошая драка. Бедные индейцы разом повскакивали со своих мест, и было очень на то похоже, что они вот-вот дадут деру, но тут сэр Уилмот поднял руку и провозгласил:
– Не бойтесь! Это злой дух Унктехи сражается с посланником Хозяина Жизни за обладание телом шамана! Скоро добрый дух одержит победу, и тогда мы откроем вигвам, и мы услышим вещие слова самого Уаканотоки!
Черт возьми, еще бы!
Я отлично знал, что Полосатый Гром скажет в точности то, что ему велел говорить сэр Уилмот! Но эти-то глупые индейцы будут считать, что с ними говорит сам Великий Дух!
Между тем суматоха в вигваме стихла, клубы дыма опали, и сэр Уилмот провозгласил:
– Твои дети смиренно ждут Твоих слов, о Уаканотока!
Сказав это, он распахнул полог, и пусть меня всю жизнь называют голландцем, пап, если в том белом вигваме было хоть что-то кроме громадного полосатого дикого скунса!
Задрав хвост трубой, скунс неторопливо вышел из вигвама, а бедные индейцы все разом издали дружный вопль ужаса и попадали на землю со своих бизоньих шкур, а потом вскочили на ноги и тут же всем миром пустились наутек – и сиуксы, и арикары, и кроу, и соксы, – завывая на бегу:
– Унктехи победил! Он превратил Полосатого Грома в злое вонючее чудовище! Унктехи одолел Уаканатоку!
Они даже не потрудились открыть ворота. Сиуксы одним духом перепрыгивали через частокол, а кроу – так те просто промчались через него насквозь и ничего не заметили. Я успел углядеть, что старый Клейменый Конь плечом к плечу с Пестрым Дятлом уверенно держится во главе удирающих, и понял, что Великая конфедерация западных индейцев провалилась ко всем чертям! Следом за воинами устремились вопящие женщины с рыдающими детишками, и через каких-то пятнадцать секунд единственным индейцем поблизости от меня остался Толстый Медведь.
Сэр Уилмот стоял, окаменев на месте, и только бешено вращал выпученными глазами, но Андре быстро обежал белый вигвам кругом и заорал с той стороны:
