Пламен Митрев - Веслом по фьорду!
— Придурки-юты![14] Не справились с таким простым заданием! Им посулили столько серебра, сколько и не снилось, а они?! Ох уж мне эти северные народы!
— Юты?
— Да, Херент, я направил воинов Ютландии и Дании разделаться с матерью этого человека, до того как он появится, и имел глупость заплатить половину вперёд.
— О Великая такая-то мать!
— Юты нажрались эля, опоздали на целую неделю и дали запугать себя кучкой голых девиц, как тебе это нравится, а?
— Какой отвратительный народ, мой господин, хотя голых девиц я бы тоже испугался.
— Таких, как жёны викингов, кто угодно испугался бы… Ладно, не стоит поминать ушедшее. Короче, он родился, и знаешь благодаря кому?
— Неужели, юты ещё и приняли роды, мой господин?
— Ха! Приняли, если б умели. Тупоголовому Одину вздумалось помогать людишкам. Представляешь?!! На последней планёрке богов этот старый маразматик объявил себя отцом ребёнка Торнсонов! Он влез в последний момент и раскидал моих наёмников путаными стихами! Я бы даже выразился крепче — стишками! Представляешь?
— Чувствует выгоду, Одноглазый…
— И я о том же! Хочет примазаться к тому, что и так предначертано, мудрец отмороженный! Так что ты там говорил об этом костюмчике — открытая грудь, глубокий вырез, шнуровка по бокам, эдакие облегающие ботфорты на каблучке…
— Как всё печально складывается, — делая вид, что не слышит, вздохнул «панда», — Какой-то просолённый, необразованный варвар с грязью под ногтями и рыбьей чешуёй на бровях войдёт в этот прекрасный храм, чтобы надругаться над нами!
Ax-Тунг со словами «поскорей бы уж!» топнул, и где-то под плиткой тихо ругнулся прижатый исландский карлик.
* * *
— Девушек сюда, — приказал главный жрец Сета. — Хочу расслабиться.
Жрецы подтолкнули пленниц. Херент достал из чайника под алтарем золотую пилку для ногтей и, поцеловав её шесть раз, торжественно подал господину.
Ax-Тунг-Ax-Тунг приступил к тому, о чём ни один жрец не имел права рассказывать до самой смерти, — полировке ногтей под тоскливые завывания девиц, перемежаемые зевотой. А что вы хотите? Девственность — это тоже профессия. Главное — суметь её выгодно продать, да по возможности ещё и не один раз. Девицы были профессиональными девственницами, то есть дело своё знали и использовались по назначению не первый год…
На алтарь главного храма Сета их возводили по очереди. Деву клали на спину. Находясь в гипнотическом полузабытьи, пленница дежурно подчинялась. Религиозно перевозбуждённые лысины устилали пол. Мелкое зверьё тихо ныкалось по углам, зажимая пасть неугомонно хихикающей лисе.
Ах-Тунг-Ах-Тунг тщательно рассматривал молодое тело.
Интересовали его главным образом ногти.
И воздевал он золотой инструмент над алтарём.
И оглашал храм древними словами заклинаний.
И опускалась пилка к ногтям нетронутым (за год).
И округлялись края, и появлялся контур, и услужливо дул Херент.
В холодном туннеле за чёрной дырой тихо матерился на гардариканском змей по имени Сет:
— Шшшавсссем сстыд потеряли, сссшшшизофреничные толерасссты!
Наверху, на специальной стоянке под охраной мавров, густо вздыхал синий слон. Его стоит запомнить, он нам ещё пригодится.
* * *
А теперь перенесёмся в белокаменную Мадару — столицу Булгара. Богатые особняки, образованные женщины, учёные старики, вежливые дети и разномастные чиновники. Герцог Делян Пощаков, влиятельный королевский советник с внешностью отставной голливудской звезды, жил в доме на холме. Трудоголик Делян пропадал во дворце, проходя путь от совета к навету, от собрания к совещанию, от разговоров до заговоров, слушал допросы, читал доносы — и так каждый день. Поэтому, само собой разумеется, его единственный сын оказался исключительно в распоряжении нанятых учителей. Многим отец оплатил переезд из-за границы, включая расходы на оформление документов и взятки.
Итак, пятнадцатилетний Реас заметно отличался от знатных сверстников. В то время как балбесы размахивали тренировочным оружием и мечтали о взрослой жизни, Реас читал и фантазировал. Невероятно любознательный и чувствительный, он был доведён своими педагогами едва ли не до идеализированного состояния книжного червя. С книгой в голове и сухими страницами циркуляров вместо мышц. Да, кстати, телосложение паренька на деле вполне позволяло справляться с рапирой и саблей, но что может сравниться с библиотекой замка — крупнейшей в стране и лучшей в Булгаре? Опять же руки не намозолишь…
Диспуты в академии, в которой учился молодой Пощаков, напоминали кровавые поединки. Оседлав коня красноречия, под защитой доспехов знаний, юный Реас, движимый силой логики, орудовал кулаком собственного мнения, вышибая за пределы ринга незадачливых конкурентов. Отец радовался этим победам и ценил их выше военных.
Как-то Реас и учитель астрономии забрались на самую высокую башню замка понаблюдать закат. Учитель предложил воспользоваться случаем и снял штаны, собираясь продемонстрировать действие силы притяжения на жидкости, но Реас предупредил педагога, что внизу проходят учения королевской гвардии, а гвардейцы все сплошь гордые дворяне, любители дуэли с равными и публичных наказаний для менее знатных оскорбителей их чести. Короче, быть равным учителю не светит, а оскорбителей булгарские дворяне, как правило, дружно кастрируют на месте.
Подумав, астроном-риторик признался, что если честно, то он вообще не хотел лезть на такую высоту. Законы физики действуют в любом месте, просто ученик пригрозил рассказать папе, как синьор Галлий (то есть учитель астрономии) засыпает на середине лекции, что неминуемо привело бы к увольнению, и лишь поэтому согласился. В смысле мочить дворян сверху он не будет, так как это непедагогично…
С высокой башни открывался отличный вид. На западе — граница с Галлией, на севере и востоке — хребет Карпатских гор, далеко на юг — Средиземное море и Ливия.
— Не верю я, что солнце на ночь уходит под землю! — с ходу атаковал юноша, — Слишком детское объяснение. Хочу по-взрослому!
— Ты прав, мой мальчик, — монотонно бубнил учитель, мечтая об ужине и тёплой грелке к пояснице. — Однако, хотя критикуемое тобой объяснение встречается во многих авторитетных книжках, э-э-э, не припомню названия… страницу тоже… вроде восьмидесятая или сто восьмидесятая. Солнце всегда вставало на востоке, а заходило на западе. Какая разница, что оно там делало? Да хоть отдыхало! Перед падением Ахерона, гибелью Атлантиды и сегодня наверняка тоже… В чём суть вопроса, а?
— Если на западе набирается сил, то почему встаёт на востоке?
— Жрецы Тангры, чтобы ты знал, пишут: Солнце умерло и переродилось, чтобы… чтобы… вероятно, чтобы светить, забыл, как в первоисточнике. — Астроном нахмурился и стал похож на строгого епископа. — Страница, вероятнее всего, триста девятая, хотя и на четырёхсотой было…
— Галлий! Галлий! — Юноша зажал уши.
Но учитель пустился вскачь по нарастающей, каждым новым словом мстя за пролетевшие мимо ужин и грелку:
— Что «Галлий», «Галлий»? Глубину космоса трудно охватить сознанием! Это общеизвестно! Можно было бы простить мне некоторую утомлённость. Попробуй думать о звёздах сорок с лишним лет! Ошизеешь, знаешь ли… А тебе известно, что говорят о светилах, к примеру, свирепые норманны? Они считают, что за солнцем и луной ежедневно гонятся два громадных волка. Проглотят — свету хана! Так и гоняются от заката до рассвета. Ай, что говорить… Почему каждый, включая тебя, юный Пощаков, считает познание космоса плёвым делом? Если ты такой умный, то…
Старина Галлий набрал полную грудь воздуха и осёкся. С упрямым мальчишкой вдруг случилось неладное. Реас схватился за голову, до хруста сжимая виски, но не от услышанного. Юноша потерял равновесие и перевесился через перила, рискуя разбиться насмерть. Астроном и риторик едва успел схватить ученика за плечи и затолкать в наблюдательное кресло[15].
Молодой аристократ побелел, из его груди вырывался хрип.
— Ой, зачем мы только начали о сокровенном! — запричитал учитель. — Господин Пощаков, я предупреждал: о проблемах мироздания много думать вредно.
Я вот не думаю и вам не советую! — В качестве добавочного лечения он осторожно похлопал своего подопечного по щекам. — Очнись же, несносный мальчишка!
На севере сверкнула молния, но взбудораженный Галлий был слишком занят, чтобы смотреть по сторонам. Дыхание ученика восстанавливалось, на нахлёстанные щёки выплеснулся румянец. Трижды плюнув через левое плечо, астроном прошептал молитву Тангре. Просто так, на всякий случай. По-любому хуже не будет…
Тем же вечером, после того же судьбоносного дня, Реас набросал на бумаге коротенький синопсис видения, о котором не узнает отец, не разнюхает Галлий и о котором он сам никогда не забудет. Там, на башне, когда в северной стороне блеснула молния, внутренний взор юноши чётко увидел чужую землю, каменные столбы, женщину, старика и бородатых варваров. Увидел бой и родившегося в том бою младенца. Что бы всё это значило?
