Кир Булычев - Золотые рыбки снова в продаже
Не удалась империалистическая провокация!
Карина помогла бабушке дойти до сторожки стрелочницы. Там она передала ей пирожок с капустой и свежий номер газеты «Гуслярское знамя» с отчетом о чистке партийных рядов. Бабушка сразу начала читать газету, а Кариночка поспешила домой.
Назавтра она получила «хорошо» по русскому языку.
Так поступают пионеры.
Собкор Николай Ложкин.
Вырезано из газеты «Гуслярское знамя»
от 18 октября 1938 года.
* * *Из последующих сочинений Николая Ложкина, который прожил долгую и бессмысленную жизнь, пристрастился к игре в домино и стал получать персональную пенсию, в отечественной литературе остались письма в различные редакции, чаще всего в журнал «Знание – сила» и «Блокнот агитатора», и сообщения о различных сторонах жизни города Великий Гусляр. Случалось, его корреспонденции вызывали живейший читательский отклик.
Но это все в прошлом. А нынче Ложкин стоял посреди комнаты, положив ладонь на кипу своих произведений, и откашливался, готовясь к тому, чтобы озвучить свое первое желание. Взгляд его был прикован к маленькой золотой рыбке, которая медленно кружилась в медном тазу, ожидая его велений, как робкая девушка ожидает слов от юноши, который вот-вот намеревается сделать ей предложение руки и сердца.
– Желаю! – громко произнес Ложкин. – Желаю иметь однотомное собрание сочинений в кожаном переплете на мелованной бумаге. С золотыми буквами на переплете. Поняла?
– Чего ж непонятного? – сказала рыбка.
Раздалась нежная мелодия, и кипа бумажек исчезла со стола. Вместо нее на столе лежал аккуратный томик с золотым обрезом и золотыми буквами на корешке. Очаровательное произведение переплетного искусства.
Подобно жадному гурману, накинувшемуся на жареного рябчика, Ложкин схватил томик и принялся его листать.
По мере перелистывания он бледнел, краснел и на его лице вырисовывались бурные, обычно скрытые чувства.
Ложкину хотелось показать эту книгу жене, но сперва ее надо было подарить некоторым нужным и приятным людям.
Он кинул взгляд на стол и только тут сообразил, что больше книг нет.
– Ах, – сказал он. – Где книжки?
– Какие книжки? – спросила рыбка.
– Остальные.
– Мне была велена одна книга, – жестко возразила рыбка. – Я ее изготовила. Надеюсь, претензий нет.
– Какая одна! – возмутился Ложкин. – Мечи остальные.
– Какой тираж нужен?
– Такой тираж, чтобы в каждом книжном магазине нашего государства мой однотомник стоял. Где Толстой, там и я, где Шолохов, там и Ложкин!
– Большой тираж, – вздохнула рыбка. – Нелегкое поручение.
– Сделаешь или нет?
– Придется сделать.
– Так давай!
– Все!
– Что все?
– Сделано.
– Где книги?
– В магазинах. Как просил. Во всех книжных магазинах государства, рядом с произведениями Льва Толстого.
– А почему не вижу?
– Так они же в магазинах!
– А мои где? Где моя доля?
– Можете пойти в магазин и купить.
– Не говори глупостей. Что же, я должен собственные книги по магазинам покупать? А ну, чтобы сейчас же на столе было десять моих книг!
– Сейчас, – ответила рыбка.
Она вздохнула.
На столе появилась стопка книг в кожаных переплетах.
– Ну то-то, – утешился Ложкин. – А теперь переходим к следующим желаниям.
– Каким желаниям? – спросила рыбка.
– Моим.
– Любопытно, – сказала рыбка. – И какие же в тебе кипят желания?
– Я намерен вернуть обратно великий могучий Советский Союз не только в гимне, как уже сделано, но и в остальных апсектах.
– Аспектах, – поправила Ложкина рыбка.
– Неважно. Главное, чтобы ликвидировать эту самую демократию и порнографию на экранах телевизоров. Чтобы всех пидарасов в тюрьму упечь, чтобы воспевали, а не злобно критиковали, чтобы восславить партию, которая ведет к горизонтам, чтобы всюду колбаса была по два двадцать и никаких тебе Канарских островов, чтобы...
– Все ясно, Ложкин, – сказала рыбка. – Придется тебе подождать следующего раза.
– Не понял! – прогремел Ложкин.
– А чего тут непонятного, если ты все желания уже заказал и исполнил.
– Ничего подобного! Не жуль, а то задушу! Я у тебя только однотомное сочинение попросил, а все остальное еще впереди.
– Первое желание было – изготовить однотомник.
– Правильно.
– Второе желание – изготовить массовый тираж, чтобы твоя книжка в любом книжном магазине рядом со Львом Толстым стояла.
– Ну уж нет – это то же самое первое желание.
– Обращайтесь в суд, – сказала рыбка. – Даже в Страсбургский по правам человека. Желаний было два.
– Я тебя затаскаю по судам!
– А третьим желанием ты попросил десять книг на этом столе тебе выдать. Вот ты и получил...
– Ни в коем случае! Это было одно желание! Я тебя никуда не выпущу, пока не исполнишь! Какая мерзавка! И я знаю, в чем дело – тебя купили!
– Чего шумишь? – крикнула из кухни жена. – Опять не то пожелал?
– Враги! – откликнулся Ложкин. – Всюду враги. Обманули, ввели в заблуждение. И не удалось мне возродить нашу славную державу!
– Ну вот, а корыто худое, – сказала жена.
– В следующий раз, – откликнулся Ложкин. – Еще не вечер.
Он был историческим оптимистом.
Сунул руку в медный таз, чтобы придушить рыбку, но его опередила большая черная ворона, которая успела снизиться на подоконник, выхватить рыбку клювом и унести в небеса.
– Туда тебе и дорога, провокатор! – крикнул вслед Ложкин.
И уселся листать свой однотомник. Все-таки кое-чего мы добились. А ворона несла рыбку к себе в гнездо, и путь ее лежал через речку. И в тот момент внутренний голос подсказал ей:
– Раскрой клюв, раскрой клюв, раскрой клюв, тебе говорят!
Ворона раскрыла клюв, и рыбка, немного помятая, но здоровая, упала в воду.
* * *Зоомагазин опустел.
Владельцы рыбок поспешили загадывать желания, а Лена с Олей остались одни. Даже Никодим уехал, а верный Мирослав скрылся с рыбкой.
– Может, Слава будет просить у рыбки моей руки? – спросила Оля.
– Глупости, – возразила Лена. – Зачем ему через рыбку это делать, когда ты ждешь не дождешься, чтобы он напрямки тебя попросил.
– Но ведь не просит, стесняется.
– А может, не хочет?
По этому обмену репликами вы можете понять, что Оля еще наивна и оптимистична, а Лена ни в жизнь, ни в мужчин не верит. Ее молодость миновала, так толком и не начавшись.
– Ты его не знаешь, – сказала Оля. – Он совсем не такой плохой, как тебе кажется.
– Мне не кажется, я знаю, – отозвалась Алена. – Он на Армена пашет. А Армен – нашего магазина крыша. Вот твой Славик и следит, чтобы мы не заработали больше, чем положено.
Это был не первый разговор на эту тему. И развивался он по стандарту.
– Прежде чем Славика обвинять, ты бы о своем Бореньке вспомнила! Сделал тебе ребеночка – и с концами! В восемнадцать будешь ты матерью-одиночкой.
Бывает же такое в жизни: Лена детей терпеть не могла, даже в детстве со сверстниками не играла в песочек. И надо же – стала жертвой нескольких ночей любви. И решила: бог с ним, с Борькой, рожу ребеночка, Борька от меня никуда не денется – женится как миленький, испугается общественного мнения. Алена никому не сказала, что подзалетела, даже от сестры скрыла. И когда уже никаких сомнений не оставалось, то сообщила радостную весть Бореньке, в которого была влюблена, как дикая кошка. Вы не поверите, но Боренька вовсе не обрадовался. И не поспешил жениться на юной возлюбленной. А сказал примерно следующее:
– Учти, денег на аборт у меня нет и не будет. Проси у своей мамаши.
Это был непереносимый удар, потому что и у самой Лены денег не было ни копейки, у нее все Боренька отнимал, чтобы прилично одеться. И у Оли не было, она только что туфли купила фирмы «Габор», а у мамы просить – проще сразу повеситься.
Лена проплакала всю ночь, а потом что сделала? Вы думаете, взяла денег в кассе магазина? Заняла их у друга детства? Ничего подобного. Она пришла к твердому выводу, что Боренька так среагировал на ее слова от свойственного мужикам чувства робости, нерешительности и стеснительности, хотя в том Бореньку обвинить было невозможно. И она стала ждать, когда Боренька придет к ней со словами: «Я все понял! Побежали в ЗАГС. Как мы назовем нашего малыша?» Через два месяца пустого ожидания, когда ни о каком аборте и речи быть не могло, Боренька уехал из Великого Гусляра. На заработки и поиски счастья.
А животик Алены принял такие очертания, что даже мама догадалась: это не избыточный вес.
Пороть Алену было поздно и негигиенично. Дом был залит мамиными слезами, которая всю жизнь пахала, как проклятая, выращивая двух дочек без отца-беглеца, и лишь сестра Оля оставалась спокойной. И знаете, почему? Оля обожает и маленьких, и больших детей. Она мечтала даже пойти после восьмого класса работать уборщицей в детский садик, но там так мало платят, что о туфлях фирмы «Габор», которые Оля тоже любила, нельзя было и подумать. Вот и работали сестрички рядом до этого знаменательного дня и опомнились в пустом магазине с одной рыбкой на двоих.
