Терри Пратчетт - Пятый элефант
– Против Сибиллы я ничего не имею, – торопливо перебил его Ваймс. – Я очень рад, что женился на ней. Правда рад. Мне не нравится лишь то, что она герцогиня. Так… Кто где у нас сегодня?
– Капрал Задранец дежурит у голубей. Детрит – в ночном патруле в паре со Свирсом, Ангва отправилась со спецзаданием в Тени. Ну, вы помните, сэр… Вместе со Шнобби.
– О боги, конечно, конечно. Ладно, когда они завтра вернутся, скажи, я лично жду их доклада. Кстати, отбери у Шнобби этот дурацкий парик и спрячь его куда-нибудь. – Ваймс пролистал бумаги. – Король-под-горой? Никогда о таком не слышал. Я думал, что «король» на гномьем языке означает что-то вроде старшего инженера.
– Ну, король-под-горой – особый случай, – сказал Моркоу.
– Почему?
– Все начинается с Каменной Лепешки, сэр.
– С чего?
– Если не возражаете, на обратном пути мы сделаем небольшой крюк, сэр. Это поможет вам лучше понять то, что происходит.
Некая девушка стояла на углу улицы в Тенях. Ее поза на специальном жаргоне данного района недвусмысленно говорила о том, что девушка кое-кого ждет. Даже не кое-кого, а весьма определенного господина. У которого имеется определенное количество денег.
Девушка рассеянно помахивала сумочкой.
Этот сигнал был понятен даже человеку с голубиными мозгами. Члены Гильдии Воров предпочитали обходить ждущую кого-то дамочку по другой стороне улицы, приветствуя ее вежливыми и – что крайне важно – лишенными всякой агрессивности кивками. Даже куда менее культурные свободные воры, промышлявшие в Тенях, несколько раз подумали бы, прежде чем положить глаз на сумочку. Возмездие Гильдии Белошвеек было быстрым и неотвратимым.
Однако тощее тельце Это-Все-Я Дункана не обладало даже голубиными мозгами. Вот уже пять минут воришка, как кот, следил за качающейся сумочкой. Сама мысль о ее содержимом действовала гипнотически. Дункан практически чувствовал вкус монет. Приподнявшись на носочки и пригнув голову, он сорвался с места, вылетел из переулка, схватил сумочку и даже успел пробежать еще несколько дюймов, прежде чем мир взорвался где-то в районе его затылка, а сам он рухнул лицом в грязь.
На ухо закапала чья-то слюна, а затем раздалось протяжное, выверенное ворчание, тон которого не менялся, но весьма доходчиво объяснял, что произойдет, если воришка попытается пошевелиться.
После чего послышались чьи-то шаги, и краем глаза Дункан заметил мелькнувшие кружева.
– А, Это-Все-Ты, – произнес чей-то голос. – Сумочки, значит, рвем? По-моему, совсем уж подло, а? Даже для тебя. Ты еще легко отделался. Ладно, поднимайся давай, уже можно.
Вес исчез со спины Дункана, и он услышал удалявшийся в темный переулок мягкий топоток лап.
– Это все я! Это все я! – отчаянно завопил воришка, пока капрал Шноббс помогал ему встать на ноги.
– Знаю, что ты, собственными глазами видел, – буркнул Шнобби. – Ты вообще понимаешь, что б с тобой было, если бы ты попался на глаза Гильдии Воров? Валялся бы сейчас дохлый где-нибудь в реке, и никакого тебе досрочного условного.
– Меня все ненавидят! За мое мастерство… – пробормотал Дункан сквозь спутанную бороду. – Помнишь ограбление Всего Джолсона в прошлом месяце? Это все я!
– Верно, Дункан. Это все ты.
– А помнишь, на прошлой неделе стибрили сейфы с золотом? Это тоже все я. А вовсе не Углеморд со своими парнями.
– Ага, Дункан, это все ты, кто ж еще.
– И ту кражу у золотых дел мастера, которую, как все считают, провернул Крипучий Рон…
– На самом деле это все ты, да?
– Ага, – радостно подтвердил Дункан.
– А огонь у богов – это ведь тоже ты, верно, Дункан? – поинтересовался Шнобби, сияя из-под парика мерзкой улыбочкой.
– Точняк, все я! – кивнул Дункан и шмыгнул носом. – Тогда я, конечно, был моложе. – Он близоруко прищурился на Шнобби Шноббса. – Шнобби, а почему на тебе платье?
– Это большой секрет, Дункан.
– Понятно… – Дункан смущенно переступил с ноги на ногу. – Шнобби, у тебя, случаем, нет пары долларов? Не жрал уже два дня.
Мелкие монеты блеснули в полумраке.
– А теперь проваливай, – велел капрал Шноббс.
– Спасибо, Шнобби. Если случатся нераскрытые преступления, ты знаешь, где меня искать.
С этими словами Дункан исчез в ночи. За спиной Шнобби, застегивая нагрудник кирасы, появилась Ангва.
– Бедняга, – покачала головой она.
– А в свое время был хорошим вором, – сказал Шнобби, доставая из сумочки блокнот и делая в нем какую-то пометку.
– Было очень мило с твоей стороны помочь ему, – похвалила Ангва.
– Ну, я всегда могу вернуть деньги из суммы на мелкие расходы, – пожал плечами Шнобби. – Зато теперь мы знаем, кто украл те слитки. И господин Ваймс украсит мой шлем очередным пером.
– Скорее чепец, Шнобби.
– Что?
– Твой чепец, Шнобби. Неплохие цветочки, кстати. Клево смотрятся.
– А… Ну да.
– Не подумай только, что я жалуюсь, Шнобби, – продолжала Ангва, – но когда нам поручили эту работу, я думала, это я буду приманкой, а ты будешь меня прикрывать.
– Да, но ты ведь… – Шнобби наморщил лоб, вторгаясь в неизведанные лингвистические территории. – Мор… фор… логически одаренная…
– То есть вервольф, Шнобби. Я знаю это слово.
– Верно… И тебе удобнее таиться в засаде… Кроме того, я считаю, что в нашей, стражнической, работе женщины не должны работать приманкой…
Ангва нахмурилась, подыскивая подходящие слова, после чего взмахнула перед собой руками, словно бы пытаясь вылепить нечто невидимое из теста своих мыслей. Беседовать со Шнобби на деликатные темы было настоящим испытанием.
– Просто… Я имею в виду… Люди могут… Ну, ты ведь знаешь, как называют мужчин, которые носят просторные платья и парики?
– Так точно, госпожа.
– Правда?
– Конечно, госпожа. Законниками, госпожа.
– А, ну да, – медленно произнесла Ангва. – А еще как?
– Э… актерами?
Ангва сдалась.
– Ты отлично выглядишь в платье из тафты, Шнобби.
– А тебе не кажется, что оно меня слегка полнит?
Ангва принюхалась.
– О нет, – тихо произнесла она.
– Я подушился. Для вящего сходничества, – быстро объяснил Шнобби.
– Для чего? А… – Ангва покачала головой и снова втянула воздух носом. – Нет, я чувствую запах чего-то… иного.
– Странно, потому что запашок у этой дряни тот еще, всем запахам запах, хотя, по-моему, ландыши пахнут несколько иначе…
– Это не духи.
– …Но лавандовые духи, которые мне предлагали, скорее сошли бы для чистки доспехов…
– Шнобби, ты сможешь вернуться в штаб-квартиру на Рубцовой без моей помощи? – спросила Ангва.
И, несмотря на возрастающую панику, ехидно добавила про себя: «Хотя чего я спрашиваю? Что с ним может случиться? Во всяком случае, будет большой сюрприз».
– Конечно, госпожа.
– Мне нужно проверить… кое-что.
И Ангва поспешила прочь. Новый запах заполнял ноздри, щекотал нос. Перебить аромат одешнобблона мог лишь очень сильный запах. Невероятно сильный.
«Только не здесь, – подумала она. – Не сейчас. Только не он…»
Убегающий человек со всех сил качнул мокрую от снега ветку и перелетел на ветвь соседнего дерева. Вроде бы хватит. Ручей остался далеко позади. Насколько острое у них чутье? Очень острое, будь они прокляты. Но не настолько же!
Некоторое время он шел по течению, а потом увидел нависающее над ручьем дерево. Тогда-то у него и возник план. Они наверняка разделятся и пойдут по обоим берегам – они достаточно умны, именно так они и поступят. А он их все равно перехитрит. Подпрыгнув, он ухватился за ветку…
Откуда-то слева донесся далекий вой.
Спрыгнув на землю, человек двинулся направо, в темноту густого леса.
Некоторое время Моркоу шарил руками во мраке. Наконец заскрежетал поворачиваемый в замке ключ.
– По-моему, совсем недавно в этом здании обосновался комитет «Гномы на высоте», – сказал Ваймс.
– Последнее время с добровольцами совсем плохо, – откликнулся Моркоу, проводя командора через низкую дверцу и зажигая свечу. – Я заглядываю сюда каждый день, чтобы проверить, все ли в порядке. Остальным… как-то это неинтересно.
– Ума не приложу почему, – откликнулся Ваймс, окидывая взглядом Музей гномьего хлеба.
Обо всех хлебных продуктах, представленных тут в качестве экспонатов, можно было сказать лишь одно: сейчас они были настолько же съедобными, как и в тот день, когда были выпечены.
Хотя термин «выкованы» будет точнее. Гномий хлеб использовался не только как пища на совсем уж черный день, но также служил оружием и валютой. Особой религиозностью гномы не отличались, однако то, как они относились к своему хлебу, вполне могло сойти за поклонение.
Из темноты донеслось шуршание, за которым раздался звон.
