Высоцкий Михаил - Башня Драконьей Кости
- Да, я скажу свое последнее слово, - ответил гигант, и усмехнулся.
Исса бросил взгляд на толпу. Я не знаю, может мне показалось, теперь этого уже не узнать никогда, но было такое чувство, что он смотрит точно на меня. Не на Жана-Але, не на Ахима, не на Гоба, не на учителей магической школы или граждан Хонери, а на меня. И слова его были обращены как будто лично мне.
- Я не виню Беара и Яула в своей смерти, - сказал он. - Они лишь слепые орудия, мы же не можем обвинять меч, попавший в руку врага. Я не испытываю к ним злости и не жажду отмщения, как не жаждут отмстить иссушающему солнцу или холодной зиме. Я прощаю их искренние заблуждения, как прощают родители детей, несмышленых, но все равно родных. Да будут свидетелями моих слов все тридцать шесть богов, я никогда не предавал Латакии, так не предам же я ее и в этот раз, призывая к братоубийственной войне. Я ухожу в тяжелый час для моей родины, когда сами небеса ополчились на землю, и я не стану брать на свою душу грех, призывая проливать чужую кровь. Я ухожу, но я верю в тех, кто остается - я верю, что Латакия будет спасена, и вновь над нашими головами будет безоблачное небо. Над вашими головами. Я ухожу с чистой совестью, как человек, который достойно прожил свою жизнь, как ширай, который верой и правдой нес свою службу. Мое время прошло, мой долг в этой жизни исполнен. Я не боюсь смерти, потому что умираю во имя родины. Слава Латакии, слава тем, кто готов взять на себя тяжкую ношу спасения нашей родины!
Я тогда еще с ехидцей подумал: "ну что, Яул, уел тебя Исса!". И действительно. Мятежный ширай не нашелся, что ответить на речь гиганта - не сморить же с пожеланием славы Латакии или безоблачного неба над головой. Даже обвинения в "предательстве" после такой речи не звучат, как можно обвинить в предательстве человека, который только что простил собственного палача? Яулу нечего было сказать, но он и не стал портить торжественность момента какими-то словами, жестом отдав приказ подвести Иссу к плахе. "Истинные стражи Латакии" бросились выполнять приказ своего учителя и господина, но сколько они не старались - даже сдвинуть с места магистра им не удалось. Исса, закованный в цепи, лишь стоял и улыбался. И только когда стражники поняли бессмысленность своих пустых потуг, гигант сам, гордой поступью, подошел к плахе и склонил свою голову. Не знаю, как у других, а у меня даже возникло такое ощущение, что это не "учителя" казнили магистра, а он сам снисходительно позволил, оказал такую честь, отрубить себе голову. Судя по общему ропоту в толпе, такое ощущение возникло не только у меня. Даже на лице Яула (про лицо Беара не скажу, оно было под маской) возникло легкое недоумение, но он с ним быстро справился, кивнув своему приятелю, чтоб тот рубил.
Когда топор поднялся, я зажмурился. То есть мне уже не раз приходилось видеть смерть. И тяжело больных людей, мечтающих об исполнении своей последней мечты. И молодых солдат, убитых серокожими врагами. Но вот так, в парадной, напыщенной обстановке мне совершенно не хотелось смотреть на смерть, да еще и своего друга. Я даже думал, что с закрытыми глазами повернусь и уйду, не оборачиваясь, но общий удивленный, потрясенный вдох, пронесшийся над толпой, невольно заставил меня открыть глаза. Я ожидал, что увижу обезглавленное тело и голову, которую Беар будет держать в одной из своих рук, но ничего подобного.
Иссы не было на помосте. Ни живого, ни мертвого. А там, где еще совсем недавно было его тело, в воздухе висело лишь облако праха, слабо напоминающее своими очертаниями склонившего голову человека. А потом ударил порыв северного ветра, и даже эта иллюзия исчезла - прах развеялся над площадью, как будто никогда и не существовало такого человека, как ширай Исса.
Но я не обманывался, что он остался жив. Что бы ни произошло с бывшим магистром, там, на плахе, он умер, последней своей волей отдав все жизненные силы в мое распоряжение. А их было много. Очень много. Такого бурного потока некросилы я никогда не получал ни до, ни после этого.
- Он, конечно, клоун, но может это и к лучшему, - тихо за моей спиной пробормотал Гоб, а когда я, удивленный, обернулся, объяснил. - Этот твой дружок, Жан-Але, настоящий клоун. Вместо того, чтоб спасти человека, предпочел сжечь его труп магическим огнем. Но может это и к лучшему. Исса не заслужил того, чтоб над ним после смерти потешались, а эта парочка явно не собиралась оставлять тело в покое. Придумала бы, что с ним делать, фантазии не занимать. Хоть в чем-то утерли им нос.
Вот так вот эта казнь абсурдно началась, абсурдно прошла и абсурдно закончилась. Никто ничего не добился. "Учителя" вместо наглядной демонстрации получили ползущие по народу слухи, где судьба Иссы каждый раз немного приукрашалась, пока не дошло до того, что он из-под лезвия топора живым на небо вознесся. А мы потеряли главнокомандующего, за которым, собственно говоря, я в Хонери и приехал.
Ехать назад, на восток, смысла не имело. А потому я остался вместе с другими магами, собравшимися тут, чтоб обсудить судьбу мира. Тут ведь не только весь преподавательский состав школы Ахима Растерзала собрался. Как мне рассказали, все последнее время Жан-Але как раз тем и занимался, что мотался по всей Латакии, собирая аршаинов, на которых он мог положиться. Ему просто, хоть старик, а с крыльями - за пару дней всю страну из конца в конец перелететь может. Когда все это начиналось, Хонери был еще в наших руках, а потому и место сбора было выбрано именно тут. А потом, когда пришли мятежники, менять его никто не знал. Аршаины не боялись "истинных стражей Латакии", всегда могли отвести взгляд или надеть личину. Другое дело, что почти никто из них не имел опыта боевой службы, все боевые маги, что остались, сейчас сражались против врагов. Но уж о себе позаботиться каждый аршаин мог.
Меня тоже позвали на их "совет". Так назывались ежедневные посиделки, где, под председательством Жана-Але, они все дружно пыжились придумать, как страну спасти. И Гоб с нами пошел. Я его сразу представил, как надежного человека, который не выдаст, а этот гоблин кривоногий только улыбался. Он умеет так улыбаться, что со всем согласишься, лишь бы свои гнилые клыки перестал демонстрировать. Впрочем, "представил", это хорошо сказано. На самом деле со многими магами Гоб был знаком, а с Ахимом вообще обнялись, как старые знакомые. Как оказалось, они старые приятели, "вместе землю зубами грызли", как сказал Гоб, а Ахим добавил: "и носом, ты не забывай, и носом!", после чего они дружно рассмеялись. Так ни один и не признался, что там за история такая была.
Местом своего сбора "маги всей земли" выбрали один из дворцов, ранее принадлежавший средней руки аристократам, а теперь "сгоревший". Якобы сгоревший, то есть снаружи он выглядел как руины, не привлекающие особого внимания, таких по городу много встречалось. А на самом деле это был элементарный морок, и внутри все было целым. Впрочем, "элементарный", это я несколько приуменьшил. На самом деле далеко не элементарный, все же среди мятежников встречались люди с магическими способностями, а тот же Беар был магом огромной силы. Это был шедевр магического мастерства, которым его создатель, араршаин Жан-Але, вполне мог гордиться. Хотя я его сразу распознал. Даже Ахим удивился, как это мне так удалось, он даже пошутил, что у меня "глаз, как дыхание дракона - в глубину проникает". Впрочем, в каждой шутке есть доля правды, в чем я впоследствии смог сам убедиться.
Тут мы с Гобом, наконец, смогли отдохнуть после долгой дороги и не очень приятного дня, но долго бездельничать нам не дали. Скоро должно было начаться очередное заседание, куда мы тоже были приглашены, мало того - меня попросили сделать доклад по ситуации на востоке. Я пытался спихнуть на Гобы, ссылаясь на свою усталость, но не тут-то было. Этот горбатый гоблин даже улыбаться не стал, а совершенно невинно пару трюков со своими ятаганами показал, что и ежу стало бы понятно - этот за других вкалывать не привык.
Пришлось мне выступать. То есть в этом ничего страшного нет, я и на земле немало участвовал в театральных постановках, и в Совете Латакии заседал, а во время моей жизни в Пограничье даже пару раз просили перед войском речь держать. Но я всегда хотя бы готовился, заранее обдумывал, что и как говорить, а тут экспромт вышел. Плюс аудитория не очень, разношерстная, каждый аршаин весь себя самым умным считает. Им мало просто слушать, они еще и вопросами постоянно перебивают, а потом между собой шептаться начинают. Да еще и Гоб сидит, наблюдает насмешливо, как я выкручиваюсь. Жан-Але, совсем старика сломали последние события, сидел все время рядом, и молчал, как будто его тут и нет. Я уже злиться начинал, но тут вовремя Ахим на помощь пришел. Этот как встал, как высказал все, что о культуре собравшихся думает, что они до конца моего рассказа как мыши сидели, только глазами и хлопали.
Часть из того, что я рассказал, маги и сами знали, доходили своими путями слухи, а вот слова про Шаули Емаир стали для них новостью. Они догадывались, что Граница будет прорвана и войско шираев не сможет удержать врагов в Пограничье, но даже помыслить не могли, что это в партизанскую войну выльется. Думали, что будет планомерное отступление, как военных, так и гражданских - собственно говоря, если бы не я, то так, наверно, и произошло бы.
