Сергей Костин - Легион Безголовый
Натягиваю вместо снятых кроссовок мохнатых зайчиков. Не совсем по форме, но и квартира — не отделение. Прохожу в жилище.
Стандартная однокомнатная. Пахнет кислыми Щами и гражданской войной. На стене ковер. На нем распятая шинель с красными полосами, буденовка со звездой на гвоздике, потертое седло и уздечка, винтовка и небольшой арсенал холодного оружия. Имеются также несколько фотографий исторического содержания. Их-то я и рассматриваю.
Хозяин квартиры в молодости. В буденовке и без нее. Но при винтовке. На фоне разрушенного аула. Может, того самого, что с генералом динамитом закидали. На следующей рыжий и конопатый в обнимку с усатым таможенником перед бутылью самогона. А вот он же в компании восточных девчонок.
Досмотреть историческую композицию мешают генерал и пенсионер с лопатой. Генерал бурчит про истощившуюся память и подагру. Рыжий извиняется, что забыл лучшего друга и командира. Не обращая на меня внимания, оба следуют маршрутом коридор — кухня, откуда доносятся характерные звуки сталкивающегося хрусталя и хруст малосольных огурцов. Возвращаются оба повеселевшие.
— Петруха это, — объясняет по второму кругу генерал, обнимая за плечи рыжего пенсионера. — Крыша у старого солдата слегка худая, но ты, лейтенант, плохо не думай.
— Я и не думаю. — Сажусь на старенькое кресло. — А для чего мы приехали?
— Спешка нужна при ловле басмачей и при поимке бандита-спринтера, — нравоучительно напоминает пенсионер Петруха, удивляясь нетерпеливости молодого поколения.
Генерал более снисходителен. — Петруха у нас после выхода на пенсию оказывает значимые услуги правительству. Какие, сейчас узнаешь.
Хозяин однокомнатной квартиры шаркает до ковра и, подмигивая мне, мол, не робей, парень, вдавливает большим пальцем красную звезду на буденовке.
Я даже не успеваю удивиться.
Стена вместе с ковром и шинелью, а также с арсеналом холодного оружия, тихо шурша, отъезжает в сторону:
— Милости прошу к нашему шалашу!
За ковром еще одна комната. Строгие, зеленого цвета, обои. Крошечные лампочки под потолком. Вдоль стен нечто сверкающее, высокотехнологичное и для меня непонятное.
— Супермозг. Компьютер самого нового поколения. Один такой у президента нашего, второй у меня, — хвалится пенсионер Петруха, усаживаясь на ортопедическое кресло. — Руками ничего не лапать. Техника хоть и надежная, но чужих не любит.
Супер, так называемый, мозг одобрительно гудит, отзываясь на ласковые прикосновения пальцев рыжего пенсионера, которые так и шмыгают по широкой, метра два длиной, клавиатуре. На идеально плоском экране, который я по неопытности сначала принял за окно, вспыхивают слова, дублируемые приятным мужским тенором с грузинским акцентом:
— Доброе утро, Петруха. Как жилось-былось, Петруха? Нажрался уже, Петруха? Введи пароль, Петруха!
— Отвернись, — просит меня пенсионер. Понимаю — секретность, она даже в однокомнатной квартире секретность.
— Пароль принят, Петруха. Доброй работы и прекрасного настроения.
— Можно теперь? — интересуюсь я.
— У нас от молодой смены секретов больших нет, — откликается пенсионер. — Устраивайся рядом. Стул в комнате возьми. Руки лучше в карманах Держи. А то, не дай бог, чего сломаешь. Мне на мою нищенскую пенсию ремонтировать технику не резон.
Присаживаюсь рядом с Петрухой и ощущаю себя космонавтом, попавшим на космический корабль будущего. Передо мной вся Вселенная, а от пенсионера сильно пахнет огурцами и спиртом.
— Генерал мне вкратце пояснил, в чем ваша проблема. — Пальцы Петрухи порхают над клавиатурой. Он похож на пианиста, играющего свою последнюю сонату. Быстро печатает, старик. Вот бы его на место секретарши Лидочки. По две недели приказы не ждали бы распечатанные. — Да ты не на меня, Алексей, смотри. А на монитор. Сейчас запустим одну весьма интересную программу, лично сам программировал на выходных, как знал, что пригодится. И посмотрим, кто воду в городе мутит.
На мониторе появляется заставка, изображающая выстрел “Авроры”. Пенсионер, уже не таясь, набирает одиннадцать звездочек, и грузин из компьютера, загудев, спрашивает у хозяина:
— Серьезно?
Петруха тихо ругается и повторяет ввод. На экран спускается черная простыня, на которой значится — мы внутри сочиненной Петрухой программы.
— Здесь собраны все представители компьютерного мира. Не те, что здесь на Земле бабки делают, а те, кто там, за стеклом монитора, обитает. Смотри внимательно, может, кого и узнаешь.
— А если узнаю, куда жать?
— Просто головой кивни. Ягодка — я ее Ягодкой кличу — сама данные систематизирует. Готов? — Говорю, что готов. Для меня хоть ягодка, хоть цветочек, все равно. Лишь бы работало. — Поехали. А мы пока с генералом о своем, о стариковском, на кухне побеседуем.
Рыжий пенсионер Петруха, плотоядно потирая руки, убегает на кухню, откуда вовсю тянет яичницей и стелется спиртовой дух. А у меня, между прочим, еще и крошки во рту с утра не было.
— Лейтенант, так мне начинать, да? Или животом маяться будем?
Это Ягодка пенсионерская. Супермозг в двух экземплярах. Один у президента, второй здесь. Для каких только целей? Но не мне с моими погонами в политику распределения компьютерной техники лезть.
— Поехали, — киваю компьютеру, ощущая себя полным ничтожеством перед лицом будущего.
— Поедем, да, красавчик, кататься! — поет клавиатура, но тут же становится серьезной.
Самостоятельно, честное слово, вдавливаются кнопки с буковками и цифрами. Потом щелкает такая квадратная с вырезом на боку здоровая клавиша. На мониторе появляется первое изображение. Нечто чудовищное, с головой зверя. Задержавшись на пару секунд, заменяется изображением не менее страшненького существа. Тупо пялюсь в монитор, разглядывая очередных представителей виртуального животного мира.
— Простите, — решившись, слегка касаюсь гудящего ящика. — Нам про страшненьких не надо. Нам про людей надо.
— Ручками не трогай, да! Сразу сказать нельзя было, генацвале? — обижается Ягодка. — Данные правильнее вводить надо, а не засаленными пальцами меня лапать. Вывожу человекообразных представителей. Смотри, да!
Перед глазами пробегают человеческие лица. Все они какие-то неестественные, нарисованные, схематичные. Как в фотороботе, только чуть лучше. И это нормально. Из пояснений Ягодки выясняю, что ребята такие с рождения. Они ведь не живые, а нарисованные маниакально настроенными программистами, И вообще, по мнению Ягодки, всех программистов давно пора лишить средств труда и отправить в степи Казахстана вспахивать целину.
Просмотр длится два часа. Меня страшно тянет в сон от рож, которые пялятся на меня с экрана. Спиной слышу, как генерал и хозяин квартиры по пятому разу пересказывают историю беготни по пустыне за басмачами. Потом, кажется, генерал куда-то убегает и возвращается через полчаса с полным звенящим пакетом. Затем они тихо поют песню про зловещую степь, над которой кружится черный ворон. Но после слов о целой вечности, которую они, старики, собирались прожить, плачут.
Именно в этот момент я вижу лицо, один вид которого сдергивает меня с ортопедического кресла. Я узнаю это лицо. На меня нагло смотрит пациент психической клиники, который лечится одновременной игрой в шахматы с приглашенными в больницу гроссмейстерами. Так вот как происходит уничтожение лучшего генофонда земли! Он им специально проигрывает!
— Стой! — кричу я грузину из компьютера, прилипая к монитору. — Вернее, давай дальше, но этого запомни.
— Э, говорили же, как джигиту, кивни только головой. Зачем на технику кидаешься, как на молодого барашка? — ворчит Ягодка, но экраном вспыхивает.
Мелькают фотографии, рябит в глазах, затекает тело, тикают часы-ходики. Не обращаю внимания ни на звон битой посуды на кухне, ни на выяснение отношений на шашках, ни на причитания компьютера, что давно пора отдохнуть и подкрепиться. Но, кроме шахматиста, ничего интересного не появляется. Время идет, время мчится. Тороплю его. Потому что помню, где сейчас Баобабова и как ей тяжело без меня.
К концу третьего часа Ягодка выдыхается и сообщает, что больше в ее базе данных ничего примечательного нет. Но если я тайком от Рыжего желаю взглянуть на симпатичных девчонок, то и она с удовольствием. Отказываюсь. Я же все-таки на работе.
Супермозг грустно вздыхает и сообщает, что готов приступить к обработке полученных данных, и если я, старший лейтенант, не возражаю, то не пойти бы мне на кухню и не пригласить сюда пенсионера Петруху.
Пенсионер является сам. Но при поддержке генерала. Оба слегка помяты, чуть порублены, но в целом живы и здоровы.
— Хе! — говорит генерал, сваливая пенсионера в ортопедическое кресло. — Доложи, лейтенант, результаты. Замечен ли среди заявленных личностей главный подозреваемый по кличке Безголовый?
Объяснять, что Безголовый не может по существу присутствовать в базе по причине отсутствия верхней части туловища, не пытаюсь. Генерал не в том состоянии, чтобы адекватно реагировать на плохие новости. Поэтому расплывчато заявляю, что все проделанное — сделано и надо ждать окончательного анализа.
