Андрей Лях - Синельников (сборник рассказов)
Колец с крошечными бриллиантиками оказалось видимо-невидимо, при поддержке Клауса я долго блуждал среди них (парень, похоже смирился с тем, что ему попался законченный псих), и в итоге поднес одно к носу Брюн.
— Ну как тебе? Семнадцать с половиной, я ничего не путаю?
Она застенчиво лизнула мне руку.
— Брюн, у тебя язык как терка. Клаус, пожалуйста, какой-нибудь футляр посимпатичнее, у девушки хороший вкус. Цена не играет роли.
Едва мы вернулись в машину, раздался звонок. Лотти, в смысле Шарлотта, вторая сиделка, будущий судебный медик и королева передней подсечки.
— Бруно, заскочи, если не трудно, что-то он разволновался.
Да, надо признаться, все эти танцы с волками начисто вышибли у меня из памяти дедушку Вольфа.
— Лотти, я ему сейчас позвоню и чуть позже заеду.
Это мое последнее усовершенствование: в старинный, давно приказавший долго жить армейский радиотелефон с блошиного рынка, похожий на камуфлированный саркофаг для морской свинки, только с антенной, мои знакомые юнцы вмонтировали обычный самсунговский мобильник, и теперь я мог связаться с дедушкой Вольфом прямо из штаба дивизии. Обратная связь предусмотрительно отсутствовала.
— Алло, майор, это Штейнглиц. Вы отрезаны, прорыв с правого фланга при поддержке десанта. Будьте внимательны: у них там по меньшей мере два Т-90. Удерживайте позиции, авиация уже в воздухе, я лично командую группой поддержки, мы будем у вас минут через сорок. Да, две красные ракеты. Да, со стороны брошенной фермы. Не пытайтесь контратаковать — только оборона!
— Ну, Брюн, — сказал я, — пришла пора нанести визит в логово зверя. Если Амалия предпримет какие-то экстренные меры, позорно убегаем, фактор внезапности на нашей стороне… но задать кое-какие вопросы необходимо. И вот еще что… Я уже понял — ты оборотень прекрасный, выдающийся, можно сказать, авторитетный, но в этом доме, пожалуйста, обойдись без этих фокусов с искажением времени и пространства. Старики не поймут, мне влетит по первое число… Ладно?
В ответ Брюн только фыркнула. Пойми-ка этих девчонок.
* * *В родных стенах моя красавица явно почувствовала себя неуютно: прижалась к моим ногам и подняла шерсть дыбом; по ушам и слабой дрожи было ясно, что она насторожилась и ждет неприятностей.
— Понимаю, моя прелесть, скверные воспоминания; ничего, держись, теперь нас двое… Ну что же, майор, все отлично, угроза окружения ликвидирована, ваши парни прекрасно себя показали. Подготовьте список представленных к наградам… кстати, нас ждет пополнение…
В тот самый момент, когда после доклада о потерях я отпустил дедушку Вольфа, в гостиную с противоположных концов быстрым шагом вошли Амалия и Старый Карл — оба в парадных нарядах, а Амалия еще и в жемчугах — видимо, собирались в театр или на прием. Увидев, как я пропускаю сквозь пальцы восхитительные шелковистые уши моей возлюбленной, они окаменели на ходу — словно натурщики во время демонстрации фаз движения или пара пехотинцев, вдруг обнаруживших, что идут по минному полю. Впервые в жизни я увидел, как у Старого Карла отвалилась нижняя челюсть. Почтенные господа Ветте были потрясены настолько, что некоторое время не могли вымолвить ни слова, потом у бабушки Амалии вырвался звук, который, наверное, можно услышать от ожившего утопленника после того, как ему сделали искусственное дыхание, и она пробормотала:
— Бруно, попробуй ее удержать, а я кого-нибудь… как-нибудь…
— Не двигайся, Амалия, — прервал ее Старый Карл — в этой семье было принято называть мать и бабушку просто по имени. — Бесполезно. Ты же знаешь, транквилизаторы ее не берут. Попробуем иначе…
Они боялись пошевелиться и даже громко говорить. Не стану отрицать, это была восхитительная минута.
— Здравствуйте, дядя Хельмут, здравствуйте Амалия, — заговорил я с самой изощренной приветливостью, почесывая Брюн под горлом — Мы вот тут шли мимо и решили заглянуть на огонек, а заодно навестить дедушку Вольфа. Дядя Хельмут, простите, но что это вы на меня так странно смотрите, будто на заморское чудо? Брунгильда, в ее теперешнем виде, для вас, насколько я понимаю, тоже не диковинка… У меня к вам несколько вопросов, и первый такой — чем вы ее кормите в подобных случаях? У нее есть какие-то предпочтения? Например, ей можно сырое мясо? Или лучше отварить?
— Бруно, ты уверен, что можешь ее контролировать? — шепотом спросила Амалия.
— Так, я, кажется, понял, — тоже не слишком живым голосом произнес Старый Карл. — Бог послал нам ангела… в обличии великовозрастного оболтуса из рода Штейнглицев. Ты хоть знаешь, балда, чем мы все сейчас рискуем? Она в жизни к себе никого не подпускала, двоих чуть не насмерть изуродовала, насилу отбили, не знаю как…
— Мы стальную дверь в Красном Замке поставили… В подвале…
— Да, и то боялись, что вырвется… Кирпичи когтями продирала, по стенам бегала…
— Вот это да… Брюн, ты слышишь? А все же, чем кормили?
— Да ничем. Миску с водой просовывали на лопате, через специальный люк… И ту прокусывала.
— С девушками так не обращаются, — строго заметил я. — Сколько это у нее обычно продолжается?
Старый Карл сделал неопределенное движение плечами:
— Когда как… Примерно около суток.
— Ее сестра погибла от этого, — вдруг вставила Амалия.
Старый Карл хмуро кивнул.
— Да, влюбилась в одного свистуна, услышала, как разговаривает по телефону… с другой… Захотела навсегда остаться волчицей, сбежала из дома. Был там еще лесничий… — он махнул рукой. — Короче, все скверно кончилось. Ее наверняка давно нет в живых. А у нас тут прямо как в старой легенде.
— Что за легенда?
— Да просто есть такая сказка.
— Дядя Хельмут, — сказал я со злостью, — может быть, вас это удивит, но я с некоторых пор очень интересуюсь сказками. Причину вы можете видеть невооруженным глазом. Рассказывайте.
Мать с сыном с сомнением переглянулись.
— Ну… Семейное предание… Был какой-то волшебный музыкант, исцелял увечных и одержимых, влюбился в женщину-оборотня и снял с нее заклятие… вот и все. Якобы от них и пошла семья Ветте, поэтому и волк на гербе.
— Как? — тихо спросил я. — Как он узнал, что она излечилась?
Карл принялся крутить волоски на левой брови, что было признаком величайшей сосредоточенности, и снова беспомощно взглянул на мать.
— Я не помню…
— Там были какие-то карлики, — сказала Амалия. — Или гномы. Кажется, они служили вервольфам…
— Симбионты?
— Бруно, я была маленькой девочкой, когда слышала эту историю…
— Да! — вдруг оживился Старый Карл. — Точно, карлики! Они еще кричали: «Мешки пусты, мешки пусты!»
— Что за мешки? Защечные, как у белок? Ну ладно, а что было дальше?
Увы, ответом мне было тягостное молчание.
— Ладно, хорошо, — сказал я. — Значит, так. Дядя Хельмут. Находясь в здравом уме и твердой памяти, я прошу у вас руки, а в данном случае лапы, вашей племянницы Брунгильды Ветте.
Второй раз за вечер Старый Карл выпучился на меня так, словно перед ним воскрес Фридрих Великий, или, по крайней мере, Манфред фон Браухич.
— Бруно, черт тебя дери, — захрипел он самым зловещим тоном. — Если это шутка, она будет последней в твоей жизни.
— Хельмут! — не выдержала Амалия. — Ты что, не видишь? Он вовсе не шутит! Мальчик мой, как ты мог решиться на такое?
— Нет, это не шутка, черт меня дери, как вы говорите, дядя Хельмут, — подтвердил я. — Мы любим друг друга, я надеюсь на ее согласие, кстати, вот кольцо… Благословляйте нас скорее, и мы пойдем, потому что Брюн нервничает, и нам еще надо заехать за едой. Да, советы оставить ее у вас не принимаются.
Тут Старый Карл наконец расслабился и сел на стул. Ситуация входила в привычное для него командное русло.
— Ты что же, собрался прогуляться с ней по магазинам? Благославляю, но никуда вы не поедете! В машину, и немедленно марш домой, раз уж тебе жизнь не дорога! Список продуктов продиктуешь по телефону, запритесь и сидите, пока все не кончится!
— Я собирался устроить торжественный ужин со свечами.
— Будут тебе и свечи, быстро вниз! Амалия, извини, но, кажется, мы опоздаем.
Амалия лишь отмахнулась знаменитым кружевным платочком.
Я накрыл сразу два стола. Один — празднично-официальный, с протокольным набором рюмок, бокалов, тарелок, подтарельников, салфеток и неподъемными приборами — подарком моих тетушек-помещиц, Бригиты и Маргариты, с любой из вилок не страшно выйти на медведя — и завершающим аккордом взгромоздил подсвечники. Второй — походный, прямо на полу, для временного перекуса. Для себя я соорудил фантастический салат, без разбора накрошив колбасы, ветчины, солений, маринадов, не знаю чего еще, и полив всю фантасмагорию кетчупом; для Брюн доставили копченый бараний бок, который она неуловимым движением прорезала как бензопилой, и половина тут же исчезла у нее в пасти, кроме того, я периодически скармливал ей особо приглянувшиеся кусочки моего ирландского рагу. Себе виски я наливал в стакан, Брюн — в увесистую саксонскую посудину, будто специально рассчитанную на то, чтобы волк, будучи навеселе, ее не опрокинул. Не скрою, часам к восьми оба уже счастливо пребывали в состоянии наилегчайшего подпития.
