Марчин Вольский - Агент Низа
Теперь Мефф связался с Оборотнем, который успел уже вернуться в непальскую глушь. Кайтек не обрадовался поручению. Его задание было самым трудным: он должен был преодолеть Гималаи, к югу от Лхассы проникнуть в строго охраняемую китайскую базу, с недавних пор вооруженную баллистическим оружием, и, воспользовавшись продолжающимся замешательством, запустить несколько ракет, одну из которых направить на базу Диего Гарсия так, чтобы она угодила в американский флот, вторую – на Ташкент либо Новосибирск, третью – на Бомбей. В Европе было бы время вечерних телевизионных новостей.
– Но это же вызовет мировую войну! – крикнул обалдевший Кайтек.
– Это-то нам и нужно! – холодно прозвучал голос Фаусона. – Все ли поняли свои задания?
Он передавал очередные сведения, наблюдая сильно возбужденные физиономии сотрудников, давал дополнительные разъяснения, но не сообщал, какие задания получили другие.
В детали он не вдавался. Конечный результат акции, пожалуй, был ясен всем. Никто также не выразил удивления заменой синьора Дьябло Меффом Фаусоном. Договорились о контакте через шесть часов.
– Есть у меня один вопросик, – сказал Франкенштейн. – Что будет, если по какой-либо причине не удастся установить связь по биологическому каналу?
– Отыщу вас традиционными средствами. Почта, радио и телефоны пока что действуют.
– Ясно!
О том же допытывался Гном. Ответ Меффа его явно не удовлетворил.
– А если вы не сможете отдавать распоряжения лично?.. Мало ли что.
Агент Низа задумался. Действительно, он работал один. А ведь нельзя исключить возможности неожиданных корректив в ходе операции. Он в задумчивости подошел к окну. Вдали замаячил цветастый свитерок. Он включил одновременную передачу всей пятерке своих агентов.
– В случае полной аварии, я воспользуюсь маленькой, глупенькой Анитой, – он направил на нее глазок микрокамеры, – дитя не знает ни о чем, тем легче она сыграет роль курьера.
– Порядок, – дошли до него голоса с нескольких континентов, а также чьи-то подхалимские аплодисменты. Он пропустил их мимо ушей.
– Итак, за работу, милые коллаборационисты! Через шесть часов мы свяжемся снова. Сохраняйте осторожность до последней минуты. Не занимайтесь ничем другим. И, – патетически закончил он, – Веселого Апокалипсиса!
ХVIII
Интервью со стюардессой, которая будучи якобы запертой в лифте не успела на собственную смерть, показали в вечерних новостях. Приап понял, что испоганил дело. Поскольку контакт с шефом был назначен на девять часов по нью-йоркскому времени, он решил «подчистить» район пораньше, дабы иметь возможность доложить о выполнении задания на сто процентов. К сожалению, он только под утро установил, в каком отеле остановилась девушка. Представившись по телефону репортером «Пари-матч», договорился о встрече в самый полдень в баре на антресолях отеля. При нем был прекрасный, быстродействующий яд из рода кураре, который вызывает признаки, свойственные инфаркту, и не обнаруживается обычными гематологическими методами. После сеанса связи с шефом, получив все необходимые пояснения – идею с атомной бомбой он счел наилучшим из аттракционов, с какими ему приходилось сталкиваться, – Гном решил ликвидировать Брижитт не позже часа дня. Затем собирался нанести визит Джеральду Блэку, спятившему физику, который, расставшись с женой и институтом, жил в полуразвалившейся вилле в Нью-Джерси, разводил цветы и мирно сосуществовал с бомбой. Нет-нет, не с сексбомбой. С атомной. Блэк был научным гением и шизофреником, что, впрочем, не мешало одно другому. Собственноручно изготовленной бомбой он владел уже несколько лет, окружал ее заботой и любовью, никому не показывал и, скорее всего, не намеревался использовать. Ему достаточно было ощущать власть над жизнью и смертью города с многомиллионным населением.
Гном понимал, что Блэк не отдаст бомбу добровольно, но особых сложностей не предвидел. Покинув свою развалюху (вообще-то это была не такая уж развалюха, коли в ней поместился бронированный сейф, способный скрывать в себе биологический передатчик), он, прикинувшись маленькой горбатой старушенцией, сел в первое попавшееся такси и назвал один не слишком дорогой отель на Манхэттене.
Проведя там несколько минут в дамском туалете, вышел, к ужасу других посетительниц, уже стопроцентным мужчиной, правда, горбатым, но одетым вполне светско, с аппаратурой, которую до того старательно скрывал под юбкой, – кинокамерой, фотоаппаратом, магнитофоном, блокнотом. Оставалось самое простое. Найти Брижитт и убить.
Весь вечер и ночь Ларри Белл мотался как угорелый. Позвонил в больницу, где оставил Фантомаса, Гипермена, Мумию и Черного Тигра. Состояние их здоровья существенно улучшилось. Через несколько дней, как утверждал врач, им разрешат встать. Несколько дней! Долго! Интуиция подсказывала Бельфагору, что на счету каждая минута. Если б воспитанники были здоровы, он отправил бы их на четыре стороны света в те города, где погибли стюардессы, чтобы вынюхать остальных участников, завербованных покойным синьором Дьябло. А так придется потерять как минимум сорок восемь часов… Но ничего не поделаешь. Зато он вооружился различными аксессуарами, которые могли быть полезны в небезопасной игре – приобрел кусочек освященного мела прямо из Рима, пополнил баллончик свежей порцией святой воды, раздобыл осиновый кол и четки некоей богобоязненной монахини.
Вооружаясь метафизически, он не оставил без внимания действий вполне материалистических. В магазине неподалеку от Центрального Парка купил набор оружия, которым можно было бы обеспечить небольшой отряд крестоносцев, приобрел комплект для гримировки, позволяющий при некоторой доле усилий превратиться в двойника Мистера Приапа.
Утром детектив, нанятый по телефону в Париже, сообщил Беллу, что врач, соответствующий описанию Брижитт, скорее всего звался Шатлен, и вчера скоропостижно скончался от инфаркта миокарда. Это в определенной степени подтверждало правильность подозрений. Ларри попросил проверить всех последних пациентов доктора и звонить даже при малейшей информации.
Бельфагор благословил предусмотрительность, подсказавшую ему, что половину средств, передаваемых Пеклом на счет Центральной Научной Лаборатории, лучше всего помещать на свое собственное имя. Теперь деньги пригодились, он был независим и имел достаточно средств, чтобы проводить следствие. Что касается смерти четырех стюардесс, то никакой новой информации не поступало. Всюду легковерная полиция сочла инциденты печальными, но тем не менее несчастными случаями.
Ночью Ларри спал не больше получаса. К Брижитт не прикоснулся, несмотря на обоюдное желание. Под утро, подкрепившись солидной порцией кофе, напоминавшей цистерну с жидким асфальтом, он еще раз подытожил имеющиеся сведения.
Он знал, что операцию, предпринятую Низом, характеризует значительный размах, а ее исполнители не отступят ни перед чем. Кроме того, это должна быть задача, охватывающая не один город либо страну. Агенты были разбросаны по Земле, словно шарики ртути из разбитого термометра. Однако, куда они направлялись?
Он решил испробовать свой старый испытанный метод свободных ассоциаций.
– Ловушка – мышь, мышь – сыр, сыр – англичанин, англичанин – бридж, бридж – пас, пас – вист… – В этот момент ход ассоциации прервал писк будильника. «Вист?» Немного. Он попытался еще раз:
– Приманка – рыба, рыба – кот, кот – гладить, гладить – бить…
Пи-ик!
Все. Конец. Что общего у избиения кота с вистом?
Либо он так постарел, что его интуиция отправилась на пенсию, либо просто не может сделать соответствующих выводов.
Зато Брижитт не потребовалось и секунды. Она только повторила оба слова: «вист» и «бить».
– Пожалуй, имеется в виду какое-то убийство, – сказала она.
– А при чем тут «вист»?
– При том, что вистующий старается убить карту играющего.
Он даже подскочил:
– Знаешь, женщины иногда бывают просто гениальными.
– Но о каком убийстве может идти речь? – заволновалась стюардесса.
– Приап играет роль архангела смерти, но этому не бывать…
– Ты спокойно рассуждаешь о таких страшных вещах, – возмутилась Брижитт. – Неужели вы, то есть они не видят, что творят? Для того, чтобы замести следы, убивают нескольких ни в чем не повинных девушек и словно этого мало хотят отделаться от меня, обрекают на смерть самолет, полный ничего не подозревающих людей.
Бельфагор только рассмеялся.
– Дитя! В каком мире ты живешь? Разве где-нибудь, когда-нибудь, кто-нибудь всерьез интересовался судьбой простого человека? И что такое вообще – простой человек? Пушечное мясо, процент избирателей, статистика блаженных либо осужденных единиц. Со времен Адама и Евы значение имеет одна лишь власть! Как только люди спустились с деревьев, они тут же разделились на управляющих и управляемых, наносящих либо получающих удары. Уже случай с Каином и Авелем показал, что прав сильнейший. Простые люди? Голытьба, бессильная толпа! Беспрерывно болтающая о своих правах, а в результате покорно несущая ярмо или позволяющая сунуть себе в рот удила. И при этом еще радующаяся, когда засовывающий удила говорит: «Приятного аппетита»!
