Татьяна Форш - Корона Всевластия
— Жду с нетерпением, — холодно кивнул ему тот и взглянул на Тара. — А вы чего здесь стоите?
— Любуемся, — широко улыбнулся мой подопечный. — Неужели тебе не нравится такой райский уголок?
— Если я скажу «нравится», ты мне поверишь? — Васиэль вновь покосился на двухэтажную развалюху и тяжело вздохнул. — Ладно, для начала сойдет.
— Для какого еще начала? — Кажется, мы с Элекзилом спросили это одновременно.
— Все просто. — Васиэль еще раз вздохнул и пояснил: — Высший попросил меня обучить Шайтаара нескольким приемам, которые, возможно, пригодятся ему в бою с Лучезарным.
— Я неплохо владею мечами, — буднично сообщил мой подопечный.
— Это мы еще проверим, — хмыкнул Элекзил и поморщился. — Вась, даже если ты обучишь его теории, для практики нужно время.
— Во-первых, я не собираюсь учить его столь примитивным видам самообороны, а во-вторых, не думаю, что это пригодится. Я хочу помочь ему вспомнить его истинные таланты.
ТарДом внутри оказался таким, каким я его запомнил. На первом этаже стояла печка, продавленный диван и стол в окружении трех древних табуретов. На втором этаже две крохотные спальни. Конечно, я совершенно не вспомнил про чердак, пока едва не споткнулся о ведущую на него лестницу, взобравшись по скрипучим ступеням на второй этаж.
— Тар, а что там? — Лайла тоже не захотела оставаться в компании всезнаек, решивших поспорить теперь на тему приготовления обеда, и догнала меня у лестницы.
— Чердак. При жизни родителей там была еще одна комната, а что сейчас — не знаю.
— То, что ты захочешь! Не допускай сомнения, они обессиливают! — Девчонка вдруг смутилась. — Тар, как ты думаешь, здесь будет ночь?
Ночь?
Я бросил взгляд в пыльное окно. Действительно, что-то этот бесконечный день утомил. Да-а, любопытно было бы взглянуть, какие здесь ночи. Наверняка теплые и звездные.
— Конечно, будет!
Ответ девчонки меня обескуражил:
— Это ужасно!
— Почему?
— Потому, что я даже не представляю, где здесь разместить архангела Васиэля! Опять он напишет на меня жалобу, и мне придется объяснять, почему хранитель Справедливости находился в столь ужасных условиях!
— У вас в Лазури все такие неженки? — Фух, какая глупость, а я-то уж подумал…
— Ты даже не представляешь! А если сравнить, кто он и кто я… у меня даже постоянных, собственных крыльев нет!
— Опять крылья?
Она подняла на меня сердитый взгляд и полушепотом пригрозила:
— Только попробуй испортить мне практику!
— Ладно. Попробую.
Честно? Иногда она меня бесит. И не просто бесит, а БЕСИТ!!!
Я развернулся и, прислушиваясь к голосам, направился вниз. Оттуда уже доносились ароматные запахи, и мой желудок болезненно сжался, напоминая о готовности исполнять свои прямые обязанности.
— И все же я считаю, что есть эти псевдомясные палочки небезопасно!
— Васиэль, это обычные сосиски!
— Ну тебе, Алекс, конечно, виднее, но если учесть, ГДЕ мы их нашли, — риск небезосновательный!
— А запах вкусный. Может, их пожарить?
Запахло паленым. Заподозрив неладное, я в два прыжка слетел с лестницы как раз в тот момент, когда дедуля решил соорудить костерок прямо на столе. Ведро воды появилось непонятно откуда и, на секунду зависнув в воздухе, опрокинулось прямо на превращающиеся в угли сосиски, обдав паром внимательно следящих за экспериментом отца и Васиэля.
— Пепел крыльев!
— Тар, ты сдурел?!
Почти одинаковый по силе и интонации рык вырвался у вскочивших и мгновенно вызвавших броню родственничков. Васиэль обошелся без спецэффектов. Забившись на диван, он пытался отряхнуть налипший на его белые одежды пепел и матерился так, что на несколько мгновений в домике воцарилась восторженная, не иначе, тишина.
— А что, собственно, здесь произошло? — По лестнице величественно спустилась Лайла.
— Ой. — Васиэль осекся на полуслове и, мило покраснев, расплылся в кривой улыбке. — Прости, дорогая. Запамятовал о тебе!
— Да ничего особенного и не произошло. — Едва сдерживая смех, я пожал плечами. — Просто рефлексы оказались сильнее. Два года в пожарной службе — это отпечаток на всю жизнь!
— Хорошие рефлексы! — оценил отец. — Только что мы теперь есть будем?
— Эти угли в любом случае были бы несъедобны. — Лайла вдруг подула, и несостоявшееся кострище исчезло вместе с почерневшими сосисками, не оставив на столе даже следа.
— И что ты предлагаешь? — Князь Сапфир уже тоже избавился от брони и, смахнув с костюма невидимый пепел, удобно уселся на диване.
— Как — что? Сейчас Тар придумает нам более съедобную иллюзию.
Вот озадачила! Пределом моих кулинарных способностей была яичница, ну это если не считать пельмени и зажаренной в микроволновке пиццы. И как этим кормить моих дорогих гостей? Но тут я вспомнил бабушкин пирог. И борщ. И утку с яблоками!
— Мм, я попал в Лазурь? — Васиэль первым вышел из ступора и, исходя слюной, придвинул к себе утку, но дед среагировал быстрее.
— Насколько мне известно, архангелы, а тем более Правления, убитую плоть не едят. — Блюдо с исходящей жаром уткой поплыло в его сторону.
— Ну почему же… очень даже… — Архангел не собирался сдавать позиции. Вцепившись в ножку, он с победным кряхтением выломал ее и впился зубами в сочное мясо. — Мм, Тар, я передам Высшему, что ты справился с заданием! А за создание этой пищи я лично ставлю тебе высший балл.
— Куда? Нужен ему твой балл! — Крак! Вторая ножка оказалась в руках деда.
— Э, народ, я тоже ножки люблю! — Подняв с пола табурет, я уселся за стол.
— И я тоже. Любила когда-то… — Лайла устроилась рядом и, бросив на меня быстрый взгляд, подмигнула.
Угу. Намек понял. Понаблюдав, как исчезает поджаристая тушка, я сосредоточился. Надо представить еще одну. Хотя ножек опять на всех не хватит. Две? И тут я увидел такую сюрреалистичную картину, что не удержался от смешка. Наградой мне стал изумленный голосок Лайлы:
— Тар, боже! Что это за мутант?
— Нравится? — Я улыбнулся, разглядывая озадаченные физиономии всех, кто был в этой комнате.
На столе появилось блюдо, на котором лежала исходящая аппетитным запахом свежего жаркого неизвестная науке птица, по количеству торчавших из нее окорочков больше напоминающая паука.
— Гадость какая! — Васиэль вдруг вспомнил, что он вообще-то вегетарианец, и, обглодав дочиста добытую в бою ножку, принялся за наваристый борщ, дожидающийся своей очереди в супнице.
Ну конечно! Что за народ эти крылатые! Только бы охаять!
— А что, выгодно! — не поддержала его Лайла и, не смущаясь укоризненных взглядов, принялась выкручивать ножку.
Вскоре я вновь почувствовал удовольствие от жизни. И не только я.
Сыто вздохнув, отец перебрался на диван:
— Тар, а слабо к этому прекрасному обеду…
— Ужину! — категорично перебил его архангел, последовав за ним.
— Ужину? — Отец с ленивым изумлением взглянул в окно, где сквозь густое переплетение ветвей виднелись багровые заплатки закатного неба. — Ладно, пусть будет к ужину… придумать что-нибудь такое же прекрасное из питья?
— Я бы не отказался от кружечки смолы, — вздохнул князь Сапфир, с тоской поглядывая на занятый диван.
— Нет, лучше росы!
— Пил я твою росу — гадость страшная! — Отец всегда был прямолинеен. — Тар, а слабо тебе создать «Плевок сатаны»?
— Кого? — Я огляделся. Сидеть на табурете стало неудобно. Может, стоило придумать второй диван?
— Не кого, а что! Помнишь, в доме отдохновения были кружки с горящей в них жидкостью?
— Помню. Но на сегодня, па, больше никаких экспериментов. Вот вам вино. — Я заглянул под стол, вдруг вспомнив, где всегда бабушка хранила «выжимку из волчьих ягод», и вытянул здоровенную бутыль. — Столько хватит?
Родственнички обрадованно переглянулись, и даже у архангела загорелись глаза.
— Надеюсь, объяснять, что посуда в шкафу, не надо?
— Я сейчас все достану. — Лайла тут же вскочила из-за стола и, распахнув скрипнувшие дверцы, чем-то хозяйственно забренчала. Не иначе как за крылья выслуживается.
Я незаметно вышел на улицу, где царила свежесть вечера, мягкий сумрак и пьянящий чистотой воздух. Вдохнув так, что защипало в глазах, я развернулся и, не прислушиваясь к оживленным голосам, пошел за дом, где меж двух высоченных кедров всегда, сколько я себя помнил, был натянут гамак.
Беззаботное веселье, что бурлило в крови еще мгновение назад, сменилось равнодушной безысходностью и отчаянием. Чтобы хоть немного полегчало, я врезал кулаком в дерево так, что на месте удара проступила вмятина, и уставился на руку, тупо разглядывая, как внезапно сковавшая ее малиновая чешуя постепенно тает, даже не тает, а всасывается в кожу.
