Марина Ефиминюк - Как все начиналось
– Аська, – выдавил Арвиль, – в жизни не видел женщины глупее! Это мои подруги, вы их из Словении выставили, а я их приютил в Фатии.
Весь мой пыл улетучился. Я откашлялась и замолкла. «Ну, что ж, зато поголосила, горло прочистила».
– Арвюша, душка, – позвала одна, самая молоденькая.
Арвюша-душка? Это что-то новенькое!
– Я в Священную Луну замуж выхожу, нам тебя ждать?
Фатиа расплылся в обаятельной улыбке:
– Милая Мария, я всегда рад услужить такой прекрасной даме!
Властитель заигрывает с русалками или мне кажется? Боже, посмотри на мир и ужаснись, куда он катится.
Я уселась на коня, Арвиль махнул рукой:
– Девочки, до свидания!
– Пока, Арвюша, – раздался нестройный хор в ответ.
– Пока, Арвюша, – передразнила я.
– Обиделась что ли? – удивился Арвиль.
– На кого?
– На русалок за «истеричку».
– Да, мне только и осталось, что обижаться на тех, у кого рыбий хвост вместо ног! – зло буркнула я, и пустила коня в галоп.
– Коняшку вечером верну! – крикнула я, не поворачиваясь.
Арвиль даже не пытался меня догнать.
* * *Не смотря на ранний час, город кипел. Фатийцы высыпали на улицы, куда-то спешили, собирались маленькими группками церемонно кланялись, а потом что-то громко обсуждали при этом, яростно жестикулируя руками. Я, вообще, заметила, что данийцы – народ шумный, весёлый и доброжелательный, говор такой быстрый, что приходилось внимательно прислушиваться, чтобы понять, о чём толкует собеседник.
Я тихо ехала по маленьким извилистым улочкам, уставший вспотевший конь лоснился, бока блестели на солнце. Я, наверное, выглядела, как настоящая ведьма: в подвёрнутых до колен портах, ноги в речном песке, рубашка, все ещё влажная, прилипала к телу, волосы высохли на ветру и теперь завивались в тонкие спутанные спиральки. Мне было весело и беззаботно, я смотрела на празднично одетых людей с радостной бесшабашностью.
Главная площадь перед Домом Властителей больше походила на огромный муравейник. Здесь собралась огромная толпа, а в центре, над морем голов, вырастал прекрасный яркий цветок – шатёр. На забор Дома Властителей, воспользовавшись отсутствием стража, забрались мальчишки, пытаясь разглядеть сцену под шатром.
– Что случилось? – крикнула я им.
– Сегодня конкурс, – неохотно отозвался один, не глядя на меня.
– Какой ещё конкурс?
– Рассказчиков, – мальчишка впился любопытным взглядом в фигуру в чёрном одеянии появившуюся на подмостках.
«Ну, конечно, Марлен говорил нам, что спешит на конкурс в Фатию!» – вспомнила я. Значит, он должен быть где-то здесь, он бы точно успел на долгожданное событие, возможно поэт знает, куда запропастился гном. Я выехала на рыночную площадь, где, судя по объявлению, происходила запись участников. Мелкие торговцы, не желающие терять выгодный для заработка день, разложили свои товары. Маленькие лоточки пестрели, украшенные для праздника яркими лентами. В лавке цветочника толпился народ, охапками закупающий розочки для торжественного вручения оных понравившимся сказателям.
На заборе висело огромное изображение четырех страшных рож, я с трудом узнала в них любимцев публики «Весёлых баянов», вечером после конкурса на площадке большого шатра должно было пройти первое грандиозное выступление. Я ещё с минуту полюбовалась на перекошенные лица с глазами навыкате, и почувствовала болезненный укол ностальгии и грусть о Марфе и неугомонной Динарке. Интересно, как они там?
До меня донеслось сдавленное хихиканье, я повернула голову – в сторонке, рядом с прилавком с бусами и серьгами, стояли две девушки. Высокие, с длинными чёрными волосами, распущенными по хрупким плечам. Они смотрели на меня с весёлой улыбкой, скорее всего, обсуждая мой несуразный вид и веселясь от всей души. Я фыркнула и, задрав нос, проехала мимо них.
– Скажите, – услышала я звонкий голосок и удивлённо обернулась, придержав коня, – а это жеребец не из властительских конюшен?
«Какие наблюдательные! – хмыкнула про себя я. – Сумели-таки разглядеть клеймо!»
Я коротко кивнула и заметила, как у хохотушек округлились глаза.
– Скажу вам по секрету, – я даже немного перегнулась в седле, чтобы мои слова услышала не вся площадь, – Властитель очень любит ранним утром по берегу реки ездить, за городом, на песчаном пляже.
Для девушек мои слова оказались откровением, они, как по взмаху волшебной палочки, покраснели, а глаза их заблестели с новой силой. «Ну, все Фатиа, – ухмыльнулась я про себя, – конец твои тихим одиноким прогулкам! Теперь за тобой будет носиться табун лошадей с красавицами верхом».
Как раз в это время на рыночную площадь въехал тот, кого я так долго дожидалась. Пантелей держался в седле неестественно прямо, его необычные, почти прозрачные глаза по ястребиному осматривали толпу, а покрасневшее от загара лицо выражало бесконечную муку. Я радостно улыбнулась и повернула к нему, но Пан не замечал меня и целенаправленно двигался через толпу к синему шатру с табличкой «на запись». Сначала я не поняла, что произошло, но когда он повернул коня, то я, к собственному изумлению, увидела нежно прислоняющегося к его спине Марлена. Поэт, измученный долгой поездкой, в пыльной робе, осторожно обнимал гнома за пояс и тихо дремал, счастливо улыбаясь, как ребёнок.
Я едва не расхохоталась в голос и с трудом выдавила из себя:
– Пан! – гном не слышал, он продолжал сосредоточенно ехать к шатру для записей участников. – Па-ан! – уже заорала я.
Толстая старуха в чёрном скорбном одеянии подскочила на месте, затрясла в воздухе кулаком и что-то затараторила на данийском. Я ей примирительно улыбнулась и пожала плечами, мол, «говори, не говори, всё равно, моя твоя не понимать».
– Гном! – уже заголосила я на всю мощь своих лёгких. Пантелей резко повернул голову, Марлен сзади дёрнулся, открыл глаза и, едва не упав, посильнее прижался к Пану.
Пантелей, наконец-то, меня заметил, его лицо просто расцвело радостью, а в глазах появилась надежда на избавление от назойливого пассажира.
– Аська! – мы встретились. – Как я рад тебя видеть! Ты так загорела, похорошела!
– Да, ладно тебе, – махнула я рукой, – ты, где так задержался, мы тебя ждали ещё на прошлой неделе.
– Да, я с ним, – гном качнул головой, имея в виду поэта. Он толкнул Марлена в бок, тот окончательно очнулся и спрыгнул на землю:
– Мы приехали! – радостно воскликнул он, широко зевая. – О, моя королева, – он развёл руки, глядя на меня, – ты стала прекрасна, как ясное солнце, теперь я тебя не отдам никому, но жаль, у меня за душой нет червонца, и я тебя возвращаю ему!
– Кому? – удивилась я.
– А не знаю кому, это я так разогреваюсь. Прощаться плохая примета, – махнул он рукой и молча скрылся за пологом шатра.
– Не понял?! – у гнома отвисла челюсть. – Нет, ты представь себе, я его вёз от самой приграничной деревни, а тебе никакой благодарности! Его то укачивало, то ему спать нужно, то есть!
– А почему ты его на Драконовой реке не оставил? – заинтересовалась я.
Гнома перекосило, он надолго замолчал и задумался, похоже, в продолжение всего пути мысль избавиться от поэта и пришпорить коня даже не приходила ему в голову.
Мы двинулись по направлению к постоялому двору.
– А где Ваня? – перевёл гном разговор.
Меня бросило в жар, я замялась, а потом все же ответила:
– Он болеет, – туманно поведала я.
– Простудился?
– Нет, ногу сломал, – я перевела дыхание. Ну, вот я сказала это!
Гном выпучил глаза:
– Довела-таки парня! – хохотнул он. – Несчастный, наверное, оступился, когда за тобой с топором по двору носился?
– Нет, – сдавлено буркнула я, – с дерева упал.
– Он там привязывал верёвку, чтобы тебя повесить? – изумился гном.
– Нет, за цветами полез! Пан, я тебя умоляю, он тебе сам все расскажет! – взмолилась я с выражением раскаянья и муки на лице.
Убранный постоялый двор радовал глаз своей чистотой, дорожка в сад была посыпана свежим песочком, Тризор снова сидел на цепи, уже потолще. Завидев гостей, пёс зашёлся хриплым лаем, пытаясь наброситься на нас, Пан с опаской покосился в его сторону.
Когда Гарий в элитном эльфийском жеребце распознал скакуна из властительской конюшни, то ему подурнело, наверное, сильнее чем, когда он с утра обнаружил разгромленный под расчёт огород. Он посчитал коня едва ли не небожителем, имеющим неземные корни, и с трясущимися руками начал насыпать в кормушку вместо обычного овса отборную, свежую морковь, скорее ту немногую, что удалось спасти после нашего с Ваней нашествия на грядки, воду Гарий исправно подсластил и едва не напоил коня из ложки. Жеребец, не привыкший к такой диете, заработал несварение, и его поспешно возвратили обратно Властителю с горячей благодарностью от всего маленького постоялого двора и корзинкой груш с поломанной Магдалены.
