Ольга Мяхар - Новая жизнь
— Бурочка, не могла бы ты подвинуться? — Маг посмотрел на меня и мягко улыбнулся.
Киваю и встаю, наблюдая за тем, как Крут и Сим поднимают Грифа и волокут в ванну, а элв суетится и подсказывает — что и куда совать, дабы тело прошло в дверной проем.
— Я… не понимаю. Он же никогда не болел.
— Все когда-нибудь болеют. — Маг похлопал меня по руке и пошел смотреть, что там творят ребята.
Я же осталась в комнате, глядя на задумчивые лица духов и не зная, чем помочь.
— А ведь это неспроста. — Иревиль почесал затылок и посмотрел на Фефа. Тот поспешно отвернулся и крайне тяжело вздохнул. — Феф?
— А? Что? — не поворачиваясь.
— Ты себя странно вел. Ни разу его не перекрестил и даже не спел песенку на ухо.
— Я потом спою.
Встаю и подхожу к окну. Что же делать? А это точно пройдет? Он такой горячий.
— Иля, эта зараза явно что-то знает!
Удивленно оборачиваюсь:
— В смысле?
На Фефа жалко смотреть. Красный, взъерошенный и возмущенный, он сжимает кулачки и гневно смотрит на Иревиля.
— Я дал слово! — возмущенно, — Ты, кстати, тоже.
— Что за слово? — я.
— Не ври, меня заставили, а потом еще и память стерли. Колись.
— Нет.
— Колись!
— Нет!
Из ванны послышался вой и крик. Потом дверь вынесло, на пол рухнул гном, сверху — маг. А Сим и элв в глубине отчаянно боролись с встающим из воды и явно невменяемым Грифом.
Бегу туда, плюнув на духов.
Парня пришлось связать, причем мне, так как больше никто с ним справиться не мог. И вообще, кажется, единственной, кого он теперь подпускал, — была я. Меня он не пытался, по крайней мере, разрезать жгутами, отшвырнуть или покусать. Даже дал снова уложить себя в постель и укрыть одеялом. Температура, правда, все еще зашкаливала, да и разума в открытых черных глазах было немного, но я упорно не давала больше тащить его в холод. Хоть и сама не знала, права ли.
В итоге все устало вышли из комнаты, оставив нас вдвоем. Гном поставил возле кровати тарелку с супом и попросил позвать, ежели чего, а маг обещал разузнать все о болезни и приготовить лекарство, для чего утащил с собой элва и Сима, в помощники.
Я не отреагировала. Мне было немного страшно, а еще — плохо.
А на столе остался лежать листок с заданием — очередным добрым делом.
— Итак. Слушай. — Иревиль держал Фефа за плечи передо мной, оба стояли на мне.
Я же, положив голову на плечо Грифа, задумчиво смотрела на дождь за окном.
— Бурочка, ты только не волнуйся. — Вид у Феофана был убитый. — Но… Гриф не поправится.
Мигаю и перевожу взгляд на мелкого. Тот отводит глаза и явно чувствует себя не очень хорошо.
— Понимаешь… он тоже киборг. Только биологический, и… и он уже совершил много-много дел.
— Злых. — Рёва решил влезть. Феф потерянно кивнул. — Он же на арене был, когда ты его нашла и… ну, короче, если душа совершит много отрицательных дел… то тело тоже меняется, просто немного иначе.
Феф кивнул.
— Как именно?
Процессор анализирует информацию на повышенных скоростях. Слушаю внимательно, понимая, что не врут. (Интонации не те.)
— Сказки читала? — Рёва. — Завтра процесс закончится, и он окончательно станет редким уродом… в моральном плане.
— И всех убьет, — Феф. Несчастным голосом.
— Можно что-то с этим сделать? Повернуть процесс вспять.
— Он и так отсрочен, так как Гриф… влюбился, ну и… — Вид у Фефа совсем убитый.
Сажусь, смотрю на парня. Черные волосы взъерошены, пара прядей упала на лоб, скользнув кончиками по векам. Такой красивый. Как мальчишка. И я не хочу его терять.
— Должен быть способ.
— Иля, ты не дослушала. — Рёва взлетает ко мне на плечо и тихо шепчет на ухо: — Ты можешь наконец-то стать человеком. Не надо больше будет бояться, что тело однажды перестанет слушаться. Просто… просто останови того, кто завтра со всей своей новой силой начнет уничтожать город. И это… ну очень доброе дело будет.
"Подтверждаю".
Программа. Вмешалась все-таки.
— А если нет?
— Ну… тогда ты будешь наблюдать, как он убивает твоих друзей, затем рушит чужие дома и судьбы. Потом он попытается убить тебя…
— А если нет?
— Илечка, это ужасно, правда, я понимаю. Но Иля…
Отмахиваюсь от Феофана. Наверняка есть другой способ. Любую программу можно остановить, заблокировать, загрузить вирус…
И духи мне ничего не скажут. Им же лучше, если я стану человеком, душа получит тело — и их миссия будет выполнена. Потому как они тоже не исчезнут и не растворятся, а получат то, о чем всегда мечтали, — шанс на еще одну жизнь.
Кладу руку ему на лоб. Горячий. Закрываю глаза и думаю. Система обиженно затихает, не участвуя и не давая использовать весь аналитический аппарат. Она тоже знает свою задачу и свою функцию. Мне никто не поможет. Даже я сама.
— Я не стану его убивать.
Тяжелый вздох духов.
— Надеешься, завтра красиво его остановить и своей смертью вернуть в разумное состояние? — Рёва. Язвительно.
Им тоже трудно, я знаю. Особенно Фефу — подбивать меня на такое.
— Он не человек и уже им не станет, Илечка. — Анрел почти плачет. — Ты не поможешь, даже если…
— Молчи, — резко. С плеча.
Распахиваю глаза. Поворачиваюсь к Рёве.
— О чем?
— Иля…
Беру его в руку и подношу к носу.
— О чем он должен молчать? Что-то можно сделать?
Отворачивается, кусает за палец, царапает коготками и страшно недовольно сверкает рубиновыми глазками.
— Илечка, не надо. — Феф подлетает к руке и пытается разжать пальцы.
Вздыхаю и подношу духа ко лбу.
— Расскажи. Ну пожалуйста. Я должна знать, что не смогу ничего сделать, понимаешь?
Переглядываются. Феф садится на запястье второй руки и огорченно мотает головой.
— Ладно, — Рёва перестает кусать и демонстративно складывает руки на груди. — Но помни: я тебя предупреждал.
Киваю, внимательно на него глядя.
— Его может вытащить только одно: если кто-то намеренно пожертвует своей душой ради него. Тогда дадут еще один шанс.
— Что значит — пожертвует?
Феофан с готовностью объяснил:
— То есть никогда уже не получит тела человека и навсегда останется машиной.
— Или трупом. Если уже человек, — дополнил Рёва, кивая.
Отпускаю, сажусь поудобней и думаю.
— А Гриф тогда станет человеком?
Тяжелый вздох духов.
— Ты не понимаешь, Иля. Если ты отдашь душу за него, твое тело никогда не станет снова человеческим, а останется навсегда обычной машиной. Ты не сможешь им управлять, и душа исчезнет, приблизившись к смерти. Понимаешь? Это даже не самоубийство, это — хуже. У тебя же не будет второго шанса родиться.
— И потом, — Рёва внимательно осмотрел свой хвост и повернулся ко мне, — Ты думаешь, что он бурно обрадуется такой жертве? Да он тебя любит больше жизни! А потому тоже перережет себе… ну, там, горло или вены и сдохнет в муках, ибо один останется.
Угрюмо смотрю на парня, дыхание которого остановится все более и более учащенным. Лицо раскраснелось, по телу иногда проходит дрожь, словно ему холодно, а из пальцев вышли на всю длину немелкие когти.
— А что нужно сделать, чтобы пожертвовать душой? — Шок в глазах духов. — Ну… может, можно смухлевать?
Облегченные выдохи.
— Не, нельзя, — Рёва, со вздохом, — Тут надо, чтобы он взял… к примеру, пистолет и застрелил тебя. Тогда жертва была бы отдана и принята добровольно. И ему бы дали еще один шанс.
— А при этом нельзя ли было бы мою душу куда-нибудь… переместить. Ну там, в игрушку.
— Ага, или в покойника! А что? Побудешь зомбиком, а там что-нибудь придумаем! — в голосе Рёвы нарастала истерика.
Феф осторожно положил руку на его плечо и укоризненно покачал головой.
— Кхе-кхе… Короче, нет! Киваю и встаю. Я все равно попробую.
Полчаса пытались вынуть душу и переселить в какую-то куклу, в ворону (она как раз сдохла на нашем подоконнике, видимо решив, что тут комфортнее всего) и… даже в Рёву. (Он отчаянно сопротивлялся и очень ругался, отказываясь, чтобы в него вселяли что бы то ни было.)
Не получалось. Душа сопротивлялась и выдиралась из рук, а тело угрожало отключиться на неделю, пока не поумнею.
Тогда я взяла столовый нож, вложила его в руки Грифа и угрожающе над ним нависла, направив оружие себе в горло (как еще меня можно убить обычным ножиком — я не очень понимала). Рёва попросил не драматизировать, Феф заламывал ручки.
Короче, ничего у меня не получилось, и я снова села на постель, глядя на пылающее от жара лицо Грифа и на когти, глубоко вошедшие в матрац. Ему было плохо. Очень. И я это видела.
— Рёва, мне больно, — чуть не плача. Вздох.
— Ну что еще, Илечка, я же…
Дух замер и подлетел ко мне. По моим щекам катились слезы, руки тряслись, и я совершенно не понимала, как остановиться.
