Михаил Успенский - Там, где нас нет
Колдуны быстренько попрятались за широкие спины защитников, в том числе и главный — Храпоидол.
Вышел вперед предводитель дружины — дородный мужик с усами до пояса, красноносый и веселый.
— Не по нраву мне такая битва, — сказал он. — Никогда еще люди ярла Брюки Золотой Лампас не выходили против троих, но только состоим мы на службе у конунга Драбадана и ходим в его воле. Сдавайтесь добром.
— Никогда! — вскричал Яр-Тур и выхватил обломок меча.
— Сейчас я построю уважаемых в боевой порядок, именуемый «Восемь ворот на золотом замке», — предложил Бедный Монах, — и никакой враг не сможет прорвать наш строй.
Жихарь на всякий случай пересчитал своих. Все равно выходило трое, с Будимиром и камнеедом — пятеро.
— Шире рыла не плюнешь, — сказал Жихарь. — Но ведь они нас колдунам отдадут, так что легче помереть. Послушай, ярл, а не знавал ли ты Нурдаля Кожаного Мешка?
— Мой наставник в мечном бою, — отозвался ярл Брюки.
— И мой! — обрадовался Жихарь. — Давай-ка поглядим, кто у него лучше научился?
— Такие, как ты, малый, у нас не имеют еще голоса на тинге, — проворчал варяг. — Но только, когда ты проиграешь, вы все честью сдадитесь — идет?
Храпоидол выскочил и заверещал, что, мол, нечего разводить всякие поединки, а забивать надо пленников в колодки и доставлять куда следует…
Принц и Лю Седьмой тоже потребовали себе противников, но решили варяги для начала лишний раз убедиться в доблести своего предводителя.
— Вы этого старого козла не больно слушайте, — сказал Жихарь, доставая меч.
— Он тут у нас недавно ежа родил…
— Вот как? — изумился ярл Брюки.
— Против шерсти, — уточнил богатырь.
— Ложь и клевета — поруха чести воина, — нахмурился ярл.
Тут прокричал Будимир, и на поляну из леса выкатился запыхавшийся ежик. На колючки он успел уже насадить множество высохших грибов.
Варяги внимательнейшим образом осмотрели ежика, передавая его из рук в руки, и постановили признать Жихареву правду, а колдуна-родителя стали вслух презирать за недостойный для мужчины проступок.
Все это, однако, не исключало поединка.
Поначалу полагалось обменяться боевыми кличами.
Жихарь привычно провозгласил:
— Эх, всех убью, один останусь!
Да так грозно, что вся дружина поежилась. Ярл же Брюки Золотой Лампас выкрикнул нечто несуразное:
— За Одина, за Фафнира! Умри, но сдохни!
Стали рубиться. Школа Кожаного Мешка дала о себе знать: всякий удар отражался успешно, и получалось вроде той бесконечной игры в шашки, что вели на холме мудрецы Пилорама и Вшивананда.
Применять же прием старого Беломора богатырю отчего-то не хотелось. Ведь в этом походе поражал он только всякую нечисть и нежить, а правильного человека ни одного не убил до смерти, лишь грозился.
Тут пожилой ярл стал задыхаться.
— Понимаешь, — хрипел он в промежутках между ударами, — если мы нарушим уговор, то тут же все обратимся в диких гусей…
— Небось не обратитесь, — уверял его Жихарь. — Да и плохо ли вольной птицей летать? Косоглазенький про вас красивую песню сочинит…
Решили сделать передышку.
Ярл Брюки извлек из-за пазухи сушеный мухомор и стал его с жадностью грызть, чтобы набраться боевого безумия. Мухомор, видно, был старый, настоящего безумия не получилось, но дух у предводителя варягов поднялся.
— Где мой сладкоголосый скальд Хрюндиг Две Колонки?
Из варяжского строя вышел долговязый нескладеха со струнным инструментом.
— Не успеет скальд сложить и сказать краткую вису, как я поражу тебя в самое сердце!
Скальд, видя усталость вождя, поторопился мыслями и запел:
Варум ди медхен Либен ди зольдатен?
Дарум зи хабен Бомбен унд гранатен!
Виса была очень древняя, но не очень длинная, и за это время Жихарь нашел выход своим сомнениям: трижды поразил ярла Брюки Беломоровым приемом, но не до смерти, а просто так, отметился три раза на груди удивленного противника, в последний миг отнимая меч.
Ярл Брюки взбесился без всякого мухомора:
— Не позорь мою седину, щенок, бей как следует!
И тут чей-то зычный и знакомый голос провозгласил:
— Кончай хвастаться! Бросай оружие! Вы окружены!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Бедная мама, боюсь, она помешалась — ведь она родила так много детей!
Брайан ОлдиссРаздавать имена — тяжелое дело.
Каково же было первому человеку на свете — ведь все-все полагалось отметить ему соответствующим словом. Должно быть, не один год потратил.
Даже одному-единственному ребенку дать имя — и то намучишься, станешь призывать на помощь родню, друзей и просто знающих людей.
А если детей, к тому же сыновей, много побольше сотни, хотя и меньше двухсот? А под рукой ни опытного старца, ни толковой старушки?
Правда, предложил свои услуги Лю Седьмой, но имена у него были из Чайной Земли: Мяо да Ляо, Тянь да Шань.
— Не котятам клички подбираем, а родным сыновьям, — отказался от такой помощи Жихарь.
Да, родимые сыновья прервали схватку богатыря с ярлом Брюки Золотой Лампас.
Варяги сначала собирались броситься в бой — безнадежный, поскольку войско пришельцев было конным. Варяги опасались нарушить клятву, данную драбаданским колдунам.
Вот тут-то и пригодился Лю Седьмой.
— Насколько я понял, здешние мудрые законы предписывают в урочный час переизбирать председателя собрания, чей срок полномочий закончился. Но переизбранию помешало коварство и злонравие. И теперь в Драбадане началось правление под девизом «Непорядок и безначалие», когда никакие правила и клятвы не имеют силы.
— Я тебя все равно уничтожу! — кричал посрамленный Храпоидол.
— Да ты все еще живенький! — обрадовался Жихарь. — Смотри у меня, приятель:
нехорошо ежику быть одному, ему невесту родить надо…
Храпоидол в испуге заткнулся.
Ярл Брюки не успокоился:
— Губить своих людей понапрасну я не стану и колдунов, как всякий воин, терпеть не могу. Но тогда кто же нам выплатит жалованье?
— Не печалуйся, — сказал Жихарь. — Первое дело — потрясите чернокнижников как следует, второе — ступайте к ним в город и возьмите, что приглянется.
Варяги ни на миг не усомнились в праве Жихаря судить и рядить, схватили не разбежавшихся драбаданских чародеев, перевернули, начали трясти и вытрясли немало хорошего. Но дружина ярла Брюки от этого лишь распалилась и с радостными криками помчалась за новой добычей. Впереди всех летел длинноногий скальд Хрюндиг Две Колонки.
Войско, пришедшее на помощь побратимам, расступилось и пропустило несостоявшихся противников.
Войско это делилось на две части: половина витязей походила на Жихаря, а половина — на Яр-Тура.
Ни богатырь, ни Принц, ни умудренный знаниями Лю так толком и не поняли, что же случилось в бабьей земле Окаянии после того, как любвеобильные побратимы ее покинули.
Лю предположил, что, покуда Жихарь и Яр-Тур беседовали с игроками на холмах Дурной Бесконечности, в Окаянйи прошли годы и годы, дети успели подрасти, и счастливы его уважаемые друзья, запасшиеся на старость таким обилием почтительных и покорных сыновей.
Яр-Тур ничего не думал, он шевелил губами, ведя счет своим потомкам, и загибал пальцы на руках.
Жихарь полагал, что все-таки собрались на холмах их двойники, обзавелись лошадьми и поехали вдогон, только вот не во всем подобны они ему и Яр-Туру:
так, сходство между отцом и сыном, не более.
Сами же сыновья, в особенности Жихаревичи, дерзко и совсем не почтительно утверждали, что родились благодаря Святогоровой силе сразу же после росстаней, росли не по дням, а по минутам, быстро овладели речью и воинским ремеслом, но вот беда — имя сыну должен давать отец, а Жихарь и Принц нахально бросили своих отпрысков на посмеяние окаянским колчеруким мужичкам.
— Батюшки-светы, они ведь байстрюками нас дразнили да бастардами, — плакался очередной рыжий детина. — Сколько ж можно терпеть? Батько, слышишь ли ты?
— Слышу, сынку, — отвечал Жихарь. — Не глухой. Смотри-ка, детство ваше, как ты говоришь, и дня не длилось, а уж успели настрадаться! Потерпите, не маленькие, вон Яр-Тур сколько лет без имени проходил, и ничего, не треснул!
Жихарь держался твердо, но внутри был растерян, как и любой человек, внезапно узнавший, что у него такая пропасть сыновей, причем ровесников.
Яр-Тур, напротив, был весьма доволен:
— Сэр Джихар, да вот же оно — мое королевство! Сыновья, унаследовав мои доблести, несомненно, отыщут родную вотчину, а уж тогда пошлют за мной.
Кстати, моих, не в обиду вам будь сказано, человек на семь побольше.
Жихарь не растерялся:
— Так у тебя, наверное, близнецов несколько пар, а то и тройняшек. У них обычно ум и сила на двоих, на троих…