Светлана Багдерина - Срочно требуется царь
– Да кто такие эти подземные мастера? – снова не выдержал Кысь, но Голуб только загадочно усмехнулся в белые усы и продолжил, как будто не слыша вопроса:
– А друзьям тем, говорю, нечего терять было, вот они и рискнули. А поскольку шахта та не шахта, так, забой узкий, то работать там они сговорились по очереди. День один – ночь другой. Вот в первый день один-то друг пошел породу рубить, а его через сколько-то времени и завалило. Лежит он под обвалом, думает – последний час его пришел. И вдруг видит: откуда из темноты подходят к нему три старичка в шахтерских касках, ростом с тебя, Векша, не больше.
– А чего такие маленькие-то? – подозрительно нахмурился паренек.
– А маленькому по забою удобней ходить, – авторитетно разъяснила Воронья, у которой отец был шахтером, пока не застудился в полузатопленном забое прошлой зимой и не стаял за неделю.
– Верно говоришь, девчоночка, – согласно кивнул Голуб и продолжил: – Один – в красной каске и с бородой цвета начищенной меди, другой – в желтой каске и с бородой, будто ярое золото, а третий – в каске белой, а борода у него серебристая, только что в темноте не светится. Подходят к нему и спрашивают, стало быть: «Чего ты, парень, в нашей горе делаешь?» «Серебряную руду добывать пришел.» «А известно ли тебе, что это наше заповедное место, и гостей незваных нам тут не надобно?» «Известно», – вздохнул рудокоп. – «Да не от хорошей жизни я сюда подался. Совсем нищета заела». Покачали головами старички и говорят: «Ладно, вставай уж. Хватит прохлаждаться. Мы тебя из завала выведем.» И глядит парень – а он уж не придавленный, только кучи породы со всех сторон от него насыпаны. «А куда ж мне идти?» – только хотел он спросить, как вдруг видит – и глазам своим не верит: в стене забоя дверь открывается, а за дверью – хоромы! Вошел он – и остолбенел: под ногами вместо пола деньги навалены – золотые, серебряные, да медные, а вокруг украшения, да статуи да утварь всякая – так самоцветами, златом, серебром да медью начищенной и горит, так и блещет.
– Ох, красота-то какая!.. – восторженно полуприкрыв глаза, словно это не сказочного шахтера, а ее лично слепило и восхищало сияние подземного клада, пискнула Куничка.
– Так там же темно, как он всё это разглядел-то? – недоверчиво склонил голову набок Кысь.
– А там факела в медных кольцах по стенам горели, – уверенно, точно сам там недавно был, сообщил Голуб. – Столько, что светло там было, будто в июльский полдень.
– А дальше что? – жадно вытянул тонкую бледную шею Летяга. – Они же его вывести обещали?
– Всему свое время, – размерено успокоил его старик. – Налюбовался парень на сокровища такие несказанные, и предлагают ему тут мастера взять, чего душа пожелает. Поклонился им рудокоп, поблагодарил за щедрость, и поднял с пола одну золотую монетку, одну серебряную и одну бронзовую. «А что так мало берешь», – спрашивают его мастера, – «коли для тебя и медяк – деньга большая?» «Незаработанного богатства мне не надо», – отвечает паренек. – «А по одной монетке я взял, чтобы вас, хозяев, отказом не обидеть и каждого почтить. Да и на гостинцы матушке моей да сестричке младшенькой хватит. На золотой ботинки да кожушки им новые к зиме куплю, да козу с козушками сторгуем. На серебряную денежку – пряников, леденцов, мурмеладу да сахару к чаю. А на медную монетку – по ленте красной, да по зеркальцу. Да еще и историю мою диковинную им расскажу.» Ничего не сказали на это мастера, но по лицам их было видно, что одобрили они его выбор. Открылась тут в другом конце зала другая дверь, и увидел он за ней коридор длинный. Снял парнишка со стены факел, и пошел…
* * *
Прижимаясь к стенам домов и оградам, озираясь то и дело, болезненно вздрагивая от каждого ночного стука и шороха и не переставая дрожать всей грузной тушей ни на секунду, Вранеж быстрыми нервными шагами вел Ивана к своему дому по безлюдным и бесснежным улицам Постола.
– Уже сейчас… уже скоро… уже подожди… будут тебе… мои денежки… мало не покажется… – возбужденно бубнил он себе под нос, оградившись воротником от упорно держащегося за его спиной лукоморца.
– Что вы говорите? – переспрашивал царевич, когда случайный порыв встречного ветра доносил бормотание головы до его слуха.
– Говорю, всё сейчас отдам… – полуоглядывался тогда он, подобострастно скалясь. – За всё рассчитаюсь. Хорошему человеку ничего не жалко.
– Это не мне, это городу, – строго говорил Иванушка, бывший управляющий хихикал, как от забавной шутки, и ускорял шаг, прижимая к груди светильник-восьмерку.
– И городу достанется… Всем достанется… Я не жадный…
Белый дом Вранежа выделялся на фоне черной ночи огромным мутно-серым пятном, словно привидение того щеголя-дома, который был построен бесконечно долгие годы назад для жизни и развлечений каким-нибудь веселым графом или романтичным виконтом. Былая достопримечательность столицы, больше похожий на произведение кондитера, чем каменщика, загрустивший дом умер вместе с хозяевами пятьдесят лет назад, оставив после себя, как моллюск, только тусклую печальную оболочку, сумрачно взирающую на мир слепыми, зашоренными ставнями окнами.
Как тать, Вранеж, не глядя, прошмыгнул мимо парадных ворот и повел царевича вдоль ограды к черному ходу.
У калитки он остановился, порылся в кармане шубы и выудил кованый ключ сантиметров в двадцать в длину. Заботливо смазанный замок открылся беззвучно.
– Вот, проходите, высочество… ваше… – чиновник отступил, слегка изогнул жирный стан и вытянул руку в сторону сереющего в глубине двора дома.
– Спасибо.
Иван сделал несколько шагов по не видимой во тьме мощеной тропинке и нерешительно остановился. Послышалось ему, или и впрямь справа и слева, почти одновременно, во мраке зародилось утробное рычание, больше похожее на отзвуки отдаленного, но торопливо приближающегося камнепада?
– Что это?.. – лукоморец обернулся в поисках консультации у хозяина, и тут же из ночи материализовались и набросились на него черными молниями четыре громадных волкодава.
С радостным лаем, словно после долгой разлуки увидали, наконец-то, любимого родственника, и исступленно крутя хвостами словно пропеллерами, исключительно живые и чрезвычайно здоровые псы закинули на плечи лукоморца массивные лапы и полезли целоваться.
С изумлением Иванушки размерами могло померяться только аналогичное чувство хозяина любвеобильных зверей.
– Ты… Вы… Кусать?.. Это… как?.. Это?.. Эй!.. Вы чего?..
– Фу, кыш, кыш!.. Кыш, кому говорят!.. Хорошая собачка, хорошая, только облизывать меня не надо!.. Кыш, отойди, потом, кому говорят – потом!..
– ПОШЛИ ВОН, ИДИОТЫ!!! Яростный рев Вранежа сделал бы честь целой стае волкодавов.
Смущенные псы быстро опустились на все лапы, оставив гостя в покое, робко попались проделать ту же операцию с непонятно отчего разъярившимся хозяином, но в свете волшебного светильника увидели выражение его лица и передумали.
Обманутые в лучших чувствах, друзья человека огорченно переглянулись, пожали плечами и понуро отправились патрулировать другой конец усадьбы.
– А… про собачек вы мне… ничего не говорили… – рассеяно заметил Иванушка, утирая рукавом с физиономии следы бурной собачьей радости.
– А… чего про них… говорить… они же… н-не кусаются… с-собаки… – процедил Вранеж таким тоном, что на мгновение царевичу показалось, будто тот сам готов сию минуту броситься вслед удалившимся барбосам и лично перекусать их всех.
Почудилось ему, или в голосе головы сквозило, как ураган через разбитое окно, разочарование?
Хотя, если бы он доверил свое имущество сторожевым псам, а они бросились лобызаться с первым встречным, еще неизвестно, что бы почувствовал он.
– Вот для воров сюрприз бы был, – пошутил Иван, чтобы отвлечь хозяина от неприятных размышлений.
– И для воров тоже, – прорычал глухо голова и, не говоря больше ни слова, потопал к черному ходу.
От двери для прислуги ключ у него тоже был, и стучать и будить весь дом, как опасался Иванушка, им не пришлось.
Пройдя, не останавливаясь, мимо череды закрытых дверей – то ли чуланов, то ли каморок слуг, они завернули за угол и оказались перед лестницей, ведущей вверх.
– Нам туда, – коротко мотнул нечесаной головой Вранеж и, не дожидаясь реакции лукоморца, пыхтя, отдуваясь и придерживаясь рукой за перила, пошел вперед.
– Эй, вы! Стойте! Руки вверх! Стерлядь… то есть, стрелять будем!.. – донесся снизу дробный топот подкованных сапог и грозные окрики, когда они уже почти поднялись до второго этажа.
– Делом своим займитесь, болваны! – не останавливаясь и не оборачиваясь, рявкнул чиновник в пролет, и грозный топот, достигнув подножия лестницы, смущено перешел в неуверенное топтание на месте.
– Хозяин?.. Это вы, хозяин?..
