Гай Юлий Орловский - Ричард Длинные Руки — принц-консорт
— Да, — ответил я, — уже… ага…
Он отмахнулся.
— Это пустяки. Хуже то, что глыба льда уже начала погружаться в пол с тобой вместе. Оттуда даже мы не смогли бы. Так бы и двигалась вниз до самого ада.
Я вздрогнул.
— Господи…
— Они запечатали все двери, — объяснил он, — потому твои люди не могли их даже взломать. Давай провожу до твоей комнаты.
Я запротестовал:
— Отец Дитрих!
Однако он крепко взял за локоть и вывел в соседнее помещение, что совсем не комната, а мои покои, размером с такое, что до сих пор не могу подобрать аналог.
Я рухнул в кресло, отец Дитрих сел напротив и протянул мне большую чашку. Я дернулся, ощутив аромат крепкого кофе.
Он держал обеими руками у моих губ, потому что мои все еще дергаются, как у припадочного. Я жадно глотал, обжигаясь, такой же крепкий, сладкий и горячий, какой обожаю.
Я поглотил больше половины, наконец ухитрился разжать стиснутые челюсти и просипеть:
— Но… как?
— У тебя подсмотрел, — ответил он с улыбкой. — А вкус помню…
— С ума сойти, — прошептал я и уже не смог удерживать тяжелые, как свинцовые плиты, веки, — это же…
В сон провалился я раньше, чем в глазах померк свет. Дальше был настолько дикий кошмар в аду, куда провалился, что временами даже понимал, что сплю, но вырваться не мог.
Глава 2
Мне казалось, что проспал несколько суток, но, когда открыл глаза, из-за двери все еще доносятся те же голоса. В поле зрения появился отец Дитрих.
Я распахнул глаза шире и понял, что все так же сижу в кресле, где заснул так нелепо. Через распахнутую дверь кабинета видно, как монахи заканчивают там кропить святой водой окна, а столяр уже насадил выбитые створки двери на место и проверяет, плотно ли закрываются.
Отец Дитрих заметил, что я пришел в себя, приблизился с озабоченным лицом.
— Очнулся?.. Очень хорошо. Ты крепче, чем мы думали.
— Ничего себе, — пробормотал я в неловкости, — в обморок, подумать только, я почти юная леди… Отец Дитрих, а как вы поспели так вовремя?
Он перекрестился, лицо строгое, но мне показалось, что в глазах проступило некоторое замешательство.
— Они почему-то оставили след, — ответил он, — что нехарактерно… Но мои братья с такими встречались, потому сразу сюда.
— А вы?
— Я тоже, — сказал он скромно. — Это не самые, так сказать, но надо знать их уязвимые места, а не пытаться… по головам. Головы даже у большинства людей просто литые. В общем, отныне среди твоих телохранителей, сын мой, будет и монах.
Я сказал слабо:
— Отец Дитрих…
— Не возражай, — велел он строго. — Ему ничего не стоит вовремя прикрыть тебя святым крепким словом. На самом деле это просто, когда знаешь, где у кого уязвимые места… Но, конечно, лучше всего, если бы ты сам обрел защиту. От таких и… посложнее.
Я прохрипел:
— Отец Дитрих! Да я всеми фибрями…
— Храм Истины, — напомнил он. — Пройдешь испытание, тогда тебе телохранители вовсе ни к чему, а ты ж о таком мечтаешь? Сегодня тебе просто повезло. Священники оказались не заняты и потому сразу ощутили приближение Зла.
— Я вообще счастливый.
— Но в следующий раз пришлют кого-то посильнее, — ответил он очень серьезно. — Вряд ли смогу защитить.
— Даже с этими двумя священниками?
— У нас есть и посильнее их, — ответил он уклончиво, — но на Юге маги изощреннее.
— Господи…
Он сказал строго:
— Если тебе наплевать на свою жизнь, то подумай о своем деле. Все рухнет, ты понимаешь?
Я сказал с тоской:
— Отец Дитрих, тут на небо некогда взглянуть, куда уж ехать куда-то далеко на Север и заниматься… усовершенствованием, повышением квалификации, когда здесь дом горит?.. Сперва все погасим, наладим, а потом…
— Потом может не быть, — ответил он холодно и почти враждебно, — что-то в жизни можно отложить, но нельзя откладывать постоянно то, от чего зависит не только твоя жизнь.
Я опустил голову, долго вздыхал, священники уже удалились, отец Дитрих сурово молчит, наконец я проговорил с тяжелым вздохом:
— Хорошо. Дайте неделю. Я оставлю распоряжения, а потом… да, отправлюсь на вивисекцию.
— На Испытание, — поправил он.
Я переспросил:
— Испытание? Я думал… гм… меня там чему-то обучат по-быстрому, дадут какой-нить амулетик… в смысле, освященный крестик…
Он вздохнул.
— Что за язычество… Сперва будет Великое Испытание. И только если сумеешь пройти, сын мой, тебя пропустят на ступеньку выше…
— А какой процент проходящих? — спросил я.
— Меньше одного, — ответил он. — Намного меньше.
— С ума сойти, — сказал я слабо. — Это как раз для меня, я так и знал! На меня в последнее время что-то все хорошее валится. Хорошее, но тяжелое. И с большой высоты. На голову. Хорошо, как вы говорите, она у меня без пустот, литая.
Он поморщился, тревога из глаз не исчезает, чего я раньше не видел, все-таки печаль одно, а вот так смотреть на меня, как на человека, что надел петлю на шею и готовится ради шутки спрыгнуть с помоста…
— Ты не защищен, сын мой, — произнес он. — А сейчас это главное.
— Совсем не защищен?
— От таких — нет.
— Господи, — сказал я с тоской, — как хорошо было быть простым зольдатом, совсем простым зольдатом… Только меч и кольчуга, этого хватало.
— Стареешь, — буркнул он.
Я охнул.
— Это я старею?
— Когда начинают вспоминать, — сказал он неумолимо, — как было хорошо в прошлом, это и есть явный признак старости. А стареть можно начинать с ранней молодости.
Я тяжело вздохнул.
— Да знаю, что чем выше взбираешься, тем опаснее, но одно дело знать, другое — на своей шкуре. Понятно, у принца охрана должна быть чуточку получше, чем у виконта…
— Да еще такого принца, — сказал он почти недобро. — Думаешь, телохранители спасут, если появится настоящий противник?.. Посланный не младшим конюхом помощника великого мага, а кем-то постарше?..
Внезапный холод прокатился по моему телу, отец Дитрих говорил не просто очень серьезно, но с печалью, словно видит, как мое баранье упрямство ведет прямиком в пропасть.
— Но, — пробормотал я, — неужели это так… серьезно?
— Это не было серьезно, — заверил он, — когда ты был бароном или даже графом. Стало серьезнее, когда в качестве гроссграфа сумел пройти Великий Барьер и вторгся в Сен-Мари, что вроде бы как заморская земля империи Генриха. И совсем уж серьезно, когда ты начал создавать некое мощное объединение.
— Отец Дитрих, — сказал я слабо, — я не создавал! Это как-то само. Думаю, Господь меня вел и направлял мою длань.
Он слабо отмахнулся.
— Да я не осуждаю, не оправдывайся заранее. Я говорю, что все пойдет прахом, когда тебя убьют.
— Если… — сказал я.
— Не «если», — возразил он, — а именно «когда». Тебя точно убьют, сын мой. Даже я вижу дыры в твоей защите! А уж те, кто обучен убивать, заметят их намного раньше.
— И что мне…
— Храм Истины, — сказал он веско. — Только там можешь получить защиту. Хотя можешь и не получить… Но, мне кажется, в тебе больше нужного церкви, чем разрушительного.
Я вздохнул.
— Отец Дитрих, разве я против? Я как раз собирался закончить с флотом и сразу же быстренько смотаться туда и пройти там посвящение или экзамен, что там в этом Храме!
— Ты не первый, — ответил он, — кто так говорит. Все откладывали и откладывали. А потом другие находили их окровавленные или вовсе обескровленные тела. А то и вовсе не находили. Мы все стараемся отодвигать такие вот дела на потом… Что ж, Господь дал нам всем право выбора!
Он перекрестил меня и вышел в коридор. Я некоторое время сидел, прислушиваясь к обрывкам разговоров, у меня уши еще те, даже эти толстые дубовые створки не помеха, если сосредоточиться, но что толку подслушивать разговоры слуг и телохранителей?
Услышать бы, что задумывают мои главные противники.
В коридоре снова голоса, мне надо либо изощренный слух приглушить, либо двери потолще, затем донесся женский возмущенный писк, я высокие звуки ловлю даже лучше низких, наконец дверь чуточку приоткрылась.
Переальд заглянул, повертел головой, не сразу отыскав меня взглядом.
— Ваше высочество…
— Женщины? — перебил я. — Гони.
Он сказал виновато:
— Но Азагердия… говорит, что право имеет…
— Ах, — сказал я, — королева красоты… Ну да, красивые всегда имеют больше прав, чем некрасивые, а накрашенные красивые больше, чем красивые ненакрашенные.
Он понял это как разрешение, приоткрыл дверь шире и отступил, а в кабинет, почти отшвырнув телохранителя, ворвалась Азагердия, прекрасная и взволнованная, ее огненные волосы, выбившись из-под платка, почти устроили пожар.
— Что случилось? — вскрикнула она. — Почему мне только сейчас сказали?
