Борис Лапин - Ничьи дети (сборник)
— В чем же вы усмотрели тут парадокс? — обиделся тот, второй. — Я, слава богу, вот уже пятьдесят семь лет ношу эту фамилию, и у меня нет оснований отказываться от нее…
— Да нет, вы не так меня поняли; — смутился Михаил Михайлович. — Просто я хочу, чтобы вы как-то доказали мне свое существование. Я, видите ли, еще не могу поверить. Я нездешний… приезжий… и, сами понимаете… Может, опять какие-нибудь ваши лунные фокусы, вроде передачи мысли… передачи образа…
Но тот, другой, не слушал, он подошел к двери соседней комнаты и тихо позвал:
— Оленька, поди-ка сюда, скажи этому типу, кто я!
Из двери вышла Ольга, совсем настоящая, совсем такая, какою он видел ее в последний раз перед отлетом на Луну. Она обняла того, другого, положила голову ему на плечо и сказала нежно:
— Это Шипулин, Михаил Михайлович, мой самый любимый человек. Никому его не отдам!
— Ольга! — крикнул Шипулин в бессильном отчаянии. — Ольга, вот же он я…
— Ольга… — слабо простонал Шипулин.
Врач Шестой Лунной склонился над ним.
— Что, Михаил Михайлович?
— Скажите вы ему… — прошептал Шипулин.
— Бредит, — одними губами произнес Саша Сашевич. — Лучше ему?
— Хуже! — отрезал врач. И отвернулся.
…В этот самый момент Димка из отряда буровиков с помощью ручного лазера открыл наконец входной люк лунного бункера и, оттиснув кого-то плечом, первым шагнул в неизвестное.
* * *Ольга уже все знала, но еще не верила ничему. Не хотела верить; потому что об этом сказал ей Гришаев.
И вот — газета.
«ВЕЛИКОЕ ОТКРЫТИЕ СОВЕТСКИХ УЧЕНЫХ».
«ЛУНА — НЕ СЕСТРА И НЕ ДОЧЬ — ЗЕМЛИ. ЛУНА — ПАДЧЕРИЦА ЗЕМЛИ».
«ИССЛЕДОВАНИЯ ГОРОДА ВНУТРИ ЛУНЫ ПРОДОЛЖАЮТСЯ».
«…таким образом, подтвердилась гипотеза ряда советских и зарубежных ученых о том, что…»
«…немедленно направить в район работы Шестой Лунной научной экспедиции три пассажирских и семь грузовых ракет из резерва Президиума Академии наук для форсирования работ…»
«УКАЗ ПРЕЗИДИУМА…
За мужество и героизм, проявленные при изучении и открытии… присвоить звание Героя Советского Союза… руководителю экспедиций ЛН-5 и ЛН-6 ШИПУЛИНУ МИХАИЛУ МИХАЙЛОВИЧУ (посмертно)…»
«УКАЗ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО…
…В связи с ходатайством Академии наук СССР кратеру Б-046-20, где был обнаружен вход в подземный лунный город, присвоить наименование Кратер Ольга…»
Она все выдержала бы. Но это… Две капли упали на газетный лист. Прямо на кратер ее имени.
«Согласно последней воле доктора Шипулина Михаила Михайловича тело его захоронить на Луне близ кратера Ольга».
По радио скорбно звучал Бетховен. Соната № 14 до-диез минор. «Лунная». Его любимая…
День тринадцатый
Пока еще мимо станции Оя не грохочут поезда. Разве что раза два-три на день пропыхтит товарняк с грузами для Трассы — заранее сшитыми звеньями пути, стальными конструкциями мостов, железобетоном для жилищного строительства. Из пассажирских проползает один, в семь тридцать, привозит хлеб, газеты, командировочных, загружается дневной сменой — и дальше. Трасса ушла на восток, а вместе с нею откатилась ярость, азарт и высокое напряжение стройки, постоянная толчея молодежи и несмолкающие песни. А заодно и комитет комсомола откочевал в гущу событий, где ему и надлежит быть. В перспективе Ое уготована судьба заметной станции, поэтому здесь понастроено всего в достатке — три улицы щитовых домов, двухэтажная школа, клуб, столовая и магазин. Но в те горячие времена все равно было предельно тесно. А теперь предельно просторно: станция с ее путями и горками существует пока только на бумаге, вот и возят сюда людей ночевать аж с Перевала, за девяносто километров. Так что тишина царит на станции Оя, особенно днем. И ничего интересного, единственная достопримечательность — маленький музей. В него-то я и забрел в ожидании открытия столовой.
Музей как музей. Красное знамя министерства. Рапорт. Серебряный костыль. Вымпел от друзей из ГДР. Любительские фотографии: палатки, костры, гитары. Значок, побывавший в космосе и подаренный космонавтом Севастьяновым. Номер газеты: «Поезд прибыл на станцию Оя!» И вдруг…
Не помню уж, что прежде зацепило мое внимание: палочка с зарубками или расписка. Обыкновенный тальниковый прут, на нем зарубки перочинным ножом, если сосчитать — двенадцать. Листок бумаги в клетку. «Расписка. Я, Сычев Валентин Петрович, настоящим голову даю на отсечение, что тринадцатого дня не было». Ниже начальственная резолюция: «Подтверждаю». И подпись — то ли Куликов, то ли Кулемин, то ли Кулибин.
Согласитесь, такое не в каждом музее встретишь: «Тринадцатого дня не было»! И в доказательство — прутик с зарубками. Рядом фотография: одиннадцать парней и девушка, весело глядящие в объектив. Неизбежная гитара. Кувалда. Топор, воткнутый в бревно. На девушке очки. У одного из парней прутик в руке, возможно, тот самый. Сфотографировались они, похоже, на свежем настиле автодорожного моста: в нижней трети фотографии пустота. Вот и все.
Я загорелся и принялся чуть ли не каждого встречного расспрашивать о прутике с зарубками и о тринадцатом дне, которого не было. Конечно, никто ничего толком не знал, точнее, все все знали — и окончательно меня запутали. Еще бы, произошло это давным-давно, почти два года назад, участники этого казусного случая переместились бог знает как далеко на восток, да и случай оказался из тех, что сами собой обрастают невероятнейшими подробностями. Может, и этот когда-нибудь станет легендой из времен первых дней Трассы. Но пока я представляю его в натуральном и вполне документальном виде: факты, как говорится, проверены, свидетели установлены.
Впочем, некоторый налет фантастичности остался, но от него уж никуда не денешься, в нем-то и соль предлагаемой истории.
* * *А началось все, как водится, с пустяка.
Илью вызвал начальник СМП Деев и объявил:
— Кулибин, тебе задание чрезвычайной важности. Ровно за двенадцать дней поставить мост на реке Оя. Кровь из носу. Вот чертежи. Готовься, завтра утром в десант.
— На какой, какой речке? — переспросил Илья.
— Оя. Сорок седьмой километр. За двое суток, надеюсь, доползешь? Лес там уже лежит, осенью бригаду лесорубов высаживали с вертолета. Мостик так себе, не проблема. Проблема в другом — ровно двенадцать дней. Первого августа туда придет Трасса. В лице мощного автопоезда. Бросок Усть-Борск — Перевал. А в первой декаде августа синоптики затяжные дожди обещают. Сам знаешь, во что превратится тайга.
— Знаю. В трясину…
Это были первые шаги Трассы, тот знаменательный момент, когда работы переносятся с карты на местность. Через не хоженные доселе дебри пунктиром будущей железной дороги отправлялся автопоезд — бульдозеры, тягачи, экскаваторы, автомобили с грузом, — чтобы оседлать Перевал и положить начало автодороге, без которой немыслимо сооружение Трассы. А сама автодорога, естественно, нуждалась в мостах через десяток лежащих на ее пути таежных речек. Одну из них и предстояло обуздать бригаде.
— Так что не подведи, Кулибин. К первому августа. Не дойдет автопоезд до цели — не возьмем Перевал. Тогда уж только по морозу. А мне секир-башка гарантирована.
— Понял. Будет сделано, — ответил Илья, разглядывая чертежи.
Такой уж он человек, из шкуры вылезет, а сделает, и повторять ему не надо. Однако начальник СМП для верности повторил еще раз все с самого начала. Естественно, Илья завелся.
— Да что ты заладил! Первое августа, первое августа… Делать там нечего до первого августа. Честно! Пять дней еще загорать будем. Да рыбку дергать от безделья. Или ты мою братву не знаешь? На спор, куль рыбки навялим? Честно!
Начальник СМП Деев ошарашенно примолк. Он знал Илью как парня делового и такой пассаж услышал от него впервые. К тому же оба понимали: мостик через Ою хотя и не шедевр строительной техники, а повкалывать придется — культурным досугом и не пахнет. Конечно, в конце концов они договорились бы, мужчины и не такие проблемы решают. На беду, при разговоре присутствовала Юлька. И, услышав про куль вяленой рыбки, дернула Илью за рукав:
— Плюнь, Илюша!
Илья посмотрел на нее, на Деева, сообразил, что сморозил ерунду, но плевать в помещении не стал, машинально повторил: «Так, значит, к первому августа», — и вышел.
Юлька повисла на его руке.
— Плюнь, Илюша! Через левое плечо. Ну что тебе стоит? Ради меня, Илюша! Нельзя же с таким настроением начинать дело! — Хотя она говорила в шутейном тоне, Илья очень хорошо понял, каким индюком и фанфароном выглядел перед начальством. Коли уж обычно невозмутимая Юлька разволновалась: — Ну пожалуйста! Умоляю тебя, Илюшенька!
— Брось, Юлька… такие пустяки… две русловые опоры… Честно, не узнаю тебя: передовая девушка — и предрассудки, суеверия, сглаз, чох и черный кот!
