Сергей Панарин - ...И паровоз навстречу!
В самой долине Палваныч попал под защиту драконов. Король Шуппентайль[40] прислал молодого трехголового змея. Он и сопроводил прапорщика до самого водопада, за которым скрывался вход в подземелье Страхенцвергов.
Человек и рептилия неплохо поладили. Они проболтали всю дорогу. Дракон предложил услуги в качестве летательного средства, но Дубовых отказался. Не доверял он ни чертям, ни огромным змеям. Да и проклятая воздушная болезнь… Отлично переночевав возле бдящего стража, Палваныч прибыл к обиталищу гномов чуть раньше полудня следующего дня.
Россиянин так и не узнал, что дракон был прикреплен к нему для защиты жителей долины от силача Пауля, а не наоборот.
Дубовых видел, как дракончик облизывался на коня. Будучи уверенным в успехе своей целовальной миссии, Палваныч перед расставанием подарил каурого ящеру.
– Спасибо за компанию, зеленый, – сказал прапорщик, держа жеребца за повод. – Вот тебе сувенир на память.
Змей оценил великодушие Повелителя Тьмы и стрескал коня прямо на глазах у дарителя. Три зубастые пасти мгновенно разорвали беднягу, тот даже испугаться не успел. Куски были мигом проглочены.
– Вечно средней голове достается самое вкусное, – проворчала правая.
– Во-во, – кивнула левая, – а нам копыта жуй.
– Помолчала бы, – огрызнулась средняя. – Тебе голова досталась. Там мозг…
– Тьфу, срамота! – буркнул Палваныч, бросил наземь обрывки повода и зашагал в пещеру.
Здесь по-прежнему горели кровяно-красные светильники. «Значит, принцев не пока было», – успокоился Дубовых.
Он знал дорогу в залу, где находился хрустальный гроб. Там стоял почетный караул из семи гномов.
– Пауль! Пауль вернулся! – загалдели они.
– Отставить прения! – добродушно гаркнул прапорщик. – Во-первых, не Пауль, а принц Пауль. А во-вторых, где тут кого целовать или что там еще?..
Бородачи зачарованно замерли, наблюдая, как Палваныч склонился над бледным личиком графини Страхолюдлих и запечатлел на ее губах смачный поцелуй.
– Чпок! – звонко разлетелось под сводами сумрачной залы.
Ничего не произошло. Не дрогнули нежные веки, не поморщился аристократический нос.
– Да что ты будешь делать, – досадливо прошептал Дубовых и пнул хрустальное вместилище.
– Ну, мама, я еще немножко посплю… – капризно протянула Белоснежка.
– Хельгуша!!! – радостно заорал Палваныч.
Графиня пробудилась. Открыла глаза, еще не понимая, где она и что стряслось. Ее лицо вдруг исказила гримаса злобы, оно стало вытягиваться, обретая волчьи черты. Фигурка выгнулась дугой, пальцы вцепились в стенки гроба.
– А ну-ка, стой, раз-два! – грозно осадил прапорщик.
Наваждение развеялось, и Хельга Страхолюдлих обрела прежний вид.
– Возлюбленный мой, – томно вымолвила она, протягивая тонкую руку Паулю.
– Белоснежка с нами! Белоснежка с нами! – закричали гномы и побежали по всем ходам необъятной пещеры.
А потом Страхенцверги гуляли. Дубовых и Хельга восседали во главе стола. Пиво лилось Ниагарским водопадом, припасы съестного уничтожались ничуть не медленнее.
Прапорщик подумал: «Пора бы завязывать с пирушками». Эта мысль удивила его самого.
После многочасового застолья Палваныч остался наедине с графиней в специально отведенной почивальне.
– Хельгуленочек! Я не мастер говорить красивых слов, но бывают моменты, когда страсть застает врасплох двух взрослых людей, и они…
– Иди же ко мне, Пауль! – голосом необычайной глубины произнесла графиня, величественно распахивая объятья.
Глава 21.
Малый сделал свое дело, или Инициатива наказуема
– Не гони ты так, – уговаривал Коля Лавочкин вечно молодую ведьму Грюне.
Та залихватски управляла огромным ковром.
Парень провел в воздухе четверо суток. На ночь Грюне спускала самолет на землю, специальным заклинанием сворачивала его в подобие чума. Внутри было тепло и уютно. Грелись с помощью амулета Иоганна Всезнайгеля. Коля все еще таскал вещи колдуна с собой.
– Живу, как чукча, боль свою затая… – напевал вечером Лавочкин.
Он постоянно думал об Эльзе, о том же Иоганне и Тилле, волновался за прапорщика Дубовых, но все время мысли поворачивали к нынешней спутнице.
– Николас, твои намерения настолько сильны и однозначны, что я сейчас дам тебе пощечину, – то и дело ворчала девушка.
«Триста лет еще не возраст, – вертелось в Колином мозгу. – Вон, Дункан Маклауд вообще четыре века протянул, а девку-то какую отхватил, и ничего…»
– Ох, зануда, – повторяла Грюне.
– А знаешь, что в нашем мире говорят про зануд? – спросил парень.
– Что?
– Что легче переспать с занудой, чем объяснить, почему не хочешь этого делать.
Хранительница рассмеялась.
– Знаешь, я не то чтобы не хочу, – сказала Грюне. – Просто… Как-то… Ну, лучше не надо.
– Почему не надо? – почти с детской обидой воскликнул солдат. – Объясни!
Девушка усмехнулась.
– Ваша пословица про зануд дьявольски точна, – промолвила она и буквально впилась в губы Лавочкина.
Парень словно в рай провалился. Похоже, ведьма накопила невероятный запас страсти, который как-то усилился благодаря ее магическим талантам. Коля ни о чем таком не думал, он просто растворился в поцелуе и пришел в себя лишь через несколько мгновений после того, как Грюне отстранилась.
– Что это…
Хранительница приложила палец к его губам:
– Снаружи кто-то есть. И он ищет тебя.
В ковер-чум поскреблись.
Коля принял решение:
– Кто там?
– Продрогший путник, не более того, – донесся приглушенный мягкой стенкой голос.
– Запускай, – сказал рядовой ведьме.
Та прошептала заклятье. Полог ковра отвернулся, и внутрь вполз паренек-коротышка. Лет семнадцати. С беспрестанно бегающими глазками.
– З-з-здрасьте, – произнес он, стуча зубами.
– Молчи и грейся, – велела Грюне.
Где-то спустя полчаса визитера перестало колотить. Он снял соболью шапку. Взлохматил рыжую шевелюру.
– Ведь ты Николас Могучий?
– Возможно. А ты кто?
– Меня зовут Финтефлюгель. Я сам из младших помощников Дункельонкеля. Бывший.
– Уволили по сокращению штатов, что ли? – съязвил Лавочкин.
Он был изрядно зол на незваного плюгавца. В одном мультике ворона говорила: «Ну, как всегда, на самом интересном месте!» Очень верно. Не мог он пожаловать хотя бы через часик!
Грюне перехватила Колин взгляд, понимающе улыбнулась.
– Нет, не уволили, – пролопотал Финтефлюгель. – Я сбежал.
– И сразу ко мне?
– Да. Ты – тот единственный, кого боится Вождь и Учитель.
– Сталин?!
– Не знаю никакого Сталина. Дункельонкель. Это его официальное имя.
– Фюрер унд доц, стало быть. Валяй, продолжай.
– Кстати, наше государство, которое все называют Черным королевством, на самом деле является Доцландом.
Парень припомнил надпись на ангаре секретного завода.
– Точно, страна препода. Так чего ты оттуда свалил-то? Сессию провалил?
Ни Финтефлюгель, ни Грюне не поняли студенческого юмора.
– Я вижу, я боюсь, я в ужасе, – затараторил коротышка. – Дункельонкель ведет страну к гибели. Он всех ведет к гибели. Весь мир!
Рыжеволосый вцепился в манжет рядового. Лавочкин аккуратно высвободил рукав:
– Экспрессивно, конечно, но слабо убеждает.
Гость заговорил еще громче и быстрее, надвигаясь на солдата:
– Я потерял все, семью, будущее, потом меня стали учить магии, убеждая, что я составная так называемого особого пути. Я верил и не верил. Главное – не думать. А теперь нельзя не думать, ты догоняешь? Ты осознаешь, как мало времени? Да откуда тебе?.. Вождь затеял страшное, оно разрушит все! Это воистину чудесное оружие вскоре отнимет у нас надежду, рюхаешь-нет?
– Э… Полегче, пацан. – Коля отодвинулся от горячего хлопца.
– Нам действительно осталось не так уж много, – промолвила хранительница. – Тебе известна природа чудесного оружия?
– Нет, госпожа, это слишком секретная информация, чтобы доверять ее мне, – ответил Финтефлюгель. – Я ничего не успел выкрасть, мне удалось прихватить лишь маленькую, но важную вещицу.
Коротышка достал зеленый кристалл.
– И что это? – Лавочкин взял драгоценный камень.
– Ну, если честно, то… – начал рыжий, но внезапно упал к ногам солдата и ведьмы.
Из груди Финтефлюгеля вырвался стон. Паренек схватился за амулет, ловя воздух ртом, словно выброшенная на берег рыба.
– Предатель не уйдет от расплаты, – раздался знакомый Коле голос.
– Нет! – завопил Финтефлюгель, встал на колени и стал стремительно каменеть.
Рядовой еще ни разу не наблюдал этого магического процесса вблизи. Коротышке было чертовски больно. В считаные секунды он полностью превратился в кусок гранита.
– Елки-ковырялки, – выдохнул Лавочкин, судорожно сглатывая. – Церетели отдыхает.
Грюне придирчиво осмотрела статую:
– Да, работа крепкая.
– Расколдуй его, пожалуйста!
– Зачем? – Хранительница вскинула бровь. – Он нам больше не нужен.
