Рон Хаббард - Катастрофа
И все-таки я был вознагражден за труды: в зеленоватом лунном свете моему взору предстало колесо пушки!
Оно было ржавое и гнутое, с оплавленной дугой, будто от взрыва.
У меня не осталось никаких сомнений, что на этом самом месте когда-то состоялось грандиозное сражение.
Мои надежды начинали сбываться.
Наконец-то я смогу стать хозяином своей судьбы.
Меня ждала слава!
Немного придя в себя, я выкатил колесо на ровное место и постарался аккуратно зарыть яму, однако мне не удалось окончательно замести следы: в темноте я никак не мог отыскать вырванную с корнем траву.
Закатив свою находку в укрытие, я залез в спальный мешок и спокойно заснул.
Меня разбудила непонятная суматоха, но я не сразу выяснил, в чем дело, поскольку ко мне пристал Доберман и заявил, что прежде всего мне следует побриться и надеть спортивный костюм и соответствующую обувь; он даже заставил меня позавтракать. И только после этого оставил меня в покое.
Оказалось, что разбудивший меня шум подняли жители деревни, которых Доберман нанял для рытья ям. Вооруженные лопатами и тяпками, они кольцом обступили Корсу. В груди у меня затеплилась надежда. Может, сегодня она сменила гнев на милость? И тут до меня донеслись ее слова.
Корса говорила пастухам, что территорию пастбища можно расширить в четыре раза, если выкопать в некоторых местах рвы для дождевой воды, что, в свою очередь, приведет к предотвращению эрозии почвы и повышению ее плодородия.
— Слишком много влаги уходит в тот овраг, — говорила она, указывая на бездонную трещину, которую мы заметили во время полета сюда. — Вот вам карта. Можете приступать к работе.
Когда рабочие разбрелись, она подошла ко мне:
— Видишь, Монти, какую заботу я проявляю о тебе? Почему бы тебе не найти моего брата и не поохотиться вместе с ним на птичек? Они наносят большой урон урожаю.
Я поймал себя на том, что, подобно Доберману, с мольбой возвожу глаза к небу, и вовремя удержался: не гримасничать же перед ней.
Нам со Шпинделем оставалось только следить за рабочими, надеясь, что они случайно откопают что-нибудь заслуживающее внимания.
Почти сразу же нам повезло: землекопы наткнулись на богатую рудную полосу! (Этот термин, кажется, придуман шахтерами.)
Один из пастухов, поддев толстый пласт земли, откинул его в сторону, и Шпиндель, заметив, как на лопате что-то сверкнуло, пулей понесся туда. Подобрав с травы что-то круглое, он сказал, обращаясь ко мне:
— Проклятье, я думал, это золотая монета! — И, не успел я ответить, выбросил свою находку.
Я мигом нагнулся и поднял круглую вещицу.
Пуговица! На ней был изображен какой-то знак, напоминающий бутылку — или нет, перевернутое весло!
Символ Аппарата!
Ага! Значит, в исповеди Гриса все было правдой!
Целый день я со страстью коллекционера-любителя подбирал с земли выкопанные вещи. Было ясно как день, что ископаемые куски металла никак не могли являться частью естественного грунта. Один из пастухов поведал мне, что железные осколки часто появлялись на поверхности после обильного дождя. Значит, не зря я затеял эту экспедицию!
К вечеру я обнаружил даже часть ограды с сохранившейся электрической обмоткой.
Я все больше воодушевлялся и даже пропустил мимо ушей лекцию братца Корсы, сортирующего груду птичьих перьев, о том, каких птиц надо убивать в первую очередь, если хочешь, чтобы они не испортили всю прелесть отдыха на природе. Интересно, подумал я, а не были ли предки Гриса родом с Модона?
И долго ли мой бедный рассудок сможет выдерживать общение с этой парочкой?
Около полуночи меня разбудил Шпиндель.
— Если мы собираемся найти какие-нибудь сокровища, — сказал он, — нужно работать ночью. Пойдемте. Будете снимать показания детектора.
Мы осторожно улизнули из лагеря.
— Сегодня, когда я летал в город за семенами травы, — сказал Шпиндель, — я еще раз взглянул с воздуха на это место. Если здесь и вправду когда-то стоял замок, разрушенный потом землетрясением, то обломки должны были упасть в сторону запада. Если посмотреть сверху на расположение камней, то можно увидеть очертания башни. Сдается мне, что, если в крепости имелась комната-сейф, у нас есть все шансы отыскать ее среди развалин. Пойдемте.
Мы начали пробираться среди глыб черного базальта, таинственно сверкающих в зеленом свете луны. Вот так, наверное, поступил бы и Боб Худворд.
Дул сильный ветер, зловеще завывающий среди камней, которые я окрестил про себя "могильными плитами". В голове у меня начинали складываться строки "Оды неприкаянному привидению". Я так задумался, что не смотрел под ноги.
И вдруг я куда-то провалился!
Упав с высоты пятнадцати футов, я, шатаясь, поднялся на ноги. Из темноты до меня донесся встревоженный голос Шпинделя.
— Эй, куда вы исчезли?
— Я здесь, внизу! — откликнулся я.
Я увидел, как на краю ямы на фоне освещенного лунами неба появился черный силуэт взлохмаченной головы Шпинделя.
— Надо было внимательнее смотреть под ноги! Вы могли разбиться!
— Мог разбиться? — простонал я. — Я и так чувствую себя совсем разбитым! Вытащите меня отсюда!
Осветив лучом фонаря дыру, в которую меня угораздило провалиться, Шпиндель присвистнул от удивления.
— Эй! — крикнул он. — Хорошие новости! Вы нашли комнату-сейф!
Мигом забыв о боли в костях, я осмотрелся вокруг. Да, эта дыра очень напоминала комнату.
Шпиндель закрепил на краю ямы веревку, но, вместо того чтобы вытащить меня наверх, сам спустился ко мне.
— На чем это вы стоите? — поинтересовался он. Я посмотрел вниз.
Дверь!
Она была сделана из какого-то неизвестного мне сплава и покрыта толстым слоем ржавчины и грязи.
Открыв дверь с помощью дезинтеграционной дрели, мы заглянули внутрь — и ничего не увидели. Тогда мы зажгли фонарь и обнаружили комнату, только лежащую на боку. Очевидно, она приняла такое положение после того, как башня рухнула.
Внутри мы обнаружили обломки мебели. Спустив в проем веревку с крючком на конце, мы вытащили сломанный стул, похожий на те, что я видел как-то раз в антикварном магазине. Сначала я подумал, что мы нашли старинный склеп, и оглядел все вокруг в поисках гроба или погребальных принадлежностей, но повсюду видел только осколки стекла.
— Давайте посмотрим, нет ли в стене потайного сейфа, — предложил Шпиндель. — Вы следите за приборами, а я надену изоляционные перчатки и спущу вниз конец энергетического кабеля.
Едва мы двинулись вдоль стен, вокруг нас заплясал фейерверк электрических искр. В воздухе запахло озоном.
Пройдя вдоль одной из стен, я заметил, что стрелка моего датчика едва не выпрыгивает из-под стекла корпуса. Шпиндель подбежал ко мне.
— Чтоб у меня шестеренки полетели! — прокричал он. — За этими стенами, должно быть, тонны железа!
Пройдя до самого конца стены, мы обнаружили под обломками еще одну дверь. Разобрав камни и сломав петли, мы открыли ее.
За дверью оказалась еще одна комната.
Я включил фонарик и застыл на месте: прямо напротив двери стояло то, что осталось от компьютера!
— Вот черт! — выругался разочарованный Шпиндель. — Это совсем не сокровища. Мы просто подзарядили электромагнитные стержни. Как мы промахнулись!
— Нет-нет! — воскликнул я. И тут я понял, куда мы попали.
Этот античный трон, найденный нами в первой комнате, эта дверь, эти столы — все совпадало с описаниями в рукописи Гриса!
Мы находились в кабинете Ломбара Хисста!
Это его компьютер!
О, мог ли я мечтать, что отыщу такое сокровище!
— Быстрее, Шпиндель! — крикнул я. — Вы можете заставить эту штуку работать?
Шпиндель скептически осмотрел машину. Когда башня рухнула, стены некоторых комнат выдержали, но компьютер представлял собой довольно жалкое зрелище.
— А зачем? — поинтересовался он.
— Чтобы получить информацию, разумеется!
— Ну, в таком случае мне очень жаль разочаровывать вас, Монти, но если после падения башни от записей что-то и осталось, то сейчас все уже стерто.
— Это еще почему? — простонал я.
— Ну, ведь чтобы найти клад, мы пропустили через машину это проклятое электричество, и теперь, наверное, все файлы уничтожены.
Это известие повергло меня в совершенное отчаяние.
Какой еще удар суждено было выдержать Бобу Худворду!
Если мне еще раз окажут такую «помощь», я могу распрощаться со всеми своими надеждами!
Я выбрался по веревке наружу и в унынии опустился на сверкающий в лунном свете валун.
С одной стороны — перспектива жизни на Модоне вместе с Корсой и ее братцем, с другой — монотонный и утомительный труд за канцелярским столом. Из этих двух видов изощренных пыток невозможно выбрать наиболее мягкий вариант. И никогда уже мое славное имя не воссияет огненными буквами на зеленом небосклоне Волтара. Нет, уж лучше овраг. Вне себя от горя, я начал сочинять "Оду загубленной жизни".
