Андрей Белянин - Моцарт
Мне показалось, будто пол уплывает у меня из-под ног. Девятого Легиона больше нет, выживших ангелов не наберётся и дюжины. Их ряды не пополняются, на земле смело хозяйничает нечисть, люди запуганы и обмануты, а у нас больше нет приказа их защищать. Что происходит? Неужели Он настолько разгневался на свои же творения, что просто отвернулся от них? Но тогда… Но как же…
— Я работаю здесь, мету полы, убираю в храме, помогаю, чем могу. Но никогда не выхожу за порог. Я воин. Мне просто нельзя видеть, что там происходит. Лучше оставаться тут, среди фресок и молитв, возможно, именно в этом проявляется Его воля…
Мы помолчали, не глядя друг другу в глаза. Потом я поднял взгляд на купол храма, глубоко вдохнул, собрался с духом и спросил:
— Сколько отсюда до Будвы?
— Говорят, на такси не больше получаса. А зачем тебе туда? Там всё то же самое…
— Верю, но именно там я недоделал одно дело. Прошло столько лет, а мне всё-таки неудобно, нельзя бросить задание на полпути.
— У тебя нет приказа, — построжел он.
— Но ещё не исполнен тот приказ, — без улыбки напомнил я. — Это дело чести для бойца Девятого Легиона. Мне нужно найти одного старца из Алых Мантий и побеседовать с ним по поводу некоторых странных совпадений. А когда он ответит на мои вопросы…
— Моцарт, ты рехнулся? Что за дурацкое самомнение, рядовой?! Я приказываю тебе остаться здесь и…
— И до Страшного суда подметать полы?! — Я легко увернулся от могучих рук и добежал до порога. — Теряешь хватку, старина! Если кому-то так уж понадобится призвать меня к дисциплине — звони в Будву, я где-то там…
Сержант, рыча, ломанулся мне вслед, но споткнулся на выходе. Подумал, хмыкнул в кулак и просто помахал рукой, как старший брат неугомонному младшему. Спасибо, сержант… Ты был хорошим наставником и остался настоящим другом. Но всё остальное я должен сделать сам, иначе круг не замкнётся.
Я вернулся к своим друзьям примерно через час. Мог бы быстрее, но, честно говоря, не отказал себе в удовольствии ещё немного побродить по Старому городу, выйти к Морскому музею, вернуться на знаменитую узкую улочку под названием «Дай пройти!» и убедиться, что до самых ворот меня на расстоянии, не приближаясь, сопровождают кошки.
Мичун знает своё дело, он не отпустит ангела без охраны и всегда предупредит об опасности. По крайней мере, когда за мной увязался низенький невзрачный тип, явно желающий незаметно проинвентаризировать мои карманы, хвостатые часовые не стали ждать приказа. Три кота бросились в атаку одновременно, двое подкатились под ноги воришки, а третий с оглушающим воплем, отчаянно гнусавя, прыгнул ему на грудь. Я не вмешивался в их расправу. У кошек своё понятие о преступлении и наказании, но, думаю, отныне этот парень сменит профессию. Хотя бы потому, что теперь у него будет не лицо, а сплошные «особые приметы»…
Здоровущий Мичун лично выглянул из-за угла убедиться, что со мной всё в порядке. Не удержавшись, я присел на корточки и почесал его за ухом. Пушистый полководец настолько обалдел от моей фамильярности, что забыл пнуть меня или расцарапать, а через минуту вообще расслабился и замурлыкал. Прочие коты издали дружный вздох всеобщего умиления. Я понял, что если задержусь ещё ненадолго, то меня заставят гладить и чесать их всех. И ведь не откажешь, они честно заслужили…
— Мне пора, — приподнялся я и, выпрямившись, неожиданно встретился с чьим-то пылающим взглядом.
Из соседнего переулка на меня, не мигая, смотрели алые глаза волка!
Предположить, что по историческому центру Котора разгуливают дикие животные, было невозможно. Оставался всего один логический вариант — оборотень!
Я выхватил ножи быстрее, чем коты поняли, что произошло. Мгновением позже мы все слаженным отрядом бросились в атаку, не дожидаясь, пока зверь набросится первым. Я перехватил клинок за лезвие, занёс руку для броска и… остановился, сражённый большущими слезами, дрожащими в глазах оборотня.
Это ещё что такое?
— Подайте что-нибудь на пропитание, — жалобно простонал высокий, но невероятно худющий волк, со спины которого уже клочьями опадала шерсть, а лапы тряслись, как у паралитика. Весь его вид был настолько жалок, что даже Мичун отступил, сочтя бедолагу недостойным удара своей царственной лапы.
Я вытащил из заднего кармана джинсов купюру в пять евро:
— Быстро, колбасу и хлеб.
Серый котик, явно из молодого пополнения, цапнул деньги и метнулся исполнять.
— Откуда сам?
— Из-под Херцега-Нови, господарь, — низко поклонился волк. — Там очень голодно, надеялся устроиться у родственников в Будве, да не вышло…
— Почему?
— Не спрашивайте…
— Но я направляюсь в Будву.
— Зачем? — Глаза оборотня округлились. — Не ходите туда! Я сам едва вырвался… Там зло, мою родню вырезали, всех, от старцев до щенков. В Будве нечего делать, господарь!
— Расскажи мне, — попросил я.
Волк сел, обвёл взглядом бдительную кошачью охрану и, нервно облизнувшись, выдохнул:
— Вампиры. Внешне там всё пристойно… Пляж, музыка, люди, коктейли, а ночью… Ночью правят бал кровососы! О, они делают всё, чтобы их не заметили… Но, господарь, вы, я вижу, из благородных и образование имеете. Скажите, много ли нас, оборотней, драконов, горгулий, ламий, ведьм и прочих, было в Чёрных горах?
— В своё время много.
— А теперь единицы! Они постепенно вытеснили всех. Мы, волки, сопротивлялись дольше других, и чем это кончилось? Сейчас на всю Черногорию не более трёхсот волков! Оборотни покинули деревни и леса. Мы жались ближе к людям, ища у них защиты, а вампиры… А-а, это моя колбаса-а!!!
Он проглотил её с такой скоростью и страстью, что серый котик едва успел отдёрнуть лапки, а потом ещё долго пересчитывал, все ли пальцы на месте.
— Спасибо, что спасли от голодной смерти, господарь! А вам не нужен сторожевой пёс? Ещё я мог бы играть с вашими детьми, служить поводырём, ездовой собакой или вынюхивать наркотики в аэропорту. Это днём я так, дрянь-человечишко, зато ночью…
— Нет, прости. — Мне нечем было утешить оборотня, да и не хотелось говорить, что по идее я призван избавлять мир от таких, как он. Зарвавшийся оборотень часто куда ужаснее тихого вампира.
— Ну тогда не смею мешать… Ещё раз благодарю за еду. Говорят, и в Греции, и на Балчике тоже есть море, солнце и вино. Подумайте, господарь…
Он быстро лизнул мне руку, развернулся и, прихрамывая, потрусил в тёмные закоулки старых улиц. Что ж, если верить этому типу, то все мои прошлые выкладки верны. Балканы всегда славились на всю Европу засильем нечисти, потому я был направлен в Черногорию. Стало ли их меньше сейчас? Не знаю. Оборотень уверяет, что да и что во всём виноваты именно вампиры. Вот только можно ли доверять слову того, кто сам готов в любой момент полакомиться человечиной…
— А мы тебе жареную рыбу оставили, — сыто мурлыкнула Сильвия, когда я наконец добрался до того уличного кафе, где оставил своих друзей.
Вик дипломатично беседовал с хозяином о разнице орлов на гербах двух братских народов — у сербского крылья вниз, а у черногорского вверх. По неоспоримому вердикту хозяина это свидетельствовало о более несгибаемом духе и большей отваге белой птицы. Ритуля сидела, откинувшись на спинку стула, и устало поглаживала животик — вид у неё был, как у облопавшегося бобра.
— Спасибо. — Я ковырнул вилкой остывшую дорадо и налил себе вина.
— Как помолились? — вежливо спросила Рита. — Мы все так ждали, я даже соскучилась…
— Я не молился. Прошвырнулся по знакомым местам и неожиданно встретил старого друга.
— Вы вместе выросли?
— Нет, просто он учил меня всему, что я сейчас умею. Что-то вроде тренера и наставника в одном лице.
— Здорово, — искренне восхитилась блондинка. — Я тоже стараюсь каждый год приезжать на встречу выпускников. Наверное, вы вспоминали прошлые дни, шутили, говорили о сокурсниках, кто куда выбился, кто чем занимается, да?
— Они все погибли.
— Что?! — мигом взревела раненой пантерой рыжая герцогиня. — Тогда какого дьявола мы ещё здесь? Пойдём и отомстим за твоих друзей!
Я молча кивнул, позволяя терпкому вину слегка затуманить мозг. Каждый понял моё молчание по-своему. Рита жалостливо гладила меня по плечу. Викентий отвернулся, сделав вид, что любуется верхушками мачт. Сильвия налила мне, наполнила свой бокал и, перекрестившись, выпила не чокаясь. Хозяин принял от нас деньги за ужин, ушёл куда-то на кухню и, вернувшись, положил передо мной тяжёлую воронёную «беретту».
— Вернёшь, когда твои друзья будут отомщены, брат!
Я едва не поперхнулся, но не взять пистолет было бы прямым оскорблением хозяина, отказом от его помощи и дружбы. По черногорским традициям такое не прощалось…
— За святого Трифона, — подтвердил я, убирая оружие в свою дорожную сумку.
