Асия Уэно - Ко(с)мическая опера
Я кивнул, все еще не веря своей удаче. Какой, спросите? Знаете, жить под одной крышей с девушкой куда приятнее, чем с парнем. Во-первых, она не будет раскидывать везде грязные шмотки. Во-вторых, не будет приходить в середине ночи в состоянии подпития. В-третьих… Много причин, в общем.
— Ну, ты согласен или как?
Распределив процентное участие в квартплате и очередность уборки общих мест пользования, Элль предложила мне кофе. Вообще-то я не люблю этот напиток — даже на работе больше проливается, чем попадает мне в рот, — но из вежливости отказываться не стал. Как выяснилось, совершенно правильно сделал, потому что кофе был сварен отменно. И цвет его получился таким же нежно-шоколадным, как кожа моей новой соседки.
Закинув ногу на ногу, Элль поинтересовалась:
— Ты работаешь или учишься?
— Я похож на студента?
— На чучело ты похож. — Эта фраза в устах мулатки прозвучала так беззлобно и спокойно, что я даже не обиделся. — Так учишься?
— Нет, работаю. А что?
— Ничего. Просто у студентов деньги обычно заканчиваются не начавшись, по себе знаю. А где работаешь?
— Госслужащий.
— С бумажками возишься?
— Чаще всего да.
— А не «чаще»?
— Иногда приходится ездить в командировки.
— Надолго?
— Ну… от пары дней до пары недель.
— Это плохо.
— Почему?
— Ну, тебя же в это время в квартире не будет, так что…
— О плате не беспокойся: по ней ты моего отсутствия не заметишь!
— Честно? — Серьезный взгляд из-под мелированной медово-золотым челки.
— Честно.
— Ты меня удивляешь… — Элль задумчиво откинулась на спинку стула.
— Это хорошо или плохо?
— А кто знает? Я бы на твоем месте постаралась избежать лишних расходов.
— Ничего, такие деньги я потяну!
— Смотри не передумай! На носу Рождество, и мне еще подарки покупать, а я не хочу, чтобы меня выставили из квартиры в следующем месяце за то, что сосед умотал в командировку.
— Я могу внести плату сегодня за месяц вперед. Каким образом, не подскажешь?
— На первом этаже, у консьержа. Скажешь номер квартиры и свое имя — для регистрации.
— Тогда спущусь прямо сейчас.
Объяснив дядьке необъятных размеров, оккупировавшему служебную комнату, кто я такой и в какой квартире буду жить, я подписал договор о найме жилья (шедевр лаконичности на полстранички) и перевел с кредитки еще тридцать единиц. Если учесть, что за квартиру на Рассветной Аллее в месяц нужно было платить двести тридцать, экономия получалась внушительная: может, и до пенсии удастся пожить на широкую ногу.
Возвращаясь, я столкнулся на лестнице с плачущей девочкой лет шести. Зареванная мордашка мне категорически не понравилась, потому заслужила строгий вопрос:
— Кто тебя обидел, маленькая?
Прозрачно-серые глаза уставились на меня как на что-то несуществующее в природе. Я опустился на корточки, чтобы оказаться примерно такого же роста, как печальный ангел, и спросил еще раз:
— Так кто тебя обидел?
— Да никто ее не обижал! — донесся ответ со следующей лестничной площадки. — Родители ее опять… ругаются.
— Ругаются?
Я прислушался к странным звукам на втором этаже.
— Они вечно так, — сверху пояснил парнишка, жующий печенье. — То ссорятся, то мирятся. Не обращай внимания.
Я бы и не обратил, но тут до моего слуха донесся крик, который свидетельствовал о том, что кому-то сделали больно.
— Какая квартира? — спросил я у парня.
— Шестая. Ты чего, собрался разнимать? Ну, ты даешь, баклан!
Оставив без ответа нелестный комментарий, касающийся моей персоны, я толкнул дверь указанной квартиры. Под ногами сразу захрустело битое стекло. Наверное, целый сервиз укокошили. Во второй из трех загроможденных мебелью и детьми комнат я нашел чету родителей плачущей девочки. Мускулистый, но уже заметно погрузневший мужчина угрожающе навис над женщиной, неловко пытающейся встать с пола, куда ее — судя по начинающему вспухать лицу — отправил кулак мужа. Но подняться не получалось: то ли из-за путающихся под ногами комков одежды, то ли из-за обломков мебели, то ли… Да она же беременная! Ну что за люди?!
— Оставьте жену в покое!
Он обернулся, представив моему вниманию лишенное разума полупьяное лицо.
— Это что еще за прыщ? Уйди от греха подальше!
— Вашей жене нужна медицинская помощь!
— Ты чего, врач? Нет? Ну и дуй отсюда!
— Вызови такси, — велел я парню, который поплелся за мной в квартиру. Наверное, хотел посмотреть, как быстро меня убьют. — Живо!
— Такси? — Искра осмысленности в маленьких красных глазах. — Это еще зачем?
— Отвезти вашу жену в больницу.
— Она никуда не поедет!
— Не вам решать.
— Ах ты…
Он занес кулак, намереваясь одним ударом отделаться от надоедливого насекомого в моем лице, но… Справедливо рассудив, что некоторые части тела — по причине огромного количества уже имеющихся наследников — не представляют для этого грубияна ценности, я заехал ногой прямо пониже начинающего обвисать живота. Мужик охнул, но пришлось добавить еще один удар — в челюсть, чтобы грузная махина обрушилась на пол.
— С ним все будет… хорошо? — робко спросила женщина.
— Когда проспится — да. А вам нужно срочно показаться врачу. Вы можете идти сами?
Через два часа, в тех же декорациях.К счастью, ребенок, которого носила фру Свенсон, не пострадал, и доктор клятвенно заверил всех присутствующих (саму Хильду, одну из ее дочерей, меня, парнишку, вызвавшего такси, и Элль), что мальчик появится на свет вовремя и совершенно здоровым. В общем, все разрешилось вполне благополучно. За исключением того, что мой банковский счет уменьшился на сумму, которую надо было заплатить за обследование и процедуры. Когда я увидел, что у меня на все про все осталось только двадцать пять единиц, захотелось выть в полный голос, Какие уж тут подарки! Самому бы ноги не протянуть до следующей зарплаты. Все, перехожу на быстрорастворимые макароны и прочую гадость: пусть невкусно, зато желудок делает вид, что доволен.
— О чем задумался? — оторвал меня от грустных размышлений голос Элль, посасывающей через соломинку лимонад, пока мы поднимались по лестнице на свой четвертый этаж.
— Да так… О празднике. И праздничных тратах.
— А! У тебя денег много?
— Не особенно… Почему ты спрашиваешь?
— Странный ты. В такую дыру жить переехал, а только что потратил сумму, которой с лихвой хватило бы на более роскошные апартаменты. На голову больной, что ли?
— То есть?
Я даже остановился, чтобы не упасть, запутавшись в ступеньках.
— Ну, приехали. Зачем ты в больнице счета оплатил?
Вопрос не в бровь, а в глаз.
— Но ведь кто-то должен был…
— Кто-то… Почему ты?
— Я же мог.
— Только не говори, что эти деньги были лишними! — хмыкнула девушка. — С такими шмотками, как у тебя, любой грош на счету.
— Они такие плохие?
Ну вот, кажется, начинаю обижаться.
— Они никакие! — устало пояснила Элль. — Большего уродства я за всю жизнь не видела!
— Ну и не смотри, если не нравится!
— Ладно, замнем. Кстати, ты завтра дома?
— А что?
— Я тоже никуда не собираюсь. Посидим вместе?
— Почему бы и нет? А разве у тебя нет родных?
— Есть. — Несколько мрачный ответ.
— Они сейчас в городе?
— Где ж им еще быть? — огрызнулась Элль. Непорядок.
— Ну, мои, например, бывают дома только месяц в году. Если год выдастся урожайный.
— Правда? Значит, ты все время живешь один?
— Ну да. Поэтому сюда и переехал. Чтобы хоть за стенкой голоса слышать.
— Ну, здесь точно голосов много! — Невеселая улыбка, но уже нескорбная.
— Так почему ты не хочешь встречать Рождество с родственниками?
— Не сошлись характерами.
— Как это?
— А вот так! Мои взгляды на жизнь не соответствуют их взглядам. И вместо того чтобы надрывать глотку в спорах, я ушла.
— Бесповоротно? А они? Не делали попыток помириться?
— Делали, — со вздохом признала девушка. — Сейчас вот тоже… Приглашение прислали.
— Но ты решила не ходить?
— А зачем? Еще раз убедиться, что ничего не изменилось?
— Ну почему же. Я бы сходил. По двум причинам. Во-первых, если на самом деле ничего не изменилось, можно смело гордиться занятой позицией. А во-вторых, если все же изменилось, ты не простишь себе, если этого не узнаешь. На самом деле.
— Да? — Она задумчиво склонила голову набок. — Может быть. Я подумаю.
— Подумай. Мне, конечно, было бы веселее встретить Рождество с тобой, но ради возможного налаживания твоих отношений с родными готов пожертвовать своим счастьем!
— Странный ты, — очередное, становящееся уже надоедливым, замечание, — но милый в общем-то. Если на одежду не смотреть.
