Галина Черная - Джинния
Так вот она, разгадка сыпучего вещества-а... Заметив в конце улицы стражников, я прикрыла лицо и забеспокоилась за Мишу, хорошо хоть, языкового барьера нет, он должен освоиться и не пропадет. Пусть только попробует пропасть, я ему этого никогда не прощу...
— И всю книжку как наизусть знаешь! Только помнишь ее до утра, пока солнце не взойдет, а потом память отшибает как хорошей палкой... Не всю, конечно, только на эту книженцию, — продолжал бубнить Бармакид, почесывая затылок. Болтун како-ой... я с таких стреляюсь!
И все равно, порошковая книга — это здоровское изобретение. Но где же Акиса? Спрашивать про ее бабушку бесполезно, мы даже не знаем, как ее зовут, здесь наверняка полно джинний-старушек. Но я все-таки поинтересовалась у будущего супруга, не знает ли он сильно пожилую ханум, пострадавшую во время воцарения дракона, с внучкой, отправленной в изгнание? Бармакид не знал. Он сказал, что сам в это время перебирал сушеный инжир в погребе с мамой.
Надеюсь, что Акиса отыскала свою бабулю и смогла ей помочь, а может, как раз сейчас и полетела за водой к Зем-зему, но в этом случае ей опять понадобится помощь, чтобы пройти стражу при городских воротах. А может, ее давно схватили и пытают лисицами или еще чем похуже?! Я старалась не думать об этом. И уж совеем забыла про спасение мира джиннов этого жестокого дракона. Ладно, вот передохну, тогда смогу лучше соображать, Миша по крайней мере спал ночью, ничего с ним не случится, а джинния нас соберет, когда освободится. Я же по биологическим часам сужу, у меня практически третьи сутки без сна, так что не буду себя изводить за неадекватное поведение и за то, что прогнала Мишу. Или все-таки буду...
Глава тридцать шестая,
САМАЯ КОВАРНАЯ
Но тут мы наконец-то дошли. Трехглазый с мамой жили на узенькой уютной улочке, в одном из небольших квадратных домиков, сложенных из известняка, и с тонкими смоковницами под окнами.
Из-за деревянного забора вышла дородная женщина в черном. У нее были такие же фиалковые глаза, как и у Бармакида, только приглядевшись, я поняла, что глаз один, но в нем два зрачка. Встретила она нас весьма приветливо:
— Ай, мои дорогие, я вас уже заждалась, халиса и плов по-андижански почти остыли. Бармакид, как зовут эту приятную девушку, мою будущую невестку?
— Аглая Морозова, а вас как? — поспешила я представиться. — Очень милая у вас улица, вы давно здесь живете?
Мне показалось, что-то ей не понравилось. Позже Бармакид мне разъяснил, что девушки тут говорят тихо, с опущенными глазами, и не поперед мужчин, а только когда их спрашивают. Но это ерунда, маманя воспитанная женщина, она быстро ко мне привыкнет и полюбит такой, какая я есть...
В доме у них было довольно светло, но не так чисто и уютно, как на улице, как ни странно это звучит. От этой мысли меня отвлек огромный летящий казан, за ним летел второй, пытаясь его обогнать, в дверях они столкнулись и явно пихали друг друга, из одного расплескивалась жидкость, но он-то и оказался победителем, хотя и размером был почти вдвое меньше. Проявив себя более настырным, он с силой отпихнул больший казан, пролетел в дверь и водрузился на треножник, стоящий на полу, рядом с Наджмой, так звали маму Бармакида. Второй уже с вялым видом полетел следом. Я раскрыв рот смотрела на здешнее поведение медных котлов, в обычной жизни не свойственное всяким атомам меди.
Итак, мы сидели на полу, перед нами было расстелено покрывало, оказавшееся обеденным столом, то есть дастарханом. Пока я пялилась на казан, ожидая от него новых чудес, содержимое легко переложилось в наши тарелки. Это было нечто жидкое, кашеобразное, из пшеницы, гороха и мяса. Потом Наджма перелетела поближе ко мне и сама ответила на все вопросы.
— Многие из нас умеют превращаться в птиц, летать, переносить тяжелые сумки. Как же не использовать все это в быту, чтобы облегчить себе труд? — с доброй улыбкой пояснила она, при этом ее зрачки скакали в глазу, как две психованные горошинки. — Наш сосед Саик уже десять лет как превратился в голубя и большую часть дня проводит на чердаке, дабы не платить подати в казну шахиншаха. Когда приходят сборщики податей с сетками для ловли птиц, он прячется у соседей. Но от гулей, а только гули служат сборщиками податей, не так-то легко отвязаться. Они привели джинна, умеющего превращаться в ястреба, но Саик такой шустрый...
— Здорово! А сами вы что умеете? — перебила я, только бы не слушать ее болтовню. Похоже, у них это семейное...
Мне показалось, или она и в самом деле быстро переглянулась с сыном и снова, мило улыбнувшись мне, сказала, что ей, как и многим джиннам, Создатель ограничил возможности, чтобы они не загордились шибко и не впали во грех.
За обедом я еще много чего узнала о джиннах. Например, что шайтаны действительно когда-то были одним из народов джиннов и жили в Иреме, но сотни и сотни тысяч лет назад оказались изгнаны. Здесь изредка можно встретить джинна с примесью шайтаньей крови, но все равно на работу им устроиться очень трудно и платят им гораздо меньше, чем остальным джиннам. А настоящие шайтаны — враги всех правоверных джиннов, так же как и людей.
На удивление они не расспрашивали меня, откуда я пришла и какие цели преследовала. Может, из тактичности, почувствовав, что не могу рассыпаться в комплиментах.
— Хочешь, добавь специй, а то соль мы не используем, — предложил мой будущий муж.
— Разве что только перца. У вас есть перец?
— Перец? Зачем тебе перец, о дочь моя? — испуганно спросила Наджма. Похоже, что джинны боятся перца, надо будет это обязательно учесть, когда мы вернемся к теме победы над драконом.
После ужина я наконец-то легла вздремнуть. Бармакид и его мама были очень любезны, пожилая женщина даже постелила мне на своей кровати, пообещав, что меня никто не побеспокоит, она видит, что я давно не спала.
Напиток из верблюжьего молока, черного чая и сливок оказался неплохим снотворным, и уже сквозь сон я слышала заботливый голос Наджмы:
— Вот тебе одеяло из верблюжьей шерсти, укройся, милая, ночи у нас холодные. А ты, сын, сходи на базар за продуктами, пока торговцы не разошлись.
В какой-то миг я отключилась. Но не знаю, сколько я спала, только опять начала слышать голоса. Решила не придавать им значения, наверняка это одно из тех серых второсортных сновидений, где толком ничего не видишь, все черно-белое и неявственное. Какие-то существа безуспешно пытаются тебя растормошить, демонстрируя свое актерское мастерство на внутренней стороне сетчатки глаза, и чего ради терять драгоценные часы отдохновения на просмотр такой дребедени. Но вдруг поняла, что речь все-таки обо мне, пожалуй, стоит прислушаться. Я попыталась проснуться, не вышло...
— Не старайтесь пробиться без очереди, бездельники!
— Но мы должны видеть, за что платим!
— Я первый, я первый сорву этот Цветок Услады! До меня не сразу дошло, о чем это они, а поняв, притворяться дальше было очень трудно...
— Давайте бросать жребий, мы платили одинаково! Что за чертовщина? Я никак не могла выбраться из серого вязкого омута сна, ставшего кошмаром. Первой мыслью было прочитать «Отче наш», но я онемела, услышав имя Наджмы. Писклявый голос взывал:
— Уймитесь, а то я позову Наджму, вы же разбудите девушку!
— Я первый войду в ее в сон, у меня срочные дела.
Лежанка, которую здесь называли сакэ, вдруг затряслась. Я вцепилась пальцами в верблюжье одеяло, пытаясь укрыться им с головой.
Начала читать молитву, ноль эффекта! Так, на них это не действует, но уже хорошо, значит, это не дьяволы.
Если ссылаются на Наджму, то выходит, она соучастница, и я жестоко ошибалась в этой семейке. Может, вскочить и произнести обличительную речь с мягкими упреками, причем несколько раз обязательно упомянуть, что верю в их исправление, в то, что они не до конца загубили свои души, и послать их всех на... фиг!
Вряд ли они на меня набросятся в ярости от невыносимого морализаторства, скорее, наоборот, прослезятся и дадут клятву впредь вести себя достойно, попросят прощения и будут благодарить, за то, что напомнила им о душе. А можно и попроще...
— Все во-о-о-он!!! — не своим голосом взревела я, в полный рост вскакивая на постели и замахиваясь подушкой.
Джинны перепуганно разлетелись, и я вдруг поняла, что в комнате, кроме паскудного Бармакида, никого нет.
— Все мы, джинны, занимаемся этим в полете или во сне, потому так ленивы и много спим, — сказал он, зевая и многозначительно поднимая брови над тремя глазами.
— Но ты ведь собирался взять меня в жены!
— Одно другому не мешает, заработали бы на лавку...
— Ты скотина! Тебе еще об этом не говорили? Значит, я первая! И ты мне никогда не нравился.
— Правда? А в твоих мыслях было обратное, — самодовольно ухмыльнулся он. — Сейчас-то, конечно, я тебе не нравлюсь. Но тебе некуда идти...
— А мне плевать. Значит, вы и в мыслях у меня копались, телепаты разноглазые?!
