Надежда Первухина - Спицы в колесе Сансары
Народ потихоньку расселся, и тут вошел Глеб. Он поздоровался и занял свое место медиума, старательно игнорируя взгляд Лизы. Лиза же, держа в руках сосуд для сбора эктоплазмы, по-прежнему в душе жалела бедного влюбленного в нее мальчика.
— Начнем сеанс, — хлопнул в ладоши Верейский.
Свет погас. Но вот постепенно из сумерек начали образовываться маленькие сгустки света. Они кружились над сидящими в зале и разгоняли темноту.
— Это духи умерших, — объяснил гостям Верейский. — Они хотят вступить с нами в контакт. Глеб, готов ли ты?
— Готов.
— Сегодня дух умершего будет говорить через тебя посредством гортани и языка, а не вспышками.
— Понимаю.
— Дух жаждущий, войди!
Глеб побледнел и закрыл глаза. На его макушку опустилось светящееся облачко и словно накрыло тело юноши тонкой сверкающей пленкой.
— Я готов говорить, — мелодичным голосом сказал Глеб.
Голос был не его.
— Скажи нам, дух, какое имя ты носил или носила при жизни?
— Павсикакий, — ответил Глеб.
— Кем ты был при жизни?
— Церковным певчим.
— При каком храме?
— При храме великомученика Димитрия Солунского.
— Скажи нам, Павсикакий, после смерти куда отправилась твоя душа, в рай или в ад?
— Ох, грешен я, грешен! Моя душенька ни в рай, ни в ад не попала, так и осталась на мытарствах, на мытарстве сребролюбия. А все потому, что я десять рублей пожертвований от церковного сбора утаил. Лежат они в кошеле за окладом иконы Казанской Божьей Матери. Пусть кто-нибудь вынет их да на храм пожертвует, иначе так и останется моя душа мучима бесами сребролюбия!
— Хорошо, мы выполним твою просьбу. Можешь ли ты проявиться?
— А это-то… Могу…
И в темноте комнаты начало белеть очертание мужского тела. Оно все более и более становилось материальным.
— Лиза, возьмите образец эктоплазмы, Глебу все труднее держать канал!
Лиза подошла к призраку и раскрыла сосуд. Часть эктоплазмы просто перелилась в него как молоко. Лиза поскорее захлопнула крышку и завинтила ее.
— Все, не могу, — сказал Глеб своим обычным голосом. Дух покинул его.
Зажегся свет. Присутствующие зааплодировали.
— Как все реалистично! — восхищались одни. — Трудно не поверить, что это не призрак.
— Это и есть призрак, — горячились другие. — Настоящий призрак! Здесь нет никакого шарлатанства!
— Спасибо вам, милая Лиза, — сказал Илья Николаевич Верейский, беря из ее рук сосуд с эктоплазмой. — Кажется, на сей раз эктоплазма будет первосортная, и я смогу с ней поработать до того, как она рассеется.
…И как-то так вышло, что Владимир увлекся разговором с Верейским, а Лиза отошла на пару-тройку метров и села на стульчик. Ей было скучно, но одно она решила для себя: обязательно пойдет в церковь Димитрия Солунского и поговорит с настоятелем насчет заначки бедного Павсикакия.
И тут к ней подошел Глеб.
— Привет, — сказал он.
— Привет, — ответила Лиза.
— Впервые вижу тебя без твоего мужа-прилипалы. Или он отирается где-нибудь поблизости?
— Поблизости. И благодари Бога, что он тебя не слышит.
— Благодарю. — Глеб молитвенно свел ладони и закатил глаза. — Можно с тобой поговорить?
— Конечно.
— Господи, какая ты милосердная, меня аж тошнит.
— Тошнись в другом месте. Так о чем ты хотел говорить?
— Вообще… Например, как тебе семейная жизнь?
— Прекрасно. Влад — муж, о котором можно лишь мечтать.
— Да? О, как все запущено! А я?
— Ты? А что ты?
— А ты не помнишь?
— Что я должна помнить?
— Свои мысли! Свое обещание! Процитировать? «Если на эту поляну выйдет мужчина, я выйду за него замуж!» Помнишь?
— О господи, Глеб! Во-первых, это было несерьезно, а во-вторых, так давно!
— Всего-то пару месяцев назад. Лиза…
— Ну что?
— Я прочел твои мысли, когда проходил мимо поляны, когда спасался от панков. Я бы мог бежать куда-нибудь еще, но твои мысли меня остановили. Они были как вопль в пустыне!
— Глеб, это и был вопль. Я… я очень страдала. Но потом нашелся Влад…
— И ты, конечно, забыла про меня.
— Глеб, но ведь ты меня намного моложе. Как я могла думать о тебе как о потенциальном… ну, муже!
— А чем я хуже Влада? Тем, что пока не зарабатываю, как он?
— Дело не в деньгах. Просто Влад, он… Он ворвался в мою жизнь как будто по заказу. Как будто его кто-то послал и сказал: «Полюби именно эту девушку!»
— Любовник-супермен.
— Перестань! В конце концов, ты не имеешь права предъявлять мне претензии. У нас ничего не было.
— Да? А поцелуй?
— Ну знаешь! Я в третьем классе всех мальчишек перецеловала. Что ж им теперь, всем на мне жениться?
— Блин, твой муж идет. Сменим тему. Так вот, об эктоплазме…
Владимир подошел и положил руку на плечо Лизе:
— Как ты, малыш? Не скучаешь?
— Скучаю немного. Вот, Глеб пытается меня развлечь разговорами об эктоплазме.
— Слишком уж это мудрено. Поехали домой, Лизок. Кстати, ты сказала профессору?
— О чем?
— О том, что теперь больше не сможешь присутствовать на его сеансах.
— Хм, почему?
— Да, почему? — встрял и Глеб, сохраняя на лице завидное безразличие.
— Моя крошка беременна, — сказал Влад Глебу. — И нам сейчас не до эктоплазмы.
Глеб посмотрел на Лизу такими глазами… А потом сказал:
— Я передам это деду, можете не волноваться. Жаль, что вы больше не будете приходить на сеансы, но что поделать…
— Мы пойдем. Пока, Глеб. — Лиза, держась за руку мужа, встала и пошла к двери.
— Имей в виду, — сказал ей дорогой муж. — Я всё слышал.
— Что «всё»?
— То, что тебе наплел Глеб. Он добивается от тебя взаимности?
— Кажется.
— Если он не отстанет, я просверлю ему в черепе дырку. И вставлю в дырку хризантему.
— Да нет, он не будет больше приставать. Он же совсем мальчишка. Найдет себе ровесницу…
— А что, вы действительно целовались?
— И был-то один поцелуй.
— Ладно. Тогда не буду ревновать. Почти.
— Да перестань! Володик, я люблю только тебя. А еще я ужасно устала.
— Что, проект «веселая спальня» отменяется?
— Нет, никоим образом! Наоборот. Только будь понежнее…
— Я буду сама нежность, просто как банановое суфле!
Влад сдержал слово. Может, конечно, банановое суфле и не бывает таким нежным, но он точно был. Лиза крепко заснула после его ласк, а он не спал, размышлял о будущем и клял комаров, которые не дохли от таблеток «Москитола».
Лизе снился сон. Она бродила по бесконечным каменным коридорам какого-то замка. Было прохладно и сумрачно, темноту коридоров не разгонял свет факелов, крепившихся к стенам. Лиза вытащила из крепления один факел и взяла его с собой. Страха у нее не было, было желание отыскать кого-то в этом переплетении коридоров. Она шла, шла и шла и вдруг услышала, как поет флейта. Лиза всей душой потянулась к этой немудреной мелодии и вдруг оказалась не в замке, а на поляне около него. Поляна вся заросла травой и цветами, но самое главное — на ней росло огромное дерево со стволом в пять обхватов и роскошными ветвями. На нижней ветви сидел кто-то в пурпурном одеянии и играл на флейте.
Лиза, погасив факел, пошла к музыканту. Ее охватили волнение и радость, словно она наконец нашла того, кого так долго искала. Когда она подошла, оказалось, что музыкант сидит к ней спиной.
— Здравствуй, — сказала ему Лиза.
— Здравствуй, Тийя, — последовал ответ.
— Тийей меня звали, когда я была мертва, — молвила Лиза. — Почему ты зовешь меня Тийей?
— Потому что для меня нет ничего дороже этого имени.
— Кто ты? — помолчав, спросила Лиза.
— Я не могу тебе сказать.
— Можешь, — молвила Тийя. — Это ведь сон.
— Хорошо. Я скажу. Но тебе будет больно.
— Пусть.
Человек поворачивается, и Лиза опять видит пустое пространство вместо лица.
— Я когда-то был твоей единственной любовью.
— Я люблю Влада!
— Теперь — да. Я сам сделал так, чтобы ты полюбила именно его. Пусть все идет как идет. Но на мне грех, Тийя.
— Какой грех?
— Я не могу забыть тебя и оставить в покое. Что это за украшения у тебя на запястьях?
— Браслеты. Их подарил мне Влад.
— А ты не хочешь передарить их?
— Как? Кому?
— Мне. Сейчас.
— Ну хорошо. Возьми.
Лиза снимает с рук браслеты и оставляет под деревом.
— Спасибо, Тийя. А теперь уходи. Уходи не оборачиваясь!
Лиза вскрикнула и проснулась. На какой-то миг ей показалось, что пустое лицо, полное черного тумана, все еще парит над кроватью.
— Володик, — простонала она.
Муж склонился над нею:
— Опять?
— Опять. Только какой-то другой сон. Он попросил у меня твои браслеты. Ну те, которые ты мне купил. Дай мне их, кстати, пожалуйста.
