Пирс Энтони - Время гарпии
Хотя Глохе и хотелось проглотить свой язык да и себя с ним вместе, — она собралась с духом и с его помощью ухитрилась произнести:
— Тетушка Гаркуша, я устала вести скучную и заурядную жизнь среди существ, которые совсем не такие, как я, и не понимают моих стремлений. От гоблинов я отбилась, к гарпиям толком не прибилась, и мой удел — горькое одиночество. Ты, должно быть, знаешь, что если по дороге в обе стороны несется толпа, надо примкнуть к какой-нибудь из них, иначе если будешь болтаться посередине, тебя затопчут. Тетушка, я хочу обрести себя, для чего и намерена обратиться к Доброму Волшебнику. Мне кажется, что личность, живущая без мечты, вянет и тонет в безрадостной тря…
Она запнулась, не в силах произнести слово, показавшееся ей гадким.
— В трясине, так ты хочешь сказать? — прокаркала Гаркуша. — А я скажу иначе — в дерьме! Чему тебя только учили? Пойми, девчонка, ты ведь не эльф поганый, который может, сидя под своим вязом, вязать словесные кружева. Главное оружие гарпии слово — и слово это должно быть громким, грозным и грязным.
— Тонет в безрадостном дерьме, — с трудом проговорила Глоха, хотя не находила это сочетание слов точно выражавшим ее мысль. С другой стороны, особого искажения идеи тоже не произошло: в конце концов, представить себе радостное дерьмо весьма затруднительно. — То и дело ночные кобылицы приносят мне один и тот же кошмар: я вижу себя разучившейся летать, словно несчастная птица со сломанным крылом. Так позволь же мне покинуть родное гнездо…
— Какое гнездо? — уточнила Гаркуша.
— Наше во… вонючее гнездо и отправиться на поиски…
— На кой хрен тебе торопиться? — прервала ее тетушка. — Покинуть безопасное гнездо, когда ты еще толком не выучилась ругаться. Этак ты и на самом деле сломаешь крылья. Для несмышленых цыпочек гнездо самое подходящее место.
— Но мне уже восемнадцать!
— А словарный запас у тебя как у девятилетней, — заявила Гаркуша, ковыряя в зубах похожим на кинжал когтем. — Не говоря уж об идиотской привычке без конца чистить перышки. Встретится тебе крылатое чудовище, захочет сожрать, а ты не сможешь отпугнуть его ни бранью, ни вонью. Такую, как ты, любой хищник сжует и не поморщится — чего ему морщиться-то?
Увы, все эти нелицеприятные слова были чистой правдой. Пристыженная Глоха прекрасно это понимала, но понимая и то, что никогда не решится поднять этот вопрос снова, набралась храбрости и спросила:
— А не могла бы ты позволить мне слетать в замок Доброго Волшебника Хамфри с соответствующим сопровождением? Мне нужно попасть туда, чтобы задать Вопрос, получить Ответ и, отслужив положенный год, занять в жизни свое истинное место. О, тетушка Гаркуша, умоляю тебя. Я готова на все, лишь бы только…
— Гарпии никого никогда ни о чем не умоляют! — гаркнула Гаркуша, возмущенная столь непозволительным слюнтяйством. — Если хочешь, чтобы я тебя отпустила, немедленно, сию же секунду выругайся как следует!
Глоха набрала воздуху, зажмурилась и, что было мочи, прокричала:
— Букашки! Головешки! Опа!
Гаркуша тяжело вздохнула:
— Определенные успехи ты, конечно, делаешь, по крайней мере нацеливаешься на слова. Раньше у тебя и этого не получалось. Но бранные слова нужно выкрикивать точно, иначе они теряют свой смысл. А ты то искажаешь буквы, то вставляешь лишние, то, наооброт, пропускаешь. Нужно говорить не букашки, а ка… не гало-вешки, а го… ну и так далее. Ну и конечно же, большое значение имеет правильный тон. Верно взятый тон — половина успеха. Слушай, как должна ругаться настоящая гарпия.
Тетушка набрала воздуху и выдала:
— #@# [email protected]+$ !!!
Глохе удалось вовремя закрыть уши, но даже при этом ее обдало таким жаром, что личико ее побагровело. На обеденном столе появились проплешины, воздух замерцал, и по затрапезной прокатилась волна удушливой вони.
Когда помещение продуло сквозняком и к девушке вернулась способность дышать, Гаркуша, вернувшись к обычному карканью, спросила:
— Ну как, можешь ты выдать что-нибудь подобное?
— М-м-может быть, со временем, — пролепетала Глоха, прекрасно понимая, что это время никогда не настанет.
— То-то и оно, что «со временем», — устало проскрипела тетушка. — О времени и речь. Ты, Глоха, еще неоперившаяся цыпочка, и было бы чистым безрассудством отпускать тебя в путешествие одну, без надлежащего руководства. При твоем невежестве тебе лучше носа из гнезда не высовывать. Да и какой в этом смысл? Разве ты знаешь, где хранятся Разрыв-Семена? Ты умеешь вести воздушную разведку, составлять карты и прокладывать маршруты в соответствии с духом Времени Гарпии? Только мы, ужасные, вонючие, неприкасаемые, непристойные гарпии храним сокровенное знание и поддерживаем своды Храма надежды Ксанфа, дожидаясь поры, когда сможем поднять покров тайны и вступить в свои истинные права. Это время еще не пришло, но оно не за горами. И когда Время Гарпии настанет…
Она осеклась, поняв, что едва не выболтала нечто важное.
— Ладно, это тебе знать незачем. Короче говоря, прежде чем пускаться в самостоятельное путешествие, выучись нормально ругаться. Вот докажешь, что ты готова к самостоятельной жизни, тогда и лети, куда хочется.
Так все и кончилось. При этом обвинить тетушку Гаркушу в несговорчивости и предвзятости было трудно: по понятиям гарпий, она предъявила Глохе весьма скромные и умеренные требования. Только вот, к сожалению, совершенно невыполнимые. Ее нежные губки не могли даже принять форму, необходимую для произнесения столь ужасных слов.
Глоха заморгала. Порыв безумия миновал, и она вновь обнаружила себя на лесной дороге.
— Славная старушенция, в жизни толк знает, — одобрительно произнесла Метрия.
— Ты подсмотрела… подслушала наш разговор с тетушкой Гаркушой? — смущенно спросила Глоха.
— Ха, подсмотрела! Это я ею и была! — заявила демонесса. — Ты глянь на листву.
Глоха огляделась. Ближайшие листья увяли, а некоторые обгорели, словно и впрямь были опалены свирепым ругательством.
— Но как такое возможно? — изумилась девушка.
— Это были не простые воспоминания, — пояснил ей Трент. — Мы все оказались участниками происходящего. Тут действует могучая магия.
— Тогда нужно уносить ноги, пока с нами не случилось что-нибудь ужасное, — вскричала напуганная Глоха. — Мне такие воспоминания совсем не нравятся.
— Боюсь, нам не удастся ускользнуть до тех пор, пока мы не разберемся в существе этих воспоминаний, — сказал Трент. — Тебя что-то мучит, не давая покоя, и пока источник тревоги не выявится, мы останемся здесь. Чтобы унять порывы безумия, нужно разобраться в себе.
— Но я вовсе не хотела ничего такого, — захныкала Глоха.
— А по чьему, интересно, настоянию вы сюда залезли? — ехидно осведомилась Метрия. — Разве не ты, маленькая нахалка, считала, что безумие тебя не коснется? Все дело в твоей самоуверенности.
— Я была не права! — в отчаянии призналась девушка. — Все это из-за меня! Я убегу отсюда! Прочь! Прочь!
Она кинулась бежать по равнине, но тут же почувствовала, что почва уходит у нее из-под ног. Мир покачнулся, словно произошел сдвиг реальности. Послышался звук, похожий на плеск быстро текущей воды.
— О нет! Нет!
Позади огорода, где выращивались приправы для кухни, нарастал шум яростного потока. Обезумевшая от непрекращающихся дождей река окончательно вышла из себя, точнее, из своих берегов, и с ревом устремилась вперед, норовя выворачивать валуны, вырывать с корнями деревья, а также подхватывать, уносить и плющить в лепешки, швыряя на камни, всех, кто попадался навстречу. Совершенно неподходящая обстановка для непивной, то есть, конечно, невинной крылатой девушки.
Почти ослепленная слезами и неистово нахлынувшими чувствами Глоха наполовину летела, наполовину бежала над неровной, грязной, скользкой, предательской тропой, стараясь убежать от потока. Ближние чудовища пробудились и зашевелились, принюхиваясь к дразнящему запаху свежей и вкусной юной гоблинши. Медленно поднявшись, они перекрыли ей путь к отступлению.
Испуганная Глоха распростерла крылья, намереваясь взлететь выше, но неистовая вода окликнула воздух, и он завихрился в смертельно опасный конус, потянувшийся к ее изящным крылышкам. Она уже не осмеливалась подняться в воздух, боясь, что смерч выщиплет перья и сделает ее совершенно беспомощной. Ей пришлось остаться на земле.
Однако тут же возникла новая напасть: со всех сторон к ней устремились серебристые, гладкие и кусачие никельпеды. Мало того, что эти твари так и норовили отхватить кусочек ее нежной плоти, так еще и раскидывались вокруг выраставшие прямо из земли усики, чтобы ухватить ее за ноги и отдать на растерзание. Она угодила в ужасную ловушку и была близка к отчаянию.
Глоха попыталась свернуть на боковую, ведущую неведомо куда тропку, но один из усиков захлестнул петлей лодыжку, и она ничком упала на землю, больно ушибив коленку.
