Борис Лапин - Ничьи дети (сборник)
Ольга дремала в кресле, убаюканная его лекцией. Шипулин потер лицо ладонями, проглотил остывший кофе и, опасливо покосившись на жену, спрятал сигареты в карман.
«Скучно ей со мной, — горько подумал он. — И всем скучно. Сухарь, фанатик, фантазер, черствый и желчный деспот. Удивительно, как еще Главный терпит меня? Впрочем, всему есть предел. Завтра скажет: „Все отлично, Михаил Михайлович, экспедицию мы пошлем, это любопытно, гипотезу вашу проверим, стоящая гипотеза, но… сколько вам лет, Михаил Михайлович? К тому же, говорят, со здоровьишком у вас того… А?“ Главного не проведешь. Легче провести врачей со всеми их премудрыми приборами. Собрал волю в кулак на этот решающий час — и вот вам, братцы эскулапы, вместо сердца — пламенный мотор. А Главный по глазам читает. „Я ведь и не требую ничего, товарищ Главный конструктор. Мне бы только эту экспедицию, последнюю. Клянусь, сразу же уйду на пенсию и никогда больше не буду изводить вас своими прожектами“. Неужто не даст? Что ж, нажму на министерство — и все равно добьюсь. Добьюсь… комплимента. „Вы, — скажут, — фанатик, товарищ Шипулин. Неизлечимый и вредный фанатик“. Да какой же я фанатик?! Я просто ученый… Вы еще не знаете Шипулина!»
Он прошелся по комнате, машинально закурил, но, вспомнив о врачах, тут же смял сигарету о декоративную пепельницу японского фарфора… Рядом стояла маленькая копия — золотая ваза, древнейшая из памятников, найденных недавно на Крите, — его любимая игрушка. Он нежно взял ее в ладони и в тысячный, наверное, раз прочел древнегреческий текст: «Плыли двести колен, и вот земля цветущая». Что такое двести колен? Знатоки толкуют, сто человек. Но уж коли считать людей по частям тела, логичнее считать по головам, чем по ногам. Знатоки уверяют, будто речь идет о морских путешественниках. Но при чем тогда этот рисунок — шарик с хвостиками, напоминающий первый спутник?
Шипулин поставил вазу на место и неожиданно подумал: «А кратеру нужно дать имя. В конце концов, это мое право».
…Назавтра он позвонил только в десять вечера. Ольга взяла трубку.
— Алло, с вами говорит начальник экспедиции ЛН-6 доктор Шипулин.
— Боже мой, уже?! Поздравляю, Миша! Был у Главного?
— И у Главного, и с ним вместе — повыше. Все отлично, родная, погода переменилась, ветер дует в наши паруса. «Плыли двести колен, и вот земля цветущая». Ценят еще твоего старика. Даже чрезвычайными полномочиями наделили. Впервые в истории освоения Луны. А вообще предстоит нечто грандиозное: двадцать две грузовые ракеты, шестьдесят человек, большая лазерная установка, совершенно уникальная, пять…
— Когда, Миша?
— Старт намечен через два месяца.
— Тогда, может быть, ты успеешь прийти домой, поужинаем вместе?
Шипулин долго молчал, наконец сказал, вздохнув:
— Я постараюсь, но ты лучше не жди. Ложись, отдыхай, Оленька.
3В конференц-зале базы ЛН-6 было просторно, не сравнишь со столовкой на ЛН-5, где приходилось собирать народ в прошлой экспедиции, но шестидесяти двум здоровенным парням и здесь оказалось тесновато. Шипулин с гордостью оглядел свое воинство, впервые собранное вместе.
— Пожалуй, начнем, — сказал он. — Повестка дня ясна: что делать? То есть в принципе вопрос решен на Земле, однако детальные обследования этих десяти дней сильно осложнили обстановочку. Для начала предоставим слово главному историку экспедиции доктору археологии Сереже Лазебникову.
Встал Сережа, больше похожий на студента, чем на доктора наук. Жесткий, упрямый чуб, съехавшие на нос очки, беспрерывно что-то мнущие нервные пальцы. Доктору археологии Сереже Лазебникову было всего двадцать восемь, Шипулин гордился, что откопал для экспедиции этого вундеркинда.
— Я расскажу вам сказочку, — начал Сережа задиристым петушиным голосом. — Позвольте сказочку, Михаил Михайлович?
— Давай, давай, жанры выступлений не ограничиваю. Другое дело время.
— Так вот, это древняя восточная сказочка, и сколько ей лет, никто не знает. В некотором царстве, в некотором государстве жил-был волшебник по имени…
Конференц-зал угрожающе загудел. Понятно, взрослые люди не любят, когда им рассказывают сказочки, тем более не стоило для этого лететь так далеко.
— …по имени Данг Дзинь. Он мог достать огонь из холодного камня, вызвать дождь из чистого неба и одним взглядом усыпить человека. Хан боялся, что волшебник отнимет у него власть, и упрятал Данг Дзиня в самую высокую и неприступную башню, в которой просидел волшебник сто лет. Сто лет выходил он по ночам на крышу башни, смотрел на звезды через какую-то странную трубку и, только когда появлялась на горизонте голубая Утренняя звезда, уходил обратно в свое подземелье.
Однажды снизошло просветление на древнего Данг Дзиня, и послал он одного из своих многочисленных стражей за ханом, чтобы сообщить чрезвычайной важности весть. Хан явился, и сказал ему Данг Дзинь «Уводи скорей свой народ в горы, потому что скоро встанет дыбом земля, и стеной встанут моря, и вспять потекут реки, и дождь разразится, каких никогда не бывало. Не мешкай, хан!» Но хан посмеялся над словами мудреца и велел побить его палками по пяткам.
А вскоре появилась в небе Желтая звезда — и вздыбилась земля, и огонь вырвался из недр, и огромная волна захлестнула земли возле моря на много дней ходьбы, и хлынул дождь, и, взбурлив, повернули реки. Испугались люди, пришли к хану, чтобы принял он какие-то меры. А хан показал на башню и сказал: «Он виноват. Это он вызвал несчастье, чтобы на вас и на меня излить свое зло, накопившееся за сотню лет». И потребовал хан у Данг Дзиня, чтобы прекратил он это безобразие. Но старик не слушал хана — он высекал какие-то знаки на камнях башни. И отрубили ему голову.
Когда перемешалась земля, как пища в котле, когда суша стала морем, а море — горами, когда погибли все люди в округе, осталась одна только высокая башня, в которой жил и погиб Данг Дзинь. Лишь через много-много веков пришли сюда новые люди, прочли рисунки на камнях и записали их так: «Говорил я хану, пусть ведет в горы народ, потому что на смену Утренней звезде приходит другая, Злая Желтая звезда, и око ее нацелено прямо на нас, и будут бедствия от нее неисчислимые, но не послушался хан, и все погибли, о чем сообщает потомкам старый звездочет Данг Дзинь».
Переписали люди эти слова на папирус, но и папирус затерялся, и только через тысячи лет кто-то нашел его и пустил по свету сказку о мудром волшебнике Данг Дзине, и сказка дошла до нас, потому что нет более прочного материала, чем память народная. А камни той башни давно превратились в песок, и в тлен превратился папирус. К сведению собравшихся, — закончил Сережа Лазебников, — подобные же сказочки содержатся в эпосе и других древних народов.
Сережа Лазебников сел.
— Ну и что же из того? — язвительно кинул с места Петя Тяпкин.
— Да, более конкретные выводы, — попросил Шипулин.
— Какие же еще выводы? — удивился Сережа. — Разве и так не ясно?
— Очевидно, не всем, — глядя на Тяпкина, сказал Михаил Михайлович.
— Ну хорошо. Так вот, Луна прикочевала к нам во время оно из Большого Космоса. Если отбросить это предположение, кто растолкует мне, почему у нее такая нелепая форма, будто она родилась как спутник другой планеты, имеющей по крайней мере втрое большую массу, чем Земля? И чем иным можно объяснить ту небольшую космическую заварушку, благодаря которой наша уважаемая планета вдруг сдвинулась на двадцать три градуса по отношению к оси, легкомысленно переменила положение полюсов и заживо заморозила бедных мамонтов? Итак, встреча в Космосе. Но вот вопрос. Каким образом Луна исхитрилась «остановиться» на таком иненно расстоянии от Земли, чтобы воспринималась человеком как тело той же угловой величины, что и Солнце, благодаря чему мы можем наблюдать редчайший в мире феномен полного солнечного затмения? Полагаю, ссылка на «случайное совпадение» будет тут… м-м-м… не совсем корректна. Еще вопрос. Могла ли Луна, двигаясь с энной космической скоростью, избежать прямого столкновения с Землей, благодаря чему я имею счастье лицезреть вас в данный момент? Вероятно, могла — при одном условии. Чтобы стать вечной нашей спутницей и яблоком раздора для ученых, она должна была выйти на строго рассчитанную орбиту по касательной, имея в этой точке строго определенную скорость. Учтите при этом прихотливость выбора орбиты. Так неужели вы думаете, что Луна сама по себе была такой «умной»?
— На что вы тут намекаете?! — взвился чей-то с душком истеричности выкрик.
— Исключительно на «ум». Или, если хотите, на «разум», управляющий нашей космической путешественницей. Примите эту гипотезу, и она объяснит вам все разом: и форму Луны, и легкомысленное поведение Земли, и судьбу мамонтов, и трагедию Атлантиды, и знаменательные различия в возрасте, удельной плотности и химическом составе двух планет, и обилие кратеров на обратной стороне Луны, и эти осточертевшие «масконы», и даже библейский всемирный потоп…
