Галина Черная - Хроники оборотней
– А Гданьск?
– Большая рыбацкая деревня.
– В самом деле? О, тогда да, действительно впечатляет…
Командор только покачал головой – в отсутствие кота он выполняет его функции, периодически тыкая меня носом в мою же необразованность. Ну понятно, в древности, наверное, города были поменьше, но не всегда же! Вот хоть Александрия первого века до нашей эры – каков размах, а?!
Больше на рынке мы ничего интересного не услышали, хотя я попыталась задавать людям наводящие вопросы. Но почему-то после фразы «Кто убил тевтонцев в замке?» народ в городке сразу оказывался глухонемым или быстробегающим. Разговор явно не клеился…
– Как время летит, уже и обедать пора, – заметила я, прислушиваясь к подскакивающей кукушке на городских часах.
– Обедать? Но еще не вечер, – удивился Мартин. Как средневековый человек небогатого сословия, он привык есть только дважды в день.
– Это в интересах дела, шифровки положено передавать на дне грязной посуды, в жиру и соусе, чтобы никто не догадался!
Пришлось врать, и наш доверчивый служка быстренько определился с дорогой в один из приличных трактиров.
– Пойдемте в «Саламандру и грифона», там готовит Эдита, лучшая девушка во всем Поморье. Она подает самый жирный фляки – суп из неочищенной требухи! А еще бигос из кислой капусты с переваренным в кашу мясом и душком! Черную кровяную колбасу, набитую свиным жиром и круто сваренным пшеном! И смалец, ум-м-м, объеденье…
– Что такое смалец? – едва подавив первый позыв к тошноте, уточнила я.
– Охлажденные свиные выжирки со шкуркой!
– Вэк…
– Успокойся, – вовремя поддержал меня в седле Алекс. – Ничего страшного, просто национальная польская кухня.
Мы все-таки поехали в это страшное заведение, потому что спросить, что подают в «менее приличных» трактирах, я не рискнула.
По пути, кстати, заглянули в один из переулочков, там проходило какое-то собрание молодежи. Толпа, человек тридцать, раскрыв рот, слушала стоящего на табурете старца. На нем была надета черная мантия с широким белым воротником и темно-синий берет на голове.
– Это студенты, Краковский университет прислал своих наставников, дабы учить философии всех желающих. Ну и конечно имеющих деньги… – поспешил показать образованность наш парень.
– Филиал? Выгодное дело, наверное.
– Еще бы, они таких, как ты сказала, филиалов, чуть ли не в каждом городе по пять штук понаоткрывали! Сейчас учитель преподаст им основные доктрины, соберет деньги и выдаст докторские дипломы на руки. Потом им еще устроят день первокурсника и выпускника одновременно!
– И все?! Диплом доктора философии Краковского университета за пять минут, без лекций и без экзаменов? Круто!
– Оттачивайте искусство рассуждения, познавайте себя, постигайте суть вещей и наполняйте каждый миг вашего существования глубоким смыслом единства со Вселенной, – веско сказал преподаватель, обозревая конспектирующих «студентов», а потом действительно пошел собирать серебро. «Диплом» представлял собой красную печать, проставляемую на ладони уплатившего. Я вспомнила годы своей учебы и тупо молчала всю дорогу, задыхаясь от зависти…
Наконец мы свернули в переулок и вскоре были у дверей трактира. На вывеске тощий грифон в скудном оперении с грустным упорством пытался расклевать огненную ящерку, которая смотрела на него обреченным взглядом.
Внутри оказалось довольно уютно, все в деревенском стиле кантри, стены – беленая глина, остальная обстановка из натурального дерева, покрытого темным лаком. Присмотрели столик в уголке, народу было немного, а меню на удивление столь разнообразным, что я выбирала с истинным наслаждением:
– Жаркое из куропатки, пирог с грибами, говядину с чесночной подливкой, гусиный паштет, салат из морепродуктов, а на десерт дыню со взбитыми сливками! А к чаю, пожалуй, корзиночки с барбарисовым вареньем…
– Милая, ты не…
– Любимый, если не наемся, то закажу еще что-нибудь, – поспешно успокоила я, и командор в ужасе начал пересчитывать монеты.
Хозяйка, упитанная, розовощекая девушка с толстой косой, видимо, та самая Эдита, выслушав мой заказ, громко хмыкнула:
– Ничего этого нет!
– Как нет, а почему же тогда…
– Для завлечения приезжих! Честные поляки едят простую пищу – фляки, колбасу с кровью и смалец.
– А какой-нибудь овощной супчик? – жалостливо пискнула я.
– Капустняк! – безапелляционно отрезала девица. – И пиво для господина рыцаря?
Алекс поспешил кивнуть, а Мартину, похоже, было все равно, что есть, лишь бы принять тарелку из рук «прекрасной Эдиты».
Что называется, повезло так повезло… Наш проводник, извинившись, пересел к стойке, за которой стояла его суровая любовь, разливавшая по кружкам пиво. Пока мы терпеливо ждали заказа, дверь трактира приоткрылась и в нее протиснулась слегка сутулая фигура худощавого рыцаря в полном облачении. Он робко обозрел зал, прикидывая, куда бы сесть. Увидев Алекса в плаще тевтонца и меня в монашеской рясе, он отбросил сомнения:
– Простите, пожалуйста, можно к фам? А то тут много подозрительных личностей, рыцарям лучше держаться фместе, если будет драка!
– Прошу, брат. – Командор гостеприимно указал свободное место на скамейке, даже немножко подвинулся, чтобы странный рыцарь не стеснялся. Тот немедленно уселся, приставив щит к стене, а меч зажав между ног, и с печальным видом представился:
– Янис Труссефеден из Жемантии, происхожу из рода феликих князей Литофских.
– А я Ансельм фон Ютингем, немец, тевтонец. А это мой друг, юный монах нашего ордена, брат, э-э, Альберт.
– Очень рад, – кисло улыбнулся Янис, с тревогой косясь на немногочисленных крестьян и горожан, завсегдатаев трактира.
Мартин сидел у края стойки и, не замечая никого вокруг, напропалую клеился к Эдите, которая, по-прежнему поджав губы, никак не реагировала на отчаянные старания парня.
– Интересный у вас герб, – не выдержала я, глянув на его щит: белый журавль, стоящий на одной ноге на зеленом фоне.
– Да-а, кто-то предпочитает льфоф как символ отфаги или единорогоф как симфол непобедимости. Но наш род изначально стремился к бдительности и осторожности, что и олицетворяет журафль, – охотно прокомментировал он и, не раскрывая меню, заказал колбасу и пиво.
– Сначала у нас был дефиз «Надеяться особо не на что», а теперь «Жизнь превыше фсего!».
– Обычно говорят «честь превыше…».
– А по-моему, жизнь ценнее, – логично заметил рыцарь.
Я не слишком обрадовалась, что в наше общество вторгся третий, мне с Алексом и так хорошо вдвоем, плюс воспетый менестрелями XIV век… Сколько бы мы ни кочевали по мирам и эпохам, некоторые времена отложились в моем сознании как романтические – эпоха рыцарства, куда уж более романтично? Тем паче кота нет, можно хоть чуть-чуть, но… и тут облом!
Этот Труссеведен раздражал уже тем, что не очень-то обращал на меня внимание. Я всем своим видом показывала, что он тут лишний, забыв одно – рыцарей, как правило, не волнуют внутренние переживания простого монаха. Они их даже не замечают. Зато Алекс купил литовцу вторую кружку пива, и нежданный гость постепенно разговорился…
Получалось, что в роду Труссеведенов были исключительно паладины, в крайнем случае, именитые оруженосцы великих королей. Типа простые рыцари-крестоносцы практически не попадались, а те редкие, что были, возвращались из Святой земли сказочно богатыми.
Завистники то и дело захватывали земли Труссеведенов, жгли их владения – родовой замок дяди горел каждый год, чем побил рекорд по поджогам во всей Литве! Земли потом кое-как отвоевывали, замки отстраивали, завистникам мстили, и все начиналось сначала. Такая вот типичная жизнь средневекового феодала. Я начинала зевать…
Рыцаря прервала все та же Эдита, бухнув на стол две тарелки капустного супа и блюдо с черной колбасой.
– Соль закончилась, – радостно сообщила она и, вытащив полную горсть пепла из кармана фартука, поинтересовалась: – Прикажете посыпать золой?
Вэк?!
– Э-э, не стоит, – быстро произнес Алекс, прикрывая наш суп.
– А мне посыпь, – повелительно произнес Труссеведен, пододвигая свою тарелку. – Да не зажимай, давай побольше!
– Зола часто заменяла дефицитную соль, – на ухо пояснил мне Алекс.
– Поняла уже, – проворчала я, хлебнула супчика и чуть не задохнулась. – Ну и острый, ма-ма-а…
– На приправах не экономят, чтобы скрыть вкус плохой еды, – вздохнув, подтвердил командор, но откушал с большим аппетитом.
К супу подали черствые просяные лепешки, хотя в замке белый хлеб был чуть не к каждой трапезе.
Труссеведен хотел уже вернуться к своему повествованию, но тут какой-то нищий в лохмотьях, босой и с подбитым глазом, шагнул в двери, принюхался и завопил. Причем на первый взгляд полный бред, но как проникновенно!
– Выслушайте меня, почтенные господа! Когда я, совершая паломничество, изнемог от голода, то на пятый день откопал белую глину, просеял сквозь пальцы и налепил вкуснейших, жирных оладьей! На следующий день мне повезло больше: увидев чахлую смоковницу, я дорылся до ее корней и с жадностью грыз их! Пил я, господа, собственную кровь!
