Терри Пратчетт - Цвет волшебства
– Принесут в жертву?! Вы собираетесь убить нас? – завопил волшебник.
– Убить? Да, конечно. Разумеется! Вряд ли вы станете жертвами, если мы вас не убьем. Но не беспокойтесь, это будет сравнительно не больно.
– Сравнительно? По сравнению с чем? – выкрикнул Ринсвинд и, схватив высокую зеленую бутылку, наполненную медузным вином из морского винограда, с силой метнул ее в главного гостеприимца.
Тот вскинул руку, словно отводя удар. С его пальцев сорвалось потрескивающее октариновое пламя, воздух внезапно загустел и стал маслянистым на ощупь, что указывало на мощный разряд магической энергии. Брошенная бутылка замедлила полет и, неторопливо вращаясь, повисла в воздухе.
В то же самое время какая-то невидимая сила подхватила Ринсвинда, швырнула через всю комнату и пришпилила в очень неудобном положении к дальней стене. Он так и остался висеть, хватая воздух яростно перекошенным ртом.
Гархартра опустил руку и медленно вытер ее о мантию.
– К твоему сведению, это не доставило мне никакого удовольствия.
– Я заметил, – пробормотал Ринсвинд.
– Но почему вы хотите принести нас в жертву? – спросил Двацветок. – Вы же нас почти не знаете!
– В том-то все и дело! Несколько невоспитанно приносить в жертву друга. Кроме того, на вас было, гм, указано. Я почти ничего не знаю о том боге, о котором идет речь, но он достаточно недвусмысленно высказал свои пожелания на ваш счет. Послушайте, мне пора бежать. Столько всего надо организовать… – Главный гостеприимец открыл дверь и вышел, но тут же снова появился на пороге. – Прошу вас, чувствуйте себя как дома и ни о чем не беспокойтесь.
– Но ведь ты фактически ничего нам не сказал! – провыл Двацветок.
– А зачем вам что-то знать? Все равно завтра утром вас принесут в жертву, – ответил Гархартра. – Спокойной ночи. Во всяком случае, относительно спокойной.
Он закрыл дверь. Короткое октариновое мерцание пробежавшей по ее контуру шаровой молнии позволяло предположить, что теперь даже самый талантливый слесарь не справится с ее запорами.
«Динь-динь-дон», – надрывались колокольчики вдоль Окружносети, оглашая своим звоном заполненную светом луны и ревом Краепада ночь.
Тертон, смотритель сорок пятого участка, не слышал подобного трезвона с той самой ночи, когда пять лет назад в Сеть угодило гигантское чудовище-кракен. Он высунулся из своей хижины, которая за неимением на данном участке подходящего островка была построена на деревянных сваях, вбитых в дно моря, и уставился в темноту. Раз или два ему показалось, что он заметил вдалеке какое-то движение. Строго говоря, ему следовало бы сплавать туда на лодке и выяснить причину поднятой какофонии. Но в холодной и сырой темноте эта идея показалась не такой уж замечательной. Он захлопнул дверь, обернул вокруг бешено звякающих колокольчиков кусок мешковины и попытался снова заснуть.
У него ничего не вышло, потому что теперь загудели верхние веревки Окружносети, словно на нее наскакивало что-то большое и тяжелое. После нескольких минут, проведенных в разглядывании потолка и упорных потугах не думать о длинных толстых щупальцах и глазах величиной с пруд, Тертон задул фонарь и приоткрыл дверь.
Что-то и впрямь приближалось вдоль Сети, передвигаясь огромными скачками, покрывая по нескольку метров за раз. Оно перепрыгнуло через Тертона, и тот на мгновение узрел нечто прямоугольное, со множеством ножек, увешанное водорослями и – хотя оно не имело никаких черт, по которым он мог судить об этом, – не на шутку рассерженное.
Хижина, когда сквозь нее пронеслось чудовище, разлетелась в щепки, но Тертон, уцепившись за Окружносеть, спасся. Несколько недель спустя его подобрал возвращающийся спасательный флот, а впоследствии он бежал из Крулла на угнанной линзе, обнаружив у себя потрясающей силы гидрофобию. Много трудностей ему пришлось перенести, но в конце концов Тертон добрался-таки до Великого Нефа. Однако даже эту область, которая была настолько засушливой, что фактически там наблюдался отрицательный уровень осадков, Тертон счел до неуютного сырой и промозглой.
– Ты дверь проверил?
– Да, – сказал Двацветок. – И она не менее заперта, чем тогда, когда ты спрашивал в последний раз. Хотя есть еще окно.
– Замечательный путь бегства, – пробормотал Ринсвинд со своего посадочного места посредине стены. – Ты говорил, оно выходит на Край. Чего нам стоит сигануть туда? Понесемся через пространство, может, в сосульки превратимся или в другой мир врежемся. А если повезет, то угодим прямо в пылающее сердце какого-нибудь солнца.
– Стоит попробовать, – заметил Двацветок. – Печенья из водорослей хочешь?
– Нет!
– Ты вообще собираешься спускаться?
Ринсвинд зарычал – частично от смущения. Гархартра употребил редко используемое и трудно осваиваемое заклинание под названием Частный Гравитационный Расстройник Атаварра. Практический результат этого заклятия состоял в том, что, пока оно сохраняло силу, тело Ринсвинда искренне было убеждено, что пол находится под углом в девяносто градусов к тому направлению, которое принималось за «низ» большинством обитателей Диска. В сущности, волшебник сейчас стоял на стене.
Тем временем брошенная им бутылка висела без всякой поддержки в воздухе в нескольких ярдах от него. В ее случае время… ну, не то чтобы совсем остановилось, но на несколько порядков замедлилось. За несколько часов ее траектория относительно волшебника и Двацветка изменилась лишь на пару дюймов. Стекло мерцало в лунном свете. Ринсвинд вздохнул и попытался поудобнее устроиться на стене.
– Почему ты вечно такой спокойный? – раздраженно спросил он. – Нас тут собираются принести в жертву неизвестно какому богу, а ты сидишь и равнодушно трескаешь жареный хлеб с морскими уточками.
– Ничего, какой-нибудь выход найдется, – откликнулся Двацветок.
– Знать хотя бы, за что нас собираются приговорить, – продолжал волшебник.
«Ты что, очень хочешь это знать?»
– Это ты сказал? – осведомился Ринсвинд.
– Сказал что? – спросил Двацветок.
«Ты слышишь меня», – заявил голос у Ринсвинда в голове.
Волшебник резко выпрямился вбок.
– Кто ты? – спросил он.
Двацветок бросил на него встревоженный взгляд.
– Я Двацветок. Надеюсь, ты меня помнишь?
Ринсвинд обхватил голову руками.
– Это все-таки случилось, – простонал он. – Мой рассудок покидает меня.
«Неплохая идея, – заметил голос. – Тут становится слегка тесновато».
Заклинание, прикреплявшее волшебника к стене, с тихим «чпок» истекло. Ринсвинд упал и приземлился на полу бесформенной кучей.
«Осторожнее, ты меня чуть не раздавил».
Ринсвинд кое-как приподнялся на локтях и сунул руку в карман балахона. Когда он ее вытащил, на его ладони сидела зеленая лягушка. Глаза амфибии странно светились в полумраке.
– Ты? – сказал Ринсвинд.
«Опусти меня на пол и отойди назад». Лягушка моргнула.
Волшебник повиновался и заодно утянул от греха подальше ошарашенного Двацветка.
В комнате потемнело. Послышался похожий на вой ветра звук. Откуда ни возьмись, появились полосы зеленого, пурпурного и октаринового тумана. Они начали закручиваться в спирали, быстро приближаясь к распластавшейся на полу амфибии и рассыпая вокруг крошечные молнии. Лягушка исчезла в золотистой дымке. Туман постепенно распространился вверх, заполняя комнату теплым желтоватым светом. Сквозь дымку проступили очертания темной фигуры, которая колыхалась и менялась прямо на глазах. Высокое, сводящее с ума гудение мощного магического поля не прекращалось…
Так же внезапно, как и появился, магический смерч исчез. На полу, занимая то место, где раньше была лягушка, сидела лягушка.
– Фантастика, – сказал Ринсвинд.
Лягушка с укором посмотрела на него.
– Просто потрясающе, – кисло объявил он. – Лягушка, магическим образом превращенная в лягушку. Чудеса, да и только.
– Обернись, – произнес чей-то голос за спиной.
Это был мягкий, женственный, почти зазывный голос, с которым приятно пропустить пару стаканчиков, но исходил он из того угла комнаты, где вообще не должно было быть голоса. Ринсвинд и Двацветок умудрились повернуться, не сделав ни одного движения, словно пара статуй, вращающихся на своих постаментах.
В предутреннем свете стояла женщина. Она выглядела… она была… у нее было… на самом деле она…
Позже Ринсвинд и Двацветок так и не сошлись в мнениях по поводу представшей перед ними дамы. Обоим она показалась прекрасной (хотя какие именно физические черты делали ее красивой, им установить не удалось), и у нее были зеленые глаза. Не бледно-зеленые, какими бывают обычные глаза, – ее глаза отливали зеленью, как молодые изумруды, и блестели, как две стрекозы. А один из немногих подлинно магических фактов, которые были известны Ринсвинду, гласил: ни один бог, ни одна богиня, какими бы своевольными и непостоянными они ни были, не может изменить цвет и природу своих глаз…
