Андрей Белянин - Опергруппа в деревне
Сказочная реальность в белянинском цикле постепенно трансформируется. Не только она воздействует на главного героя, но и сам Никита Ивашов во многом способствует изменению окружающих его реалий. Это объективный закон, и никуда от него не деться. Еще Марк Твен блестяще проиллюстрировал его в «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура». Столица Гороховой державы, Лукошкино, мало-помалу превращается в современный нам окраинный губернский городок. Что ж тут удивляться, если деревенька Подберезовка, куда решила вырваться на лето опергруппа, является слепком сотен и тысяч российских деревень с их извечными проблемами. Нет, не в дорогах дело и даже не в дураках. Догадались? Ну конечно же. Она, aqua vita. Нет меры хмелю русскому.
Надо отдать должное такту Белянина, пьянство в его книге отнюдь не дикое и беспробудное, а именно веселое. «Ибо веселие есть Руси пити», – как говаривал когда-то Владимир Красное Солнышко. Да, в Подберезовке спиртное льется рекой. И не просто «меда стоялые», более приличествующие времени и месту, а именно знакомый всем мутный и валящий с ног сорокаградусный самогон (вот оно, волшебное изменение реальности, а ведь Менделеев-то еще не родился). От него на такие подвиги тянет, такое может привидеться, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Пристроить замуж вдовую матушку Митьки Лобова за дьяка Филимона Груздева – это деяние, достойное стать вровень с двенадцатью подвигами Геракла. Особенно ежели на трезвый глаз присмотреться к Марфе Петровне. Такая точно и коня на скаку остановит, и в горящую избу войдет. А попутно в бараний рог сомнет все мужское население деревни. Образ истинно русский, былинный, берущий начало еще в сказаниях о Василии Буслаеве и Добрыне. Подобные типажи рождаются только в наших селеньях. И они не редкость. Стоит лишь посмотреть на кузнецову дочурку Маньку, лихо науськивающую свою коровенку на главу всей лукошкинской милиции, как становится понятным, что старому поколению растет достойная смена. Держись, Митька! От такой не спрячешься даже в холме со спящей красавицей. С тобой на дело пойдет.
В повести причудливо переплелись мотивы нескольких сказок Пушкина. Кроме упомянутой поэмы-сказки «Руслан и Людмила», здесь есть переклички с «Золотым петушком» и «Мертвой царевной». От первого книге достался ярко выраженный восточный колорит. Белянин пока еще не бывал на Востоке, но его неуемная натура уже давно бродит там, так сказать, виртуально. И писателю там достаточно комфортно. Не потому ль, что он родился и живет в Астрахани, где причудливо сошлись Восток и Запад? И вот из книги в книгу кочует почтительное отношение к древней и таинственной ориентальной культуре, проявляющееся то так, то этак. Евангельский символ поющего петуха, гонящего прочь силы тьмы, призывающего к пробуждению, победе над злом, вообще довлеет в цикле. А в последней книге особенно. И неважно, что глупая птица служит поводом для постоянного подшучивания и подтрунивания (снова признак нашего времени, когда многие символы переосмыслены и унижены). Ее сила от этого не убудет.
Еще Андрей Белянин неравнодушен к восточной кухне. Острой, пряной, затейливой. В последнее время писателю часто приходится бывать на Западе (в Чехии идет работа над экранизацией ряда его произведений, в Польше переводятся и издаются книги – надобно за всем присмотреть). Отдавая дань тамошней культуре и быту, фантаст явственно тоскует по настоящему застолью. Отсюда и яркие картинки пиров в белянинских сочинениях. Остроумным сюжетным ходом в этой связи стало введение в ткань повествования неожиданной для русской сказки фигуры – домового «кавказской национальности» Назима. Наверняка ему приданы черты кого-либо из знакомых автора (он частенько любит выводить в книгах своих знакомых), потому как уж больно живым и правдоподобным получился. Это настоящий горский мужчина, знаток кулинарных тонкостей и правил обхождения дорогих гостей. Именно такие и держат лучшие чайханы и рестораны, к которым не зарастает народная тропа. Умея подать, принести, он еще и попотчует свежими новостями, даст дельный совет. Восточной экзотики прибавляют повести и иные персонажи. Кроме Кощея Бессмертного, это уже знакомый и, несомненно, любимый читателями Шмулинсон. Правда, в нем больше одесского и жмеринского колорита, чем ветхозаветного, но этим он и мил публике.
И, однако, главным сюжетным стержнем остается мотив, взятый из «Сказки о мертвой царевне и семи богатырях». Достаточно жуткий мотивчик-то. Представьте себе полый холм, засыпанный солью, в котором хранится хрустальный ларь-гроб с полуживой-полумертвой красавицей. И ее ни при каких условиях не рекомендуется оживлять. Ибо настанут последние времена для всего населения земли. Снова Никите Ивашову и его «оперативникам» приходится мир спасать. Книга Белянина строится на резком контрасте деревенской идиллии и чего-то неведомо тревожного. Странно… Однако писатель вновь почувствовал и отразил в на первый взгляд легком и незатейливом произведении признаки нашего времени. Вроде более-менее и хорошо все вокруг, а душа не на месте. Как-то некомфортно ей, чего-то не хватает. Чего? «Чую, что зло грядет», – описал это состояние Брэдбери. Так и здесь.
Вселенское зло у Белянина конечно же карикатурно, хотя и здесь можно поспорить. Карга-Гордыня в повести имеет два обличья. Одно неимоверно прекрасное, могущее прельстить любого (как и положено спящей в хрустальном гробе красавице), а второе – неописуемо жуткое и безобразное. Такова черная богиня Кали в индийских сказаниях (и вновь «восточный» след!), пару раз мелькавшая в других сочинениях фантаста. Этакую ничем не возьмешь. Разве что «луной и солнцем, землей и водой». Ничего не напоминает? Правильно, речь идет о тех самых двух жемчужинах, которые подарили Никите русалки. Но не только. Вспомним о первых днях Творения. Что создал Господь? Луну и солнце, землю и воду. То есть в ход сюжета косвенно вмешивается сам Промысел. Никому не позволено до срока вмешиваться в мировой порядок. А кто тот срок отмерил? Ужели, как всегда у нас, Пушкин? Не спешите и думайте, думайте, уважаемый читатель.
Игорь Черный
