Terry Pratchett - Добрые предзнаменования (пер. В.Филиппов)
Бобик, заметив внимание к себе, радостно вскочил на задние лапы.
– Такие, как вы, и едят всех китов, – сурово сказал ему Адам. – Могу поспорить, на твою долю приходится уже чуть ли не целый кит.
Бобик, ненавидя себя последней оставшейся в душе сатанинской искрой, склонил голову набок и жалобно завыл.
– Ничего себе мир, в котором придется расти, – сказал Адам. – Ни китов, ни воздуха, и все плавают в лодках, потому что уровень моря поднимается.
– Тогда атлантянам только и будет хорошо, – жизнерадостно заметила Язва.
– Угу, – отозвался Адам, хотя на самом деле не слушал.
В голове у него творилось что-то странное. Она болела. В ней появлялись мысли, которых он не собирался думать. Они шептали ему: Ты можешь что-то сделать, Адам Янг. Ты можешь все исправить. Ты можешь сделать все, что захочешь. А то, что говорило ему это, было… им самим. Частью его, спрятанной глубоко-глубоко. Частью, которая была с ним все эти годы, причем оставаясь незамеченной, словно тень. Она говорила: да, это никудышный мир. Он мог быть лучше. Но он отвратителен, и настало время что-то с ним сделать. Для этого ты здесь. Чтобы все исправить.
– Потому что они смогут отправиться куда угодно, – продолжала Язва, с беспокойством глядя на него. – Атлантяне, то есть. Потому что…
– Я сыт по горло всеми этими атлантянами и тибетцами, – резко заявил Адам.
Остальные ЭТИ уставились на него. Им еще не приходилось видеть его таким.
– Им-то хорошо, – продолжал Адам. – Они все ходят, расходуют всех китов, и уголь, и нефть, и озон, и джунгли, и все прочее, а нам ничего не останется. Нам надо лететь на Марс, и все такое, а не сидеть тут в темноте и сыри, и ждать, пока улетучится весь воздух.
Это был не тот Адам, которого знали ЭТИ. Они старались не смотреть друг другу в глаза. В присутствии такого Адама мир казался холодным и враждебным.
– Лично мне кажется, – Брайан попробовал подойти к делу прагматично, – лично мне кажется, что лучшее, что ты можешь сделать – перестать читать об этом.
– Ты уже это говорил, – ответил Адам. – Или что-то похожее. Растешь себе, читаешь про пиратов, ковбоев, космонавтов и так далее, и как раз когда начинаешь думать, сколько всего удивительного в мире, тебе говорят, что на самом деле здесь одни мертвые киты, вырубленные леса, и тема-ядерные отходы, и все это на миллионы лет. Не стоит и расти в таком мире, если хотите знать.
Остальные ЭТИ обменялись взглядами.
На мир действительно упала тень. На севере в небе клубились грозовые облака, и лучи солнца просачивались сквозь них, словно небо раскрашивал любитель-энтузиаст.
– Я считаю, с этим пора кончать и начинать все заново, – сказал Адам.
Этот голос не был похож на голос Адама.
Холодный ветер пронесся в летней листве.
Адам посмотрел на Бобика, который пытался встать на голову. Вдали послышался раскат грома. Адам наклонился и рассеянно погладил собаку.
– И поделом им, если все эти тема-ядерные бомбы взорвутся, и все начнется заново. Только нужно правильно все сорганизовать, – сказал Адам. – Иногда я думаю, что мне хочется, чтобы так и случилось. А потом мы сможем все исправить.
Снова послышался гром. Язву бросило в дрожь. Это не было похоже на обычную бесконечную, словно записанную на ленте Мебиуса, болтовню, за которой ЭТИ могли проводить час за часом. В глаза у Адама появилось выражение, которое его друзья не могли постичь – не то, чтобы в них чертики плясали, это как раз было бы как всегда, более или менее – у него в глазах была какая-то серая пустота. И это было намного хуже.
– Ну, не знаю насчет нас, – отважилась Язва. – Насчет нас не знаю, потому что если все эти бомбы подвзорвутся, нас всех разнесет на кусочки. Я, как мать нерожденных поколений, против.
Остальные ЭТИ с интересом поглядели на нее. Она пожала плечами.
– И тогда миром будут править гигантские муравьи, – с дрожью в голосе сказал Уэнслидейл. – Я видел этот фильм. Или все будут ездить с обрезами на машинах, утыканных пулеметами, и ножами, и пушками…
– Я бы не допустил никаких гигантских муравьев, и вообще ничего подобного, – Адам оживился, что выглядело жутковато. – И с вами все было бы в порядке. Я бы об этом позаботился. Вот это была бы шутка – заполучить весь мир только для нас, а? Мы могли бы поделить его. Устроить такие игры! Играть в войну – настоящими армиями, и все такое.
– Но ведь людей-то никого не будет, – пискнула Язва.
– А, людей бы я нам сделал, – отмахнулся Адам. – Тех, из кого можно набрать армию – легко. Каждый мог бы взять себе четверть мира. Ты, к примеру, – он ткнул пальцем в Язву, и она отшатнулась, словно палец Адама был раскаленной кочергой, – могла бы взять себе Россию. Она красная, и ты красная – ну, рыжая, какая разница? А Уэнсли может взять Америку, а Брайан пусть берет… пусть берет Африку и Европу, и тогда…
Даже охваченные все усиливающимся ужасом, ЭТИ мысленно рассмотрели такое заслуживающее внимание предложение.
– Э-э… – начала, заикаясь, Язва, а внезапно налетевший ветер хлестнул по ее майке, – а с чего это Уэнсли получит Америку, а я – только Россию? В России скучно.
– Можешь взять еще Китай, Японию и Индию, – ответил Адам.
– Тогда мне останется только Африка и кучка унылых крошечных стран, – сказал Брайан, торгуясь даже на грани срыва в катастрофу. – От Австралии я бы не отказался, – добавил он.
Язва толкнула его в бок, и со значением затрясла головой.
– Австралию получит Бобик, – заявил Адам, и в глазах у него зажегся огонь творения, – потому что ему нужно много места, чтобы бегать. А еще там полно кроликов и кенгуру, за которыми он сможет гоняться, и…
Тучи расплывались по небу во все стороны, словно чернила в миске с чистой водой, двигаясь быстрее ветра.
– Да не будет никаких кро… – взвизгнул Уэнслидейл.
Адам не слышал его. Он слышал только тот голос, что звучал в его голове.
– Ничего хорошего не вышло, – сказал он. – Надо начинать заново. Просто спасем тех, кого хотим спасти, и начнем снова. Это лучше всего. Если подумать, этим мы окажем Земле услугу. Я начинаю гневаться, когда вижу, до чего эти старые психи ее довели…
* * *– Это память, понимаешь, – сказала Анафема. – Она работает как назад, так и вперед. Генетическая память, я имею в виду.
Ньют смотрел на нее вежливо, но абсолютно непонимающе.
– Вот что я пытаюсь объяснить, – терпеливо продолжила она. – Агнесса не видела будущее. Это просто метафора. Она помнила его. Не очень хорошо, конечно, и пока это фильтровалось через ее собственное понимание, все немного перепутывалось. Мы считаем, что ей лучше всего запоминалось то, что случится с ее потомками.
– Но ведь если вы отправляетесь именно туда, и делаете именно то, что она описала, а то, что она описала – это ее воспоминания о том, где вы были и что делали, – сказал Ньют, – тогда…
– Я знаю. Но есть, ну… своего рода свидетельства, что это именно так, – сказала Анафема.
Они склонились над картой, развернутой на столе. В углу бормотал приемник. Ньют четко осознавал, что рядом с ним сидит женщина. Будь профессионалом, сказал он себе. Ты солдат, так ведь? Ну, практически солдат. Так и веди себя как солдат. Он долю секунды подумал над этим предложением. Ну, то есть как уважающий себя солдат примерного поведения. Он принудил себя снова вернуться к обсуждаемой теме.
– Почему Нижний Тэдфилд? – спросил Ньют. – Меня заинтересовала только погода. Оптимальный микроклимат, как ее называют. Это означает, что здесь – крошечное место, в котором своя собственная хорошая погода.
Он посмотрел в ее записи. Что-то с этим местом явно было не то, даже если не обращать внимания на тибетцев и НЛО, которые на данный момент, похоже, расплодились уже по всему миру. Район вокруг Тэдфилда отличался не только погодой, по которой можно было проверять календарь: он также удивительным образом не поддавался никаким переменам. Здесь, казалось, никто не строил новых домов. Не наблюдалось никаких переездов. Доля лесов и живых изгородей была явно выше современной нормы. Единственная птицефабрика, которую здесь открыли, прогорела пару лет назад, и ее место заняла старомодная ферма, хозяин которой занимался разведением свиней, позволяя им без всякого присмотра бегать по огромному яблоневому саду, и продавал свинину по рекордно высоким ценам. Обе местные школы, по всей видимости, с потрясающим успехом сопротивлялись новым тенденциям в педагогике. Скоростное шоссе, которое превратило бы Нижний Тэдфилд в подобие кучки забегаловок с названиями типа «Беспечный едок» у перекрестка №18, свернуло в сторону, не дойдя до Тэдфилда пяти миль, обогнуло его по огромной дуге и пошло дальше, не подозревая о существовании этого маленького островка деревенской безмятежности, который оно миновало. О причинах этого, видимо, никто не догадывался: у одного из проектировщиков шоссе вдруг случился нервный срыв, другой ушел в монахи, а третий отправился на Бали рисовать обнаженных женщин.
