Сергей Платов - Дружина специального назначения
— Старший богатырь киевского князя Берендея. Со мной «Дружина специального назначения». Прибыли ко двору князя Сигизмунда на предмет восстановления дружеско-денежных отношений с Киевом, — неожиданно даже для себя отрапортовал Илюха, видимо почувствовавший, что с этими ребятами можно договориться только без применения силы.
Удивительно, но напряжение на лицах ратников в момент исчезло, а руки отпустили рукояти мечей.
— От Берендея, значит. Последний шанс этому оболтусу решили дать? — довольно хмыкнул в бороду старший.
— Ну да, — согласился немного удивленный Солнцевский. — А вы кто будете?
— Лично я бывший воевода старого князя Лазаря, — с легкой грустью ответил витязь, — а это остатки старой дружины. Молодой князь нас только до крыльца и допускает. Набрал таких же при... — тут бывший воевода немного замялся, — ну, в общем, как он сам.
— А вы что же не подскажете молодому, как по понятиям жить? — удивился Изя.
— Ха! Много он нас слушает. Он считает, что самый умный и самый сильный, а таким советы не нужны. Вот Лазарь, покойный, ведал, что с Киевом дружить надо, а не воевать. Что мы для Киева? Хлоп, и нет нас. Я вообще удивляюсь, что после того, как сборщиков податей из города выкинули, вас прислали, а не дружину.
— Так мы дружина и есть. Только специальная, как раз вот для таких случаев, — пояснил Илюха. — Просто Берендей не хочет крови.
— Так никто не хочет!
— Мы можем пройти? — перевела в нужное русло разговор уже успевшая приуныть Любава.
Воевода даже закряхтел от такого самого что ни на есть простого вопроса.
— А с теми, что у ворот, что?
— Хамили, а теперь отдыхают, — вполне искренне ответил Солнцевский.
Урюпчанин посмотрел на остальных и, немного подумав, решил еще уточнить один вопрос.
— Бить будете?
— Как придется, — не соврал Илюха.
— Только, чур, не калечить, хоть и дурной, а все ж князь.
— Да я чуть-чуть, для острастки только, — пожал мощными плечами Солнцевский.
— Во-во, для острастки его, только чтобы следов не осталось. А то совсем нет сил смотреть, как княжество гибнет.
Судя по всему, данное решение далось верному воеводе непросто, и он торопливо добавил:
— Идите быстрее, пока я не передумал.
Друзья не заставили повторять им дважды и торопливо направились в княжеские палаты.
— Только вот еще... Врежь-ка нам посильнее, чтобы, так сказать, было видно, что мы героически сопротивлялись.
Илюха замялся. Врезать-то, конечно, было несложно, но ведь перед ним стоял человек, невольно вызывающий уважение.
— Не могу, — после небольшой паузы признался Солнцевский. — Может, вы сами как-нибудь?
— В смысле? — не понял бывший воевода.
— А чего тут непонятного? — как всегда, влез Изя. — Вмажьте друг другу пару раз, да и дело с концом. Вишь, мой друган ветеранов уважает, так чего же ты его в конфликт с совестью вгоняешь. А у вас небось за столько лет совместной службы накопились друг к другу вопросы. Вот и не держите в себе, дайте эмоциям выход.
Воевода потер лоб, посмотрел на стоящего рядом витязя и улыбнулся. Улыбка, мягко говоря, не предвещала ничего хорошего.
— Ну так мы пошли? — поинтересовался коварный Изя.
— Идите, мы, пожалуй, и вправду сами справимся. Прав ты, действительно найдется, что припомнить.
Друзья быстренько прошмыгнули в терем.
— Учтите, у него у дверей еще стража будет. Так можете глушить смело, полные отморозки.
Последнее слово было заглушено звуком мощного удара. Дальше удары засвистели один за другим.
— Ну ты и провокатор! — зашипел на Изю Солнцевский.
— Зато на службе останутся и, глядишь, в должности восстановятся как героически оберегающие князя, — парировал на бегу Изя.
Вся компания с треском ввалилась в зал, в дальнем углу которого виднелась заветная дверка. Однако путь к ней преградили трое молодцов уже с мечами наголо.
— Давай, Любаша, покажи им, как рак на горе свистит. — Илюха подтолкнул вперед Любаву и уже привычно заткнул уши и открыл рот.
Изя с Мотей поступили более кардинально и быстро ретировались назад, плотно прикрыв за собой двери.
Соловейка подпустила наступающих поближе и свистнула. Богатыри разлетелись кто куда.
— Слушай, а на тебя что, свой свист не действует? — тряся головой, поинтересовался Илюха.
— Нет, — пожала плечами Соловейка. — Я вообще не понимаю, что это вы все такие нежные.
— Ничего себе нежные, да ты своим свистом слона завалить сможешь, — вернулся из эвакуации Изя.
— Не знаю, не пробовала, — честно призналась Любава. — А кто такой слон?
Объяснять, кто такой слон, у приятелей не было ни желания, ни времени. Необходимо было срочно закрепить первоначальный успех и до конца использовать фактор неожиданности.
Любава была оставлена в тронном зале, дабы своим бодрящим свистом не допустить появления основных сил противника. Решительный вид Соловейки и прекрасная акустика в зале позволяли друзьям рассчитывать на возможность провести разъяснительную беседу с князем без свидетелей.
Илюха решительно толкнул дверь княжеских покоев и шагнул вперед. Следом, толкая друг друга, протиснулись Изя и шаловливо настроенный Мотя.
Князь Сигизмунд оказался действительно довольно молод и сильно нагл.
— Кто такие? Откуда взялись? А это что еще за тварь? Стража!
Мотя, только что несправедливо обозванный тварью, немного обиделся и с треском перекусил ножку изящного дивана, стоящего в углу.
— А за тварь ответишь! — опять закипел Илюха.
— Илюша, ты только не нервничай и не встревай, а то будет как в прошлый раз. Второго пришибленного князя нам с тобой Берендей уже не простит.
Тут Изя подмигнул богатырю. Илюха, подкованный в процессуальных уловках, тут же понял намек черта. Что ж, вариант «плохой — хороший полицейский» стар как мир, но до сих пор работает исправно.
— Вечно ты со своими нежностями, дадим ему по кумполу, и всего делов.
Мотя, обрадованный поддержкой, перекусил оставшиеся ножки, и диван с грохотом рухнул.
— Он мою мебель жрет! — завопил меркантильный Сигизмунд.
— Нечего было нашего Мотю нехорошими словами обзывать, — отрезал Изя и, набрав побольше воздуха, начал вести переговоры: — Ваш батюшка, уважаемый Сигизмунд, давал клятву вассальной верности Киеву, со всеми вытекающими из этого материальными, политическими и военными обязательствами. Ваше же необдуманное поведение поставило Усть-Урюпинск на грань войны. Мы, «Дружина специального назначения», прибыли от Берендея с последним предупреждением. Если вы...
— Совсем Берендей из ума выжил, если для разговора таких шутов посылает. Тоже мне, дружина! — Сигизмунд вспомнил, кто в доме хозяин, и сам пошел в атаку. — Вы хоть понимаете, что не пройдет и минуты, как мои богатыри меня освободят?
— Это маловероятно, — почти спокойно заметил Изя, с трудом пропустив мимо ушей «шутов», ведь по сценарию он был добрым полицейским. — Видите ли, в нашей команде присутствует очень талантливая молодежь. Так вот она позволит нам поговорить в спокойной обстановке, без присутствия ваших головорезов.
Характерный свист Соловейки, сильно заглушенный дубовыми дверьми, оказался лучшим подтверждением Изиных слов.
— Так вот, предлагаю вам добровольно, так сказать на общественных началах, восстановить отношения с Киевом, погасить задолженность, проплатить набежавшие проценты по вкладу и жить в свое удовольствие в своем Урюпинске. И я, как главный и бессменный казначей команды, обещаю провести деньги по наиболее выгодной схеме. И не будь я Изей, чтобы...
Мотя за время небольшой речи черта уничтожил еще два резных стула и принялся за шкаф. Хруст уничтожаемой мебели явно был не по душе князю, и он взорвался:
— Ты приперся ко мне в терем, перебил стражу, запустил сюда какого-то троглодита (опять Моте досталось), который жрет мою мебель, так ты еще и иудей?
— Это-то тут при чем?! — не выдержав своей роли до конца, взвился Изя.
— При том!
— Не еврей я, меня просто так мама с папой назвали!
— Просто так мама с папой называть не станут!
Наверное, они бы еще долго орали друг на друга, но тут с жутким грохотом рухнул наполненный всяческой посудой шкаф. Довольный произведенным эффектом Мотя сиял как начищенный самовар. У Гореныша очень давно чесались зубы на мебель, но, как воспитанный Змей, он не мог себе позволить грызть ее в «Чумных палатах», а уж здесь решил оторваться по полной.
— Заберите вашего монстра, он меня бесит!
Илюха, хотевший было приостановить пыл Гореныша, тут же передумал.
— Не ори, Мотя еще маленький, у него просто зубки чешутся.
— Пусть он их в лесу чешет! — уже перешел на визг Сигизмунд, с ужасом наблюдая, как превращается в кучу жеваной древесной трухи его рабочий стол.
Между тем Изя, изрядно подустав в роли доброго, плюхнулся на предпоследнее целое кресло (последнее занял Илюха.).
