Лина Наркинская-Старикова - Врачебная сказка, или Операция "Алатырь"
— Введите! — властным тоном потребовала княжна. Держа с двух сторон под руки, два бугая втащили в горницу в дрезину пьяного Гвидона. На ногах стоять самостоятельно он не мог, поэтому был брошен на узкую лавку, как мешок с мукой. По бокам тут же стали по стойке смирно два втащивших его охранника, дабы правящая особа не свалилась на пол.
— Господа! — обратился в нашу сторону Орландо, стоя на табуретке. С трибунами в княжестве были проблемы. — Разрешите представить на ваш суд этого субъекта. Он обвиняется в регулярном распитии спиртных напитков, участии в азартных играх, разбазаривании государственного имущества и полном игнорировании исполнения супружеского долга. Царевна на последних словах всхлипнула и зарделась одновременно. — Заслушаем пострадавшую! — Княжна под всеобщее одобрение заняла освобожденный табурет — трибуну:
— А что я должна говорить? — шепнула она бывшему ангелу.
— Все, — подбодрил ее новоявленный судья. — И без обмана! Народ — он обвел рукой присутствующих — желает знать в лицо своих героев!
— А судьи кто? — подал голос Гвидон, окинув мутным взглядом высокое собрание. Затем с трудом приподнявшись на локте, заголосил дурным голосом:
— А я на скамье, на скамье подсудимых… — и рухнул наземь. Бугаи тут же вернули непослушное тело князя на место.
— Вот! Люди добрые! Смотрите на вашего правителя! — заголосила Царевна — Лебедь. — Вот, кто казну всю растранжирил! Закидать бы тебя камнями! — зло шикнула она в сторону мужа. Тот, изучая потолок, насвистывал какую — то блатную мелодию типа "Мурки", расположившись поудобней на скамье.
— Такое государство развалил, бездарь! — продолжала обвинительную речь княжна. — А мою белочку — любимицу как изувечил, ирод! — она опять всхлипнула, очевидно, вспомнив свою зверушку.
— Не пойман, не вор! — выдал, с трудом выговаривая слова, Гвидон. — Ты меня за руку ловила?
— А кто белочку к пиву приучил и показал, как из орешков золотых козинаки делать, а потом вместе с ней их жрать пытался? — завопила княжна.
— Любимая, тебе показалось, — выдал щербатую улыбку князь.
— А кто в церкви с Балдой на щелбаны играл? — продолжала выкрикивать обвинения Царевна — Лебедь.
— Так сам поп в игре участвовал, — оправдался Гвидон, трезвея.
— А кто Кощею в кости все изумруды проиграл?
— Так то когда было, — возмутился князь. — И всего — то один раз. Это ж разве порок?
— А кто золотую рыбку тридцати трем богатырям в очко проиграл? Я тебе сейчас покажу "тройка, семерка, туз!". — Царевна спрыгнула с импровизированной трибуны и рванула с кулаками к супругу. Орландо махнул рукой бугаям, и те мигом загородили сжавшегося в комок князя. Княжна застыла столбом от такой наглости подданных. Гвидон же за эти мгновения протрезвел окончательно. Он сел на скамейке и обхватил голову руками.
— Пострадавшая! — обратился Орландо к царевне. — Суд будет вынужден удалить вас из зала заседаний. Вернитесь на место! — Княжна, хмыкнув, гордо взошла на табурет. — У вас все? — уточнил у нее бывший ангел. — Или вы хотите еще что — нибудь добавить к сказанному?
— Пусть люди скажут, — огрызнулась пострадавшая. — Его выходки все видели, а уж сколько от них настрадались! — Она спрыгнула с табуретки и жестом пригласила желающих изобличить Гвидона. Из толпы отделился здоровенный детина и важно зашагал к центру зала. Орландо, пошептавшись с царевной, выкрикнул:
— Приглашается свидетель обвинения — Старший из тридцати трех богатырей.
Детина отодвинул в сторону табурет, прокашлялся и пробасил:
— Ты на нас не серчай, царевна. Рыбка — то в государстве осталась и, как и прежде, всегда к твоим услугам. Мы холим и лелеем ее. Возвернём, только дай команду. А вот что нам с дядькой нашим делать, Черномором, прикажешь? — он вскинул бровь и, повернувшись в сторону Гвидона, продолжил: — Князь ведь заспорил с ним, что дядька Черномор проведет ночь в хрустальном гробу, что на ветвях в чаще висит, и проспит там, как убитый. Дядька — то с пьяну полез, чуть не убился! А князь наш, Гвидон всю ночь ему дурным голосом песни орал, пугал, значит. Черномор теперь не слышит на одно ухо и писается от каждого шороха!
— Я не пугал вовсе! — выкрикнул из — за спин охранников Гвидон. — Я ему колыбельные пел, чтоб спалось лучше! В гробу ведь человек был все — таки!
Царевна замахнулась, князь сразу ретировался за широкие спины бугаев и смолк. Толпа перешептывалась и возмущенно качала головами.
— А в поход какой идти надо будет, и как пойдем теперь? — задал вопрос князю богатырский старшина.
— А что такое? — всполошилась Царевна — Лебедь.
— Да как же, матушка, ужель не ведаешь? Твой супруг законный, наш князь удалой чешую нашу богатырскую в бочку свою любимую законопатил и бросил в море — окиян. Еще записку туда засунул. — Он достал рваную бумажку и зачитал: "Тому, кто сие найдет: коли хочешь неимоверного везения в жизни, надобно плюнуть на каждую чешуйку, протереть ее до блеска, потом зачистить и законопатить в бочку. А бочку сию перегнать потом пяти хорошим людям, коим ты добра желаешь. И будет тебе несказанное счастье! Прерывать нельзя!" — Закончив чтение, старшой богатырей, молча, продемонстрировал желающим бумагу. Несколько человек, переглянувшись, рванули из зала. — Вот, смотри, княжна, побежал народ счастье себе добывать, а мы так и сидим — без снаряжения!
— А ты куда смотрел, олух великовозрастный? — рявкнула княжна, всплеснув руками. — Сам — то мой Гвидон силком с вас содрать мундирчики — то не смог бы.
— Так он нам перед этим зелье принес, сказал "Для усиления мужской силы", — зарделся детина. В зале начался приступ хохота. Княжна только устало махнула рукой.
— Есть еще желающие высказаться? — спросил у толпы местный судья. На середину комнаты выскочил маленький юркий старичок в чалме.
— Я хочу сказать. — Он лихо запрыгнул на табуретку и, отстранив Орландо, выкрикнул:
— Я — заморский купец, прибыл на остров Буян по торговым делам. Привез всякую невидаль по сниженным ценам, так князь Гвидон украл у меня редкого золотого петушка и устроил петушиные бои с ним! Причем, вторым боевым петухом князь изволил самим стать! — Хохот в зале стал нарастать. — Дрались они до первой крови, потом мировую пили! Это ж курам на смех! — Ржание толпы заглушило что — то еще говорившего купца. Его спихнул на пол худенький дед с жидкой бородкой и одежкой из листьев.
— Это ерунда! — стукнул он кулаком по столу. — Вот мне какой урон нанес, ирод поганый! Давеча этот князь спёр у меня помело бабы Яги, которое на хранении у меня было. Натер его салом и давай русалок на нем катать над лесом! — Ржание перешло в истерический хохот. Кто — то уже не мог стоять и катался по полу, держась за живот. А старичок — лесовичок продолжал сокрушаться: — Чешуя — то у них скользкая, попадали горемычные, кто куды: кто в канаву, кто в болото, а некоторые так на ветвях и остались висеть! А тут эти ироды налетели! — старичок обличительно ткнул пальцем в богатырского старшину. Тот почему — то покраснел, а дедушка, потрясая кулаками, продолжал: — Эти — то молодые переростки увидали девок полуголых и давай по прямому назначению их пользовать. Охи, вздохи на весь лес стоят, живность уже выходить из нор боится. Не ровен час за деваху примут!
Истерический хохот сотрясал стены терема. Царевна стояла ни жива, ни мертва. Видать всей правды о подвигах мужа она не знала. Мы с Дашкой держались руками за сведенные от смеха скулы и пытались не сползти от хохота по стене. Андрюша ржал до слез. Один Орландо пытался держаться серьезно и безуспешно бегал по залу в попытках утихомирить население острова Буяна, которое как никогда соответствовало названию острова.
Когда последний истерический всплеск хохота, наконец, угас, Орландо с серьезным видом залез на импровизированную трибуну и прокричал:
— Господа, присяжные заседатели, признаете ли вы виновным во всех перечисленных грехах этого человека? — Он рукой показал в сторону Гвидона, который старался не высовываться из — за мощных спин охраны.
— Да! — заорала заведенная толпа.
Молодой человек призвал еще раз к тишине в зале и вынес приговор:
— Подсудимый князь Гвидон, вы признаетесь в беспробудном пьянстве, аморальном поведении, участии в азартных играх с вовлечением в них невинных людей, а так же в разбазаривании государственной казны и развала экономики государства! — Заморский купец и старичок — лесовичок одобрительно закивали головами. — Вам объявляется наказание в виде исправительных работ на благо родины и кодированию от пьянства пожизненно! Казнь состоится завтра на площади. Приглашаются все желающие! — толпа одобрительно загомонила. Гвидон, съежившись на лавке, пытался сделаться невидимым. Бывший ангел, а ныне всенародный судья, с удовлетворением слез с табуретки. Но, передумав, возвратился обратно: — И еще! — Толпа затихла. — До завтра князь будет содержаться под охраной этих двух молодцов и законной супруги. — Он кивнул бугаям, те в ответ щелкнули каблуками и отдали честь. — Завтра же на площади состоится первое в истории кодирование любимицы царевны — белочки, как невинно пострадавшей за родину. А князь, — зыркнул в сторону обвиняемого Орландо, — собственноручно до завтра разберет все сделанные белочкой козинаки из золотых орешков и отчистит их. Перемоет и возместит ущерб, нанесенный благодаря ему, казне! — Теперь с полным удовлетворением Орландо, крякнув, спрыгнул с табуретки и направился в нашу сторону. Даша с гордостью и обожанием смотрела на своего телохранителя:
