Терри Пратчетт - Движущиеся картинки
— Заметили, какие у нее были глаза? — спросил Гаспод.
— Они пылали! — проговорил кот. — Просто кошмар!
— Она собирается подняться на холм, — сказал Гаспод. — И мне это не нравится.
— А что тут такого? — удивилась Писк. — Она постоянно туда ходит. Каждую ночь бродит там с загадочным видом.
— Что?!
— Повторяю, каждую ночь. Но мы сочли, что у нее тоже этот, как его, романс.
— Да по одной ее походке видно, что тут что-то не то! — в отчаянии взвыл Гаспод. — Это вообще на походку не похоже, она не идет, а вышагивает. Словно повинуется какому-то внутреннему голосу, который подсказывает ей дорогу.
— И не смотри на меня так, — рявкнула в ответ Писк. — Насколько мне известно, между «вышагивать» и «ходить» почти никакой разницы.
— А ее лицо? Вы вообще куда смотрели?
— А что лицо? Такие лица у большинства людей. Все они ненормальные.
Гаспод перебирал в уме варианты. Вариантов почти что не было. Самый очевидный заключался в том, чтобы найти Виктора и немедленно тащить его сюда. Но этот вариант он забраковал. Именно такой выход выбрал бы Лэдди, который без человека шагу ступить не мог. Предполагается, что основная задача собаки, столкнувшейся с какой-то проблемой, состоит в том, чтобы придумать, как бы поскорее привести человека, который мигом все решит.
Гаспод быстрыми семенящими шажками догнал Джинджер и вцепился зубами в полу ночного халата. Однако девушка даже не замедлила движения, увлекая упирающегося пса за собой. Кот отвратительно захихикал.
— Э-эй, пора вставать! — рявкнул Гаспод, разжимая челюсти.
Джинджер шла не оборачиваясь.
— Ну что? — промяукал кот. — Видишь? Думают, что если они в картинки попали, то им теперь все можно.
— Я пойду за ней, — сказал Гаспод. — Нельзя порядочным девушкам ходить одним ночью.
— Вот в этом все собаки, — обратился кот к Писк. — Вечно к людям подлизываются. Помяни мое слово, свой алмазный ошейник и именную миску он получит.
— Тебе, котик, мех на твоей поганой шкуре стал мешать? — прорычал Гаспод, обнажая щербатые десны.
— Что за отношение?! — возмутился кот, презрительно задирая морду. — Пойдем, Писк. Наша мусорная свалка не лучшее место для существования, но помоями там обливают реже.
Они развернулись, и Гаспод некоторое время свирепо таращился им вслед.
— Шагайте, шагайте! — крикнул он им вдогонку, а сам припустил следом за Джинджер.
Сейчас он себя ненавидел. «Будь я волком, — размышлял он, — которым с формальной точки зрения я и являюсь, я бы порвал этого наглого кота в клочки — или как там это называется. Каждый знает, нельзя допускать, чтобы девушка ходила в одиночку по таким опасным местам. Да, я мог бы кинуться на него, мог бы, но не стал, решил, что это не лучший выход. И вовсе я не собираюсь присматривать за ней. Да, Виктор велел мне приглядеть за Джинджер. Но я никогда не опущусь до того, чтобы исполнять человечьи приказы. Этого вы от меня не дождетесь. Еще всякие двуногие будут мне приказывать. Глотку сорвут, оравши. Ха.
Но если с ней вдруг что-то случится, он же голову от горя потеряет, позабудет обо всем на свете — и меня кормить забудет. Не то чтобы приличный пес нуждался в человечьей кормежке, я ведь могу и олениной питаться. Да, могу, загоню оленя, прыгну ему на спину, перегрызу позвонки и буду питаться. Вот только из тарелки сподручнее…»
Джинджер не сбавляла шаг. Гаспод, свесив наружу язык, напрягал все силы, чтобы не отстать. Голова у него жутко болела.
Несколько раз он опасливо осматривался, проверяя, не видят ли его другие собаки. Если б это случилось, он всегда смог бы оправдаться тем, что, дескать, преследовал ее, а она от него убегала. Что и соответствовало действительности. Вот-вот. Все хорошо, вот только дыхалка подводит — у него и в молодые годы с дыханием было не все ладно. Держать дистанцию становилось все труднее. Могла бы и сбавить шаг, о других подумать…
Джинджер уже взбиралась по склону холма.
Гаспод хотел было залаять — а если бы кому-то вздумалось попрекнуть его этим, он бы отговорился тем, что хотел ее напугать… Но воздуха в легких хватило только на жалкий хрип.
Справившись с подъемом, Джинджер начала спускаться в небольшую, окруженную со всех сторон деревьями лощину.
Гаспод прыгнул вниз, с трудом удержался на ногах и уже открыл пасть, чтобы прохрипеть предупреждение — как вдруг замер, точно проглотил язык.
Ибо щель между дверью и косяком стала на несколько дюймов шире. Медленной струйкой песок катился по склону холма.
А кроме того, Гаспод ясно слышал голоса, изрекающие, как ему показалось, не слова, но предтечи слов, чистый смысл, ничем не прикрытый. Гудение наполнило его голову, словно Гаспода окружил рой комаров, вымаливающих что-то, о чем-то упрашивающих, и вдруг…
…Он превратился в самого знаменитого пса на всем Плоском мире. Свалявшиеся клубки шерсти были заботливо распутаны, а вылинявшие проплешины покрылись дивными кудряшками; мех буквально лоснился на его необъяснимо пружинистом, легком теле; пасть наполнилась здоровыми, крепкими зубами. Одно за другим ему подносили блюда, дымящиеся не многоцветными органами неизвестного происхождения, составлявшими львиную долю его обычного рациона, но жареными отбивными из разных сортов мяса, которые запивал он сладкими лимонадами — ах, нет, не лимонадами, пивом из кубка, на котором было выгравировано его имя. Манящие запахи, клубящиеся в воздухе, возвещали о том, что собаки прекрасного пола ждут случая свести с ним знакомство, но не раньше чем он отобедает и утолит жажду. Сотням тысяч людей он внушал самое настоящее восхищение. И ошейник был у него именной…
Стоп, этого не может быть. Только не ошейник. Этак он в два счета превратится в комнатную игрушку. Никаких ошейников.
Картина мигом изменилась, и тут же ему предстало следующее видение…
…Стая выскочила из темноты, мимо пронеслись запорошенные снегом деревья; в пастях сверкали обнаженные клыки; мощные лапы легко несли вперед поджарое, сильное тело. Сидящие в санях люди изо всех сил погоняли лошадей, но они были обречены. Полозья наскочили на спрятавшийся в снегу сук, и один человек выпал из саней — он лежал на снегу, испуская страшные вопли, а волки во главе с Гасподом уже устремились к нему…
«Тоже какая-то ерунда, — нетерпеливо подумал он. — Поедание двуногих — атавизм какой-то. Да, пахнут они заманчиво, но чтобы есть их?…»
Конфликт основных инстинктов едва не закоротил его шизофренирующий собачий мозг.
Раздосадованные голоса оставили свои домогательства и переключились на Джинджер, которая механическими движениями пыталась выгребать песок из-под двери.
Одна из личных блох Гаспода пребольно укусила хозяина. Вероятно, в этот самый миг она возомнила себя самой могущественной блохой на всем белом свете. Он машинально задрал лапу, чтобы почесаться. И наваждение разом развеялось.
Он сморгнул.
— Вот проклятье! — взвыл он.
Так вот что происходит с людьми! Любопытно, а какие грезы видит эта девушка?
Шерсть на загривке Гаспода встала дыбом.
Здесь не потребовались неведомые науке, загадочные животные инстинкты. Хватило самых обычных, ежедневных инстинктов, чтобы он перепугался до смерти. По другую сторону двери притаилось нечто чудовищное.
И она пыталась выпустить это наружу.
Он обязан ее разбудить.
Укусить? Не лучший выход. Зубы у него были не в лучшей форме. Лай здесь тоже вряд ли поможет. Оставалось одно…
Песок неохотно расступился под его лапами. Вероятно, его одолевали грезы о скором превращении в гордую скалу. Чахлого вида деревца, окружавшие впадину, тешились мечтами о секвойной будущности. Даже самый воздух, обвевавший его голову, вел себя крайне странно — но вопроса, о чем именно мечтал воздух, мы касаться не станем.
Гаспод подошел к Джинджер и ткнулся носом в ее колени.
Вселенная знает немало жутких способов выведения человека из состояния сна. В их число входят: толпа незваных гостей, вваливающаяся в вашу квартиру; истошный вой пожарной сирены, осознание того, что сегодня ведь понедельник, который в пятницу вечером казался таким невероятно далеким. На этом фоне влажный собачий нос не самое страшное бедствие, однако его особая, неповторимая мокрость хорошо известна знатокам убийственных ощущений, а также владельцам собак. Любовно приложенный к вашему телу кусочек полуразмороженной печенки чем-то напомнит вам собачий нос.
Джинджер сморгнула.
Искра в глазах разом пропала. Девушка медленно опустила глаза; выражение нечеловеческого ужаса сменилось на ее лице крайним изумлением. Когда же Джинджер наконец признала таращащегося на нее Гаспода, изумление сменилось привычным, земным испугом.
— Алло, — скалясь, окликнул Гаспод.
