Терри Пратчетт - Вещие сестрички
На последнем году обучения воспитанникам Гильдии разрешалось выходить в город, — правда, и здесь существовало чудовищное количество ограничений. Откалывая убогие коленца, Шут семенил по одним и тем же улицам с волшебниками, двигающимися со степенностью праздничного кортежа; с оставшимися в живых после обучения наемными убийцами — франтоватыми, беспечными с виду юнцами, одетыми в черные шелка, под которыми таилась острая, как кинжал, душа; со жрецами, чьи вычурные мантии лишь слегка портили длинные священные резиновые фартуки, предписанные их уставом для свершения праздничных обрядов. В общем, любой гильдии, любому ремеслу был присущ собственный цеховой костюм, — именно тогда Шут понял, что церемониальное одеяние его профессии было специально разработано так, чтобы подчеркнуть полное и окончательное убожество человека, которого угораздило влезть в подобные одежды.
И все же Шут не сдавался. Ни разу в жизни он не сдался.
Впрочем, его упорство объяснялось как раз тем, что иных талантов у Шута не было и не предвиделось, а еще тем, что дед освежевал бы его живьем, посмей Шут пожаловаться на свою судьбу. До звона в ушах он декламировал канонизированные анекдоты, раньше других студентов вскакивал по утрам с постели, чтобы жонглировать до ломоты в локтях. Свой комический лексикон он расширил настолько, что понимать его могли только старейшины Гильдии. С угрюмой решимостью он совершенствовал подскоки, гримасы и ужимки. В конце концов Шут возглавил список лучших выпускников своего года и был отмечен Почетным Пузырем, который, вернувшись домой, немедленно утопил в сортире.
Маграт слушала, не перебивая.
— А как ты стала ведьмой?
— М-м-м?
— Ну ты в школу какую-нибудь ходила? Как это случилось?
— А, нет, нет… Однажды в нашу деревню забрела тетушка Вемпер. Она велела построить всех девочек, и ей сразу приглянулась я. Видишь ли, ведовство не выбирают. Это оно выбирает тебя.
— Понятно. Но когда девушка вправе назвать себя ведьмой?
— Наверное, надо, чтобы другие ведьмы признали ее таковой, — со вздохом произнесла Маграт. — Если вообще признают. Я надеялась, что меня примут после того, как я взломала дверь в темнице. Согласись, все было сделано очень изящно.
— Ей-ей, такого даже моя бабушка не умела вытворять, — не сдержавшись, по привычке ляпнул Шут.
Маграт непонимающе уставилась на него. Шут смущенно откашлялся.
— А те две другие дамы — они тоже ведьмы? — поинтересовался Шут.
— Да.
— Очень сильные натуры.
— Исключительно, — с чувством подтвердила Маграт.
— Интересно, с моим дедом они, случаем, не встречались?
Маграт уставилась в землю.
— На самом деле они очень хорошие, — сказала она. — Просто ведьмы, ну, никогда не думают об окружающих. Вернее, об окружающих они думают, просто ведьм не заботит, что люди чувствуют. Понимаешь? В общем, они никогда не думают о людях, за исключением тех случаев, когда думают о них, чего не бывает никогда. Если ты меня понимаешь…
Маграт снова потупила взор.
— Но ты, как мне кажется, совсем другая, — заметил Шут.
— Слушай, а может, ты уйдешь от этого герцога? — поддавшись внезапному порыву, жарко заговорила Маграт. — Ты не хуже меня знаешь, что это за человек. Пытает людей, сжигает целые деревни…
— Но ведь я — его Шут. А Шут обязан хранить верность своему господину. Причем до последнего вздоха. Ничего не поделаешь, такова традиция. В нашем деле все основано на традиции.
— Но ведь тебе, по-моему, не нравится твое ремесло!
— Я его ненавижу. Но одно с другим никак не связано. Если уж мне на роду написано было служить Шутом, я буду делать это на совесть.
— Это глупо, — фыркнула Маграт.
— Скорее по-шутовски.
За время разговора Шут потихоньку придвигался ближе.
— А что со мной будет, если я сейчас тебя поцелую? — предусмотрительно поинтересовался он. — Я превращусь в лягушку?
Маграт снова уставилась на свои колени. Колени заерзали, смущенные таким обильным вниманием.
По бокам Маграт возникли две незримые тени: с одной стороны появилась Гита Ягг, а с другой — матушка Ветровоск. Матушкина эманация глядела на нее крайне сурово. «Ведьма всегда должна быть хозяйкой положения», — внушала ей эманация.
«Ну, это уж как кому нравится», — заявил призрак нянюшки, сопровождая слова широкой улыбкой и призывным пожатием плеч.
— Давай проверим, — предложила Маграт.
Поцелуй, который затем последовал, стал самым долгим и страстным за всю историю любовных утех.
Время, как всегда твердила матушка Ветровоск, — весьма субъективная субстанция. Годы ученичества в стенах Гильдии обернулись для Шута вечностью, тогда как часы, проведенные вместе с Маграт, показались ему считанными минутами. Зато в небесах над Ланкром секунды, как ириски, начали растягиваться в озвученные душераздирающим воем часы.
— Лед! — вопила матушка. — Помело обледенело!
Нянюшка Ягг стойко держалась рядом, тщетно пытаясь подстроиться под дикие пируэты, которые выписывала матушка. По помелу бродили октариновые искры, норовя разрастись в настоящий пожар. Нянюшка свесилась со своей метлы и ухватила матушку за подол.
— А я ведь тебя предупреждала! — проорала она. — Так нет, сначала промокла насквозь в тумане, а потом на морозец кинулась, дура старая!
— Сию же минуту отцепись от моей юбки, Гита Ягг!
— Хватайся за меня да болтай поменьше! У тебя же пожар в хвостовой части!
Провалившись сквозь очередную тучу, ведьмы в один голос заверещали. Им навстречу незваной гостьей неслась поросшая колючим кустарником и очень твердая земля.
Однако в последний момент земля вдруг стушевалась и свернула в сторонку.
Взору нянюшки открылась огромная черная язва, на дне которой бурлила и плескалась вода. Они залетели прямиком в Ланкрское ущелье.
Помело матушки оставляло за собой настоящие клубы сизого дыма, однако ведьма упорно пыталась совладать с ним. В конце концов ей это отчасти удалось и она легла на обратный курс.
— Ты что задумала? — вскричала нянюшка.
— Я могу держаться русла реки! — рявкнула матушка Ветровоск. — Так что за меня не волнуйся.
— Живо перебирайся ко мне, слышишь?! Все уже, отлеталась…
В этот же миг за матушкиной спиной случился небольшой взрыв — прутья помела полетели в разные стороны и, пылая, исчезли в черноте ущелья. Помело зарыскало из стороны в сторону, но нянюшка успела схватить подругу буквально за секунду до того, как полетело второе крепление.
Осененное пламенем помело вырвалось из объятий старой ведьмы, совершило несколько кувырков и устремилось прямо в небеса, оставив после себя ворох искр и звук, который можно услышать, когда мокрым пальцем ведут по ободку бокала.
Нянюшка Ягг, держа на вытянутой руке матушку Ветровоск, летела в прямо противоположном направлении, то есть вниз. На секунду взоры подруг пересеклись, и обе ведьмы дружно завопили:
— У меня не хватит сил затащить тебя на помело!
— А я не могу сама забраться к тебе! Лет-то мне уже немало!
Нянюшка взвесила все «за» и «против». И разжала пальцы.
Три замужества вкупе с богатым на приключения девичеством снабдили нянюшку набедренными мускулами, способными колоть кокосовые орехи, — отдавшись на волю дисковому притяжению и крепко сжав ногами помело, нянюшка сначала кинула свое транспортное средство вниз, а потом снова вверх, описывая головокружительную петлю.
Матушка тем временем камнем летела в ущелье, одной рукой придерживая шляпу, а другой — юбки, под которые так и норовили залезть нескромные силы гравитации. Пришпорив помело так, что оно едва не треснуло, нянюшка схватила подругу за талию и, вновь набрав высоту, облегченно выдохнула.
Воцарилось долгое молчание, которое наконец прервала матушка Ветровоск:
— Не вздумай еще раз отколоть что-нибудь в этом роде, Гита Ягг.
— Обещаю.
— А теперь поворачивай. Нам еще надо на Ланкрский мост слетать.
Нянюшка послушно повернула помело, чиркнув прутьями по стенам ущелья.
— До моста лететь и лететь, — буркнула она.
— Ничего, до рассвета куча времени.
— А я говорю, не успеем.
— Гита, ведьма не знает, что такое неудача.
Они снова вырвались в чистое небо. По Краю Диска растекалась золотая полоска — полусонная заря, шаря по Плоскому миру, не торопясь сгребала остатки ночи.
— Эсме? — спустя некоторое время обратилась к подруге нянюшка.
— Да?
— Неудача — это когда тебе не везет.
На несколько секунд воцарилась неловкая пауза.
— Я говорила… как его… Фигурально, понятно? — наконец произнесла матушка.
— А… Ну. Так бы и сказала.
Световая кайма между тем становилась все плотнее и ярче. В первый раз за эту ночь червячок сомнения проник в чертоги матушкиного разума, однако, оказавшись в столь непривычной для себя обстановке, несколько растерялся.