Вадим Шефнер - Записки зубовладельца
Меж тем Леша-Трезвяк, убедившись в полной неработоспособности мотора, встал на корме во весь рост, повернувшись к нам и скрестив руки на груди, как это любил делать ныне покойный император Наполеон.
– Правильно, значит, в песне поется: лю гибнут за ме! – печально сказал пират.
– Скажите, неужели нет шансов на спасенье? – спросил Лешу Новобрачный, и все замерли в ожидании ответа.
– Возможен оверкиль, – ответил Леша загадочным голосом.
Мученики, услышав этот непонятный для широких сухопутных масс морской термин, заметно приободрились. На симпатичном лице Малютки блеснул светлый луч надежды. Но у меня в яхт-клубе был хороший приятель, и через него я теоретически знал, что означает это слово. «Оверкиль» – это когда судно перевертывается килем вверх. Однако в данных условиях я не счел нужным делиться с окружающими своими морскими познаньями.
Зная, что жить осталось считанные минуты, я решил подарить эти минуты человечеству, то есть использовать их для поэтического творчества. Вытянув из кармана блокнот и карандаш, я стал набрасывать строки моей лебединой песни. Озаглавил я ее так: «Колыбельная аварийная». Не буду приводить ее здесь, ибо если Вы, уважаемый Читатель, человек культурный, то Вы, конечно, знаете ее наизусть, как и другие мои произведения.
Когда до моста оставалось метров пятьдесят, Нездешний вдруг проявил активность. Этот скромный конский сторож быстро пробрался на корму и, вежливо отстранив Лешу-Трезвяка, склонился над мотором. Затем он вынул из кармана нечто вроде портсигара. Я подумал, что человек захотел покурить перед смертью. Но когда он раскрыл эту металлическую коробочку, никаких папирос в ней не оказалось. Там был какой-то очень сложный механизм, а на внутренней стороне крышки виднелось зеркальце.
Нездешний направил зеркальце на небо и произнес несколько слов на непонятном языке. С неба послышался негромкий приятный голос. Руки Нездешнего начали светиться розоватым огнем.
– Господь! Ты явился к нам! – воскликнула Старушка.
– Гражданка, вы ошибаетесь, – тактично сказал конский сторож. – Я никакой не господь, а я просто скромный гость с Аллиолары, седьмой планеты в Загалактическом созвездии Амплитуда.
С запада подул сильный, но нерезкий ветер и начал нас отжимать от моста. Нездешний неторопливо провел светящейся ладонью по поверхности бензобака – и металл на пробитом месте сразу сплавился и сросся, будто там и не было никакой пробоины. Затем он отвинтил пробку бака, сложил ладони лодочкой и стал черпать воду из лодки и вливать ее в бак.
– Можете запускать мотор! – скомандовал он Леше-Трезвяку.
Тот недоверчиво завел двигатель. Послышались выхлопы, запахло бензиновым дымом. «Надежда» рванулась вперед.
– Итак, мы спасены! – подытожил Сверхмученик. – Спасибо вам, товарищ Пришелец! Скажите, как вас звать?
– Мой земной псевдоним – Афанасий Петрович, – ответил Нездешний и возложил руки на воду, скопившуюся в лодке. В лодке стало сухо. Ладони нашего спасителя перестали светиться, он сел на мое место и схватился за щеку.
После пережитого волнения зубная боль завладела всеми с новой силой. Воцарилось молчание, прерываемое охами и стонами. Бодр был только Леша-Трезвяк. В нем происходила бурная переоценка ценностей. Вынув из кармана деньги, собранные с нас, он всыпал их в кепку цвета восходящего солнца и пустил ее по кругу, чтоб каждый взял свои монеты обратно.
Тут я спросил у Нездешнего, почему это он, обладая такой властью над стихиями, в то же время мается зубами и ищет помощи у земных врачей?
– Направляясь на Землю, я дал на Аллиоларе подписку ничем не отличаться от землян, – ответил Афанасий Петрович. – Правда, только что я вынужден был для вашего и своего спасения прибегнуть к неземной технике, но предварительно я связался с Аллиоларой и испросил на это разрешение. Оно было дано, ибо там выяснили, что спасение данной группы людей не внесет существенных перемен в историю Земли.
Я хотел сказать ему, что он ошибается: ведь из того факта, что я спасен, вытекал тот исторический факт, что я еще одарю Землю своим творчеством. Но застенчивость помешала мне высказать это вслух.
– Еще вопросы имеются? – молвил Афанасий Петрович.
– Скажите, сколько у вас там стоит кубометр березовых дров? – послышался мелодичный голос Малютки.
– Дровами мы давно не пользуемся, – мягко ответил Нездешний.
– А есть у вам там ужа преступле? – поинтересовался Леша-Трезвяк.
– Увы, случаются. Года шестьдесят четыре тому назад вся Аллиолара была потрясена ужасным преступлением. Один муж бросил в свою жену куском туалетного мыла. Правда, не попал. Но ужасен сам факт. Наши газеты много писали об этом.
– Сколько мерзавцу за это дали? – спросила Старушка.
– Он был оправдан. Выяснилось, что у него болел зуб и жена начала давать ему зубоврачебные советы. Она успела дать около шестнадцати советов.
– А какая система счета у вас? – задал вопрос Новобрачный.
– На Аллиоларе, как и на прочих высокоцивилизованных планетах, принята единая тридцатидвоичная счетная система. Основой ее послужили зубы. Суть в том, что у всех разумных существ на всех планетах всегда по тридцать два зуба. Все мы – братья по разуму и по зубам!
5. Счастливые итоги
Вскоре «Надежда», целиком оправдав свое наименование, причалила к гранитному спуску возле Летнего сада, и десант зубных страдальцев без потерь в личном составе высадился на твердую землю. Леша-Трезвяк помог Счастливцу выгрузить вещички и по просьбе последнего, используя имевшиеся веревки, привязал к его спине все покупки надежными морскими узлами. Для этого Счастливец встал на четвереньки. Дальнейший путь он совершал именно в таком положении.
Леша отчалил, крикнув на пиратском жаргоне последнее приветствие, и мы направились к цели, соблюдая прежний походный ордер. Впереди посреди мостовой, держась за обе щеки, шагал Сверхмученик, за ним – все остальные. Шествие замыкал Счастливец на своих четырех. Он ступал тяжело, как боевой слон. Набор сковородок, привязанных к голове, громыхал устрашающе. Прохожие, рискуя опоздать на работу, останавливались и долго смотрели вслед нашему подразделению. Верующие крестились.
И вот наконец желанная зубная поликлиника!..
Братство зубных мучеников распалось. Из зубной лечебницы все уходили поодиночке, уже чужие друг другу. И только мы с Малюткой вышли вдвоем. Чтобы подождать, когда окажет действие лекарство, положенное в наши зубы, мы сели на скамью в сквере.
Боль шла на убыль. На душе становилось все радостнее и светлее, и только одно огорчало меня: близился миг расставания с Малюткой. Чтобы продлить общение с симпатичной девушкой, я стал читать ей свои стихи. Малютка слушала как вкопанная. Затем спросила, нет ли у меня чего-нибудь о дровах. Я признался, что про дрова мною пока что ничего не создано. Но под ее вдохновляющим влиянием я со временем, несомненно, дорвусь и до этой темы – если, конечно, наше знакомство продолжится. Затем, преодолев застенчивость, я заявил Малютке, что мне хотелось бы с ней никогда не расставаться и что я готов оформить свои чувства через загс.
Малютка погрузилась в глубокое молчание. Судьба моя висела на волоске… Потом она прошептала:
– Любовь побеждает!.. Я, кажется, согласна… Ты рад?
– Еще бы не рад! – воскликнул я. – Этот день плотно войдет в мои стихи и через них – в мировую поэзию.
– Но брак – дело серьезное, – зардевшись, молвила Малютка. – Поэтому я хочу задать тебе один интимный вопрос… Ты умеешь носить дрова?
– В каком это смысле? – со смущением спросил я.
– В самом прямом, – обиженно сказала Малютка. – И, поскольку ты теперь мой жених, а я твоя невеста, я должна открыть тебе одну тайну: я живу на седьмом этаже. Лифта нет.
– Дорогая, я согласился бы носить тебе дрова, если б ты даже жила на верхушке Адмиралтейского шпиля! – прошептал я.
Через месяц мы сочетались законным браком.
В день свадьбы в печати появилась «Колыбельная аварийная», положившая начало моей общеизвестности. Вскоре была опубликована поэма «Дрова и судьбы», принесшая мне славу во всемирном, а быть может, и в космическом масштабе (ибо я уверен, что Афанасий Петрович прочел эту замечательную вещь в журнале, восхитился ею, перевел на аллиоларский язык и транслировал в Космос).
С Малюткой мы живем душа в душу. Со дня нашего бракосочетания миновало уже 32 года и 8 лет, но за это время я не метнул в нее ни одного куска туалетного мыла.
Так, благодаря зубам, ко мне пришли личное счастье и творческий расцвет, чего желаю и всему остальному человечеству!
…Но для глубоко мыслящего человека нет полного счастья. Сознание, что я до сих пор не преодолел своей природной скромности, угнетает меня. И до сих пор, как в дни своей молодости, ежедневно перед сном я штудирую старенькую, потрепанную брошюру – «Как избавиться от застенчивости».
