Сергей Мусаниф - Первое правило стрелка
— В этом и проблема? — поинтересовался Джек. — Ты позволил себе лишнее в чьем-нибудь гареме?
— О нет. Я соблюдал целомудрие, ибо все мои мысли были только о спасении дочери. Проблемы начались гораздо позже. Когда мне были рассказаны все заслуживающие внимания истории, я, всего лишь скромный сын пустыни, выяснил, что начал их забывать. События смешались в моей голове, сюжеты сплелись в единый клубок, я начал путать имена героев, царей и богов…
— Тяжело, — сказал Джек. — Тебе ведь это все еще и ребенку рассказывать.
— Вот именно, — сказал Джавдет. — И чтобы привести свою голову в порядок и получить хоть небольшое представление о том, что ожидает мою дочь, я начал рассказывать эти истории.
— И тут же выяснил, что твой язык является твоим злейшим врагом?
— Ну да, — вздохнул Джавдет. — В моей голове творилась такая мешанина, что мне стоило большого труда не потерять нить повествования, и все мое внимание было сосредоточено только на этом. Следя за построением сюжета, я совершенно не обращал внимания, кому и что я рассказываю.
Джек улыбнулся.
— Я не принял во внимание различие во взглядах разных людей на одни и те же вещи и события. Бедуины не должны слышать, что о них рассказывают караванщики. Купцам совсем незачем знать, что думают о них жители оазисов. Падишах не сможет спать спокойно и никогда не зайдет в свой собственный гарем, если услышит хотя бы одну историю из тех, что рассказывают его наложницы. Гнев слушателей обратился против меня. Выяснилось, что за полгода я успел оскорбить практически всех.
— Удивляюсь, как тебе удалось остаться в живых до сих пор, — сказал Джек.
— Очень просто, — сказал Джавдет. — Если бы я оскорбил одного или двух человек, то кости мои уже обгладывали бы стервятники. Но у меня теперь слишком много врагов, и каждый жаждет расправиться со мной лично. Однако ввиду именно большого их количества они никак не могут это сделать. Потому что никак не могут договориться между собой. Если падишах обещает заживо содрать с меня кожу, то эмир не может посадить меня на кол, не проявив этим неуважения к мнению падишаха. Староста оазиса не прикажет забить меня камнями, потому что я — личный враг эмира и эмир будет недоволен таким исходом. Караванщик не решится скормить меня псам, потому что это обидит бедуинов, обещавших растоптать меня верблюдами. В итоге все они ходят вокруг и просят друг друга меня не трогать, а я до сих пор обретаюсь в мире живых.
— Должно быть, сложившаяся ситуация жутко мешает твоей семейной жизни, — сказал Джек. — Я имею в виду, вряд ли твоя жена в восторге от внимания, привлеченного к твоей персоне.
— Я не женат, — ответил Джавдет.
Они шли по пустыне. Солнце в очередной раз перестало быть белым и клонилось к закату. Джек подумывал, не устроить ли привал пораньше, потому что его спутник слишком слаб. Вторым вариантом было предоставить сына пустыни заботам его матери и продолжить путь в одиночку.
— Расскажи какую-нибудь историю для моей дочки, — попросил Джавдет.
— В другой раз, — сказал Джек.
— Я думал, ты должен знать много разных историй.
— В них нет ничего интересного, — сказал Джек. — Я — стрелок, и все мои истории заканчиваются одинаково.
— Выстрелами?
— Гробами.
— Может быть, тогда ты хочешь послушать какую-нибудь мою историю?
— Не хочу.
— Тебе никогда не бывает скучно?
— Нет.
— А мне бывает. Давай просто поговорим о чем-нибудь.
— Давай, — сказал Джек. — Что ты думаешь о дверях?
— Дверь — это символ, — сказал Джавдет. — Дверь — это начало всех начал и в то же время это конец всего сущего. Открытая дверь символизирует жизнь, закрытая дверь символизирует смерть. Дверной звонок — это тревожный набат. Дверь — это вход и выход, единство и борьба противоположностей, дуалистический символ конвергентных преобразований…
— А что ты думаешь о дверях, которые стоят на гребне бархана?
— Двери в песке? Это какая-то аллюзия?
— Посмотри прямо перед собой.
Перед путниками стояла дверь.
Самая обычная деревянная дверь в деревянном коробе. Дверь была обита дерматином, глазок и звонок отсутствовали, однако имела место дверная ручка.
Дверь не отбрасывала тени.
— Мираж, — уверенно сказал Джавдет.
— Это на закате-то? — усомнился Джек.
Он зачерпнул горсть песка и швырнул в дверь. Песок не пролетел сквозь дерево и дерматин, путники услышали легкий шелест, с которым песок соскальзывал по обивке, возвращаясь к телу пустыни. Джек обошел дверь сбоку. Она исчезла.
Стоило Джеку вернуться, как она снова появилась. Джек повторил попытку и убедился, что дверь видима только с лицевой стороны. Профили и тыл двери не просматривались. Либо дверь существовала только в двух измерениях, либо остальные ее части находились где-то еще.
— Нет, это не мираж, — сказал Джавдет. — Это магия.
— Я тоже так думаю, — сказал Джек. — И в связи с этим возникает естественный вопрос. Дверь появилась здесь случайно или кто-то оставил ее тут специально для нас? Или для одного из нас?
— Это вопрос, на который я не могу дать ответа, — сказал Джавдет. — Есть только один способ выяснить.
— Войти в нее? — уточнил Джек. — Я не уверен, что это разумно. Мы ведь не знаем, что находится с той стороны.
— Узнать это тоже можно только одним способом.
В дверь постучали. Стук доносился с невидимой стороны.
Прежде чем Джек успел что-то предпринять, Джавдет схватился за дверную ручку и потянул ее на себя.
Дверь открылась. В лицо путникам повеяло прохладой и свежестью, какой не могло быть в пустыне. Воздух был влажным, и к нему примешивался дым от ароматизированных факелов.
— Проходите, — раздался голос с той стороны. Джавдет сделал шаг через порог и исчез.
— Вы тоже.
Джек пожал плечами. Говоря по правде, ему уже осточертела пустыня, верблюды, бедуины и вараны. С той стороны двери пустыни вроде бы не было…
Джек еще раз пожал плечами и шагнул.
На всякий случай его рука лежала на рукояти револьвера.
Часть первая
Стрелок, меч и дракон
Глава 1
Для того чтобы стать настоящим волшебником, мало носить очки и иметь молниеобразный шрам на лбу. Надо еще обзавестись дипломом соответствующего учебного заведения.
Гарри ПоттерГарри был потомственным волшебником.
Никто не знает почему, но имя «Гарри» было модным в волшебной среде. А поскольку оно было модным уже на протяжении нескольких веков, то к моменту рождения Гарри успело стать традицией. Отца Гарри тоже звали Гарри, так же, как и деда, и прадеда. Это могло бы вызвать некоторую путаницу, если бы волшебники не были мудрым народом и не ввели в обиход цифровые обозначения. Гарри в своей династии довелось быть Тринадцатым.
К слову, число тринадцать у волшебников считается счастливым в отличие от следующего прямо за ним числа четырнадцать. Так что если у Гарри родится сын и он решит назвать сына «Гарри», тому доведется быть Тринадцатым с Половиной.
Или Без Четверти Пятнадцатым.
Поскольку папа и мама Гарри были волшебниками, вопрос выбора профессии перед их отпрыском никогда не стоял. В три года он поступил в специализированный детский сад, оттуда плавно перешел в специализированную школу, откуда попал в не менее специализированный колледж, который и закончил в прошлом году.
Защитив диплом, Гарри получил на руки удостоверение волшебника (небольшая красная книжечка с вклеенным портретом), древний волшебный посох (эдакая деревянная дубина выше его ростом и с тяжеленным металлическим набалдашником в виде головы дракона) и право на постройку собственной башни.
Строительство было в полном разгаре.
Гарри пожадничал (сам он говорил, что не собирается следовать принятым в архитектуре шаблонам) и теперь об этом жалел. Надо было пригласить на работу профессиональных строителей — гномов, которые хоть и драли втридорога, но дело свое знали. Гарри же за треть цены нанял бригаду приехавших калымить орков-гастарбайтеров, которые в строительстве смыслили примерно столько же, сколько в молекулярной физике.
За полгода они построили ему два этажа из запроектированных двадцати восьми. И жить можно было только на первом, там же пришлось разместить и алхимическую лабораторию. Места Гарри не хватало катастрофически, и он привык спать на столе для опытов, среди колб и реторт.
Спал он обычно днем, но не потому, что был некромантом и тьма была необходима для его опытов.
Просто работать днем было совершенно невозможно. Второй этаж использовался как стройплощадка, сверху то и дело доносились крики орков, что-то бухало, падало, шипело и крякало. Ставить тончайшие опыты в таком бедламе? Извините, на то есть ночь. А измученному за ночь организму не может помешать спать никакой дневной шум.
