Пламен Митрев - Веслом по фьорду!
— Теперь да, — не глядя на африканца, ответил барон.
— Всё будет отлично, мой господин, — поспешил заступиться Стилет, — к вам приставят двух мальчиков-дежурных. Они будут смотреть за вами, отгонять кусачих комаров, озабоченных обезьян и собак, метящих свою территорию[67]. Потом мальчиков сменят девочки. Эти просто станцуют и споют, если вы заскучаете. Утром, как встанет солнце, вас развяжут. На самом деле потерпеть полночи — не так уж и много…
— На морозе оно было бы хуже, — деловито заметил северянин. — Куда как рискованнее в смысле продолжения рода. Ну а мы пойдём, надо выспаться перед битвой…
— Идите… в задницу, — сквозь зубы напутствовал их барон и закрыл глаза.
* * *
Через какую-то пару часов венецианец проснулся. Во-первых, потому что замёрз, во-вторых, захотел по-маленькому и, в-третьих, услышал странный плеск в океане. Луна исправно освещала довольно большой кусок неба, часть суши и водной поверхности. Оба мальчика-туземца, призванные охранять его от комаров, тупо смотрели на отражение звёзд….
— Как сказать-то? Эй! Ау! Дети, мать вашу… Всё равно не развяжут. Вот проблема ещё! — Господин Витторио прибегнул к самовнушению — закрыл глаза и раз двадцать произнёс «мне хорошо, тепло, и я засыпаю».
Бесполезно. Не сработало, потому что враньё.
Тогда он попытался думать о приятном. Например, как вручит прелестной Глее волосатый кокосовый орех и та от восторга потребует близости. Какое-то время помогало и даже возбуждало, но сон-то пропал окончательно!
Затем по очереди шевелил пальцами на ногах и руках, тоже быстро надоело.
Открыл глаза. Закрыл глаза. Открыл. Закрыл. Неприкрытый дебилизм, и только…
Юные стражи с неослабеваемым интересом заторможено взирали на океан.
Барон попытался вывернуть голову, чтобы тоже посмотреть, но не получилось. В деревне тлели костры, людей нигде видно не было.
— Что там? — не утерпел и спросил по-итальянски.
Ребятишки молчали. Только один взглянул на Витторио и приложил палец к губам: тише, мол.
— Эй, Стилет! Плам! Кто-нибудь! — в голос заорал дель Сико. — Все сюда! Здесь что-то происходит!
На крик из хижины выглянули измятые, опухшие лица, но знакомых среди них не оказалось — все чёрные.
— Лей-те-нант! Вставайте! Вставайте же!
Мальчики что-то разглядели. Худые плечики вздрогнули, один снова глянул на барона, другой помчался к своим.
— Эй, сорванец! — Перепуганный дель Сико обратился к тому, что остался. — А ну быстро развяжи дядю! Слышишь, развяжи, дяде совсем не нравится здесь торчать. Давай покажи дяде, как ты умеешь управляться с узлами, ну?!
Юный туземец вяло покачал головой и тоже удрал. Шум со стороны океана приближался.
— Стиле-э-эт! Где вы все, негодяи?!! Что происходит??? Развяжите меня!!!
И вдруг он понял, что из воды кто-то или что-то выходит. Страх и любопытство мигом заткнули венецианскую глотку. Мимо неспешно проходили человеческие фигуры. Мокрые, неуклюжие, молчаливые, они шли одной, но рассредоточенной группой к деревне. Витторио начал узнавать гребцов и матросов с «Бёдер Беатриче». Похоже, все они сейчас были здесь.
Барон вертел головой, и тут накатило второе открытие — у людей были закрыты глаза. У тех, кого удалось разглядеть, были полностью опущены веки. Группа двигалась вслепую, ни на что не наталкиваясь, словно под групповым гипнозом. Значит, вся эта история о зове — правда! Но почему тогда его никуда не тянет, если не считать позывов мочевого пузыря?
Группа прошла через деревню и растворилась в непроглядном пятне джунглей.
Совсем скоро со стороны воды опять послышался тот же звук.
«Плывут, — отметил про себя барон, — кто-то плывёт вслед за моими. Но кто?»
И снова мимо прошли люди. Этих он видел впервые — явные голодранцы. Мокрые длиннющие волосы липли к телам будто тина со всех сторон. Босые, в лохмотьях, словно и не люди совсем, а болотные утопленники.
Никто не заинтересовался человеком, привязанным к пальме. Туземцы-старики молча расступались перед шествием. Вторая группа повторила маршрут первой и так же молча растворилась во тьме…
Барона трясло. Терпеть не было сил. По крайней мере, с одной проблемой он всё ещё в состоянии справиться. Хотя позору наутро-о…
А, плевать! Ноги согрелись, и стало легче. Вернулась способность логически мыслить. Когда прибыла третья группа, Витторио уже перестал удивляться. Эти выглядели гораздо приличнее — ганзейские купцы и матросы. Значит, зов вулкана действует и за пределами суши. И кроме того, рядом проходило как минимум одно судно, а может, даже и два… Был бы шанс выяснить их координаты, пока они стоят пустые, без команды, да хорошенько пошарить в трюмах, но чёртовы вулканы… Если бы не вулканы…
Стоп! Сейчас ведь важно совсем другое.
Барон набрал полную грудь воздуха и поморгал.
Важно другое!
Если отбросить тот факт, что он крепко привязан к пальме, но при этом подходит по возрасту и находится в зоне действия вулканических волн, сам собой набивается вопрос: почему его никуда не тянет? Каким образом ему удаётся сохранить способность мыслить самостоятельно?
Сон?!
Да, пожалуй.
Его оставил сон.
В то самое время, когда это началось, он проснулся. А они все — нет! Зов прихватил их беспомощными и невинными, во сне, с любимыми зайчиками и мишками, на подушках, в кроватках, под одеялом, с клеёнками…
Итак, что же из этого следует?
Пожалуй, только две вещи: зная заранее эту закономерность, можно было бы предотвратить гибель команды. С вулканов за месяц не вернулся ни один островитянин. Вот канальи! А с другой стороны, есть надежда, что на кораблях или хотя бы на одном из кораблей есть люди, подверженные бессоннице, или дежурные.
Бессонница. Капитан Будулай вечно жаловался на бессонницу, да он к тому же и стар. Он мог избежать чар зова и сейчас прийти на помощь. Только бы до ораться до него на галере…
— Эй! Посмотрите на небо, чёрные олухи! — крикнул барон. — Солнце скоро встанет, и мне давно не до сна. Хватит, наигрались! Я требую свободы.
Однако осторожные старики продержали Витторио на привязи ещё добрых два часа[68].
* * * Гимн социума свистящих сосен Исполняется наркозависимыми под «Траву у дома».
Инграмма — видишь? Мать её… Инграмма — видишь?
Мать её…
Инграмма — видишь? Мать её велит
Поймать руками, взять её, поймать руками, взять её
И за борт — пусть у рыб башка болит.
А сосны тем не менее, а сосны тем не менее
Чем ближе, тем их свист слышнее нам,
Великое учение, великое учение
Плывёт по океанам и морям.
Услышат свист далёкие широты,
Монахи, капитаны, рыбаки,
Дельфины, и киты, и кашалоты —
Близки они иль очень далеки…
А мы едины с космосом и никуда не просимся,
Спокойно на галере мы сидим,
Нам есть и пить не нужно, гребём легко и дружно
И «нет!» метеоризму говорим.
Высокий разум главный здесь, он самый-самый
славный здесь,
Его необходимо уважать.
Все выполнить задания, оставить пререкания.
Он страшен, ведь за ним — Епона-мать!
Услышат свист далёкие широты,
Монахи, капитаны, рыбаки,
Дельфины, и киты, и кашалоты —
Близки они иль очень далеки…
— Разум Хныч, ты что-нибудь понял?
— Нет, разум Евстихий.
Галера свистящих сосен была пуста, если не считать этих двух, чьё поведение в последнее время заметно нервировало высокий разум. Они всячески проявляли собственные интересы и потребности, что противоречило концепции полного единения с космосом.
— Знаешь, — Евстихий потёр переносицу, — на их месте должны были оказаться мы.
— Согласен, но, как видишь, даже главный не утерпел и прыгнул за борт чуть ли не первым.
— Что же получается: у нас украли идею? Мы хотели избавиться от их общества, а выходит, социум избавился от нас?
— Социум поплыл по бабам, — объяснил Хныч, деликатно улыбнувшись, — неужели надо объяснять столь элементарные вещи?
Евстихий пожал плечами и опустился на банку.
— Ты видел, как это случилось, — сказал он, — никто и слова не проронил.
— Мысли передаются на расстоянии, — недовольно возразил Хныч.
— На расстоянии двух кораблей? Колонию тоже покинули, мы оба это видели.
— Ну и что…
— Их позвала сама Епона-мать, — упрямо подвёл итог Евстихий, — а нас не позвала. Хныч, проснись! Зуб даю, это высокий нажаловался, и мать отвернулась. Там, — он показал на остров, — каждый получит счастье, а мы… мы с тобой продолжим скитания.
